Дело о клетчатой сумке - Мария Бершадская

А Мишка и Соня их быстро запомнили.

Так что припев мы пели все вместе. Правда, у каждого получалось по-своему.

Сосед дядя Витя нас ждал. Он поджарил картошку, достал банку солёных (не алюминиевых) огурцов из холодного погреба. Собака послушно пошла с нами в дом. Тихо легла у дивана, положила голову на лапы, закрыла глаза. На большущий кусок розового сала, которым поделился с ней дядя Витя, она не обратила внимания.

Скоро мы с Мишкой совсем разомлели от жаркой печки и вкусной еды.

Соня уснула в кресле, а мы набросили куртки и вышли во двор.

Серое небо лежало на ветках деревьев, тяжёлое, как одеяло. Наверное, в нём были дырки, потому что из них сыпался редкий, какой-то медленный снег.

Мы вскарабкались на сложенные у дома дрова.

Мишка запрокинул голову и ловил языком снежинки. А я смотрела в окно. Там, за стеклом, всё было видно как в телевизоре – только экран давно стоило протереть.

Вот дядя Витя зажёг лампочку над столом. Мама протянула руку и взяла пряник с тарелки. У Сони с ноги свалился огромный клетчатый тапок.

И тут я почувствовала чей-то внимательный взгляд. Рита наблюдала за мной – как будто волновалась, что я могу грохнуться с этой поленницы. Вот она поднялась, осторожно понюхала кусок сала…

– Мишка, смотри! Она ест!!!

Проглотив последний кусок, Рита подошла к окну и поставила лапы на подоконник.

И вдруг я увидела, что глаза у неё совсем не серые. Они голубые – как стеклянные мамины бусы. Как обложка на моей новой тетрадке. Как море, которое я видела только на фотографиях.

Рита наклонила голову и сказала – так громко, что все в комнате оглянулись:

– Гав!

А потом снова, ещё звонче:

– Гав! Гав!

Я знала, что она говорит это именно мне. И теперь всё будет хорошо.

А значит, дело о клетчатой сумке можно считать закрытым.