Ветхий Замес - Виктор Бахтин

Волобуев нервно доосушил Дюара и, хряпнув от досады невинный сосуд об угол, решил: никаких имен, никаких открытий, пусть кто-нибудь другой, Даун какой-нибудь, открывает и называется. Вот он, Волобуев, потом над ним посмеется… Хе-хе.

– Бледный взор эскулапа внезапно стал исполняться суровой решимости. Наконец он резко подошёл к холодильнику и медленно, но верно повернул пипку на режим безотчётного деструктурирования.

Небосмотр

Явлению Волобуева Адам не удивился, поскольку оно ожидалось через информированные источники. Материализовавшийся противно потер сухонькие ручки и промурлыкал:

– Ну те-с, как мы себя чувствуем?

Адам машинально оглянулся, гадая, кого тот ещё имеет в виду? Не найдя, он про себя окрестил Волобуева «Дохтуром».

– Так-так… Ну ка-с посмотрим… – руки дохтура профессионально засуетились. – Угу… Угу… Вот и метка моя…

«Какой же это осмотр? Это ощуп сплошной. Может, он и не дохтур вообще, а Щупач поганый?..»

– Ой!.. Полегче ты!.. Убери иголку! Я сказал, убери иглу!

– Всё, всё, всё, дражайший.

– Ну что насмотрел?

– Хорошо насмотрел! Замечательно насмотрел! – Дохтур снова потер ручонки. – В общем, так. Будем оперировать. Я сомневаюсь, что вам ранее доводилось принимать участие в процедурах. Ну да это ерунда! Вы ничего-ничегошеньки и не почувствуете. ГаллоЕдемская Всеобщая Анастезия туда не достаёт. Но у нас своей, хоть заколись. А оборудование – закачаешься, а холодильники – окочу… и ничуточки-ничуточки… Мне много не надо, чуточку-ничуточку… Хе-хе. Откуда взять – по сути медицинского значения не имеет. Но поскольку созидаем женщину… Хе-хе, я думаю, лучше из-под седьмого ребра, к сердцу, так сказать, поближе-с. Наш лоофобный хемосорбтор… Да, что я вам голову забиваю, она и так, наверное, изрядно забита… Кстати, откуда этот шрам на макушке?

– Да это пещерный лев. Я ему ка-ак…

– Понятно. Опустим подробности. В общем, так: с вечера Трын-траву не есть и клизмочку… Живой водичкой… Угу? Если сами не справитесь, попросите любого дежурного аплодитора, они обучены-с… А завтра в семь сорок будьте готовы…

– Всегда готов! – отчеканил Адам, вместо сухонькой ручки пожав уже пустоту.

Так и отвёл руку свою ко лбу, почесал его и подумал: «Завтра, завтра, не сегодня… Эх, скорей бы утро…»

Наутро, в точно назначенное время, два дюжих аплодитора (те же, что когда-то пленили Бу-Бу) изящно спланировали в ГаллоЕдемский сад по обе стороны от искрящегося гейзера и встали, скрестив руки на груди.

– Собирайся! – процедил один и сплюнул.

«Ух ты! – оживился Адам. – Впервой придурком не обложили! Значит, прав был Сатанеев, что я – важная персона. Нужен я им, вот что!»

– А чё мне собираться? Голому одеться… Не, чуваки! Я в натуре. Это вы не ясно, зачем хламиды таскаете. Тяжко небось? А?.. слабо в натуре-то? А?

– Разговорчики! – сплюнул второй. – Униформа у нас. Так положено.

– Ага… Навешано!.. В общем, так, кореша. Лечу с условием. Чтоб вы не сзади как конвой, а спереди, как эскорт. Поняли?

– А ты нас на понял не бери. Лететь будешь, как в прошлый раз – посередь. Шаг вперёд, шаг назад – амба! Провалился. А нам за тебя, придурка, отвечать.

– Голуби, ну зачем придурка-то?

– Замётано, летим…

Хоть и твердил Дохтур своё «ничегошеньки», в душе Адама лёгкий мандраж сочетался с настроением «званого гостя», которое по прибытии как-то остыло, а мандраж, напротив, усилился.

Никто у входа в Октаэдр не встречал, а дальше и вовсе уж было невежливо. Конвоиры сгинули. И, скажите, как бы вы себя чувствовали, идя по коридору, который существует только на два шага вперед и также исчезает позади? Никакой видимой перспективы!

Наконец чёртов коридор кончился, и Адам обнаружил себя в центре освещённого круга, где стояло нечто, вроде поставленной на попа прозрачной домовины, вокруг которой суетился Волобуев.

– Здорово, Дох!

– А? Это вы меня так? Здра-ав-ствуй-те, – пропел Дохтур, прилаживая к домовине какие-то ленточки. – Прум-бурум-бурум… м… Готово! Сюда, сюда пожалуйте, в эту уютную кабиночку… так-с…

Тут Волобуев поощрительно поддал замешкавшемуся пациенту под зад и артистическим жестом захлопнул дверцу.

«Вот тебе и здрасьте!» – Адам не ожидал такого коварства. Звуки сюда почти не долетали, зато видимость была отличная. Судя по губам, Дохтур сказал: «Разрешите приступить?» И, как отдаленный гром, послышалось: «Благословляю».

Слоистый туман розового цвета пополз откуда-то снизу, заполняя домовину. Он был бесплотен, тем не менее всё равно казалось, что щекотно… Когда слои перевалили за ключицы, Адам заволновался:

– Так говорили ж, с ребра! Мы так не догова… а… а… о… до… дохтур… А что ты здесь делаешь?

– Постоперационный осмотр, – довольно отчитался Волобуев и опять пощупал лоб лежащего. – Всё в порядке, дражайший, можете встать.

Такое было ощущение, что туман ещё слегка оставался в голове. Адам придирчиво оглядел бока, пошарил подмышками…

– А где следы изъятия-то?

– Шутить изволите-с? Какие у нас рубцы?.. Мы следов не оставляем… Кстати… Мда! Иногда оставляем для дела. Поворотитесь-ка, дайте я крестик сотру.

И он мазнул ваткой по адамовой ягодице. На ватке и впрямь отпечатался светящийся крестик. Предупреждая вопрос, пояснил:

– Это я на вас крест поставил за день до того, как вам появиться в Галло-Едеме. Выбрал вас из кучи дрыхнувших троглодитов и пометил для аплодиторов.

«Так вот кому я обязан всей этой чехардой! Ну, док, припомню я тебе…» – процедил Адам. В голове обреталась былая ясность.

– Ну вот, теперь и креста нет. Оставили бы хоть шрамчик. На память. Жене показывать, да напоминать ей о её месте.

– Обойдётесь, милейший. Впрочем, могу вон аплодитора попросить. Он вам фингал поставит, они обучены…

От фингала Адам почему-то отказался. А Дохтур нравился ему всё меньше и меньше.

– Дерьмово у вас тут. Я думал: Отче повидаю, Сатанеева, пожрать дадут, поднесут чего… На кой ляд весь этот цирк?

– Вижу, вы по дому соскучились, – Волобуев щелкнул пальцами, подзывая крылатых санитаров. – Будьте здоровы, не кашляйте…

В Трансформаторной стоял мерцающий полумрак и слабый гул пчелиного улья. Сканеры сделали свою светлую работу, и Создатель лениво переводил взгляд с одного галлоэкрана на другой, где две трёхмерные фигуры, ставшие до неприятного прозрачными, вращались в пульсирующих лучах. Искупилов рассматривал свои голубые ногти и о чём-то думал. Сатанеев дрожал коленкой и что-то соображал. Создатель всеведающе понимал эмоции своих «Правой» и «Левой» рук и думал, что лучше стоять на двух ногах (руках), чем на одной. С этой мыслью Он и очнулся к бытию.

– Подзащитные на месте?

– А куда им деться, Отче?

– Яблоня?

– В ажуре, Господи.

– Ну что ж, тогда с Богом!

– Поехали! – задорно поддержал Искупилов, трахнув по красной пипке.

Ничего не сказал Сатанеев, но коленка напряженно затихла.

Процесс пошел.

Ах, как бы порадовался один австрийский психоаналитик из далёкого адамова потомства воочию узреть, как буйная любострастная энергия его праотца (на мониторе означенная белыми точками с хвостиками) враз переориентировалась и быстро потекла в другие области туловища тела его могучего организма, завоёвывая всё новые и новые рубежи и концентрируясь в голове и глотке. Он весь как-то выпрямился и, в то же время огруз, сразу став похожим на Начальника.

С женщиной было иначе. Её парные органы медленно растворились, в голову прийти было нечему, и вся она стала как – бы нейтральной, как режим Stand by.

– Отлично, – хлопнул в ладоши Создатель, и все присутствующие стали приветствовать Его долгими продолжительными аплодисментами.

Отщипенка

То, что в торжественной обстановке успешно завершилось в Трансформаторной, было просто галлограммной демонстрацией для посвящённых. Реальное же Таинство перераспределения структурных ресурсов происходило в бездыханных телах Мужчины и Женщины, лежащих валетом на центральной лужайке Галло-Едема прямо под вновь посаженной Яблоней.

Странная это была Яблоня. Все прочие деревья цвели (не по сезону, а по расписанию), а это было обвешано плодами, причём ни одного червивого, что свидетельствовало о полной их несъедобности.

Этим утром одна сумасшедшая кукушка свила на новом дереве гнездо. Нормальные птицы при переселении в ГаллоЕдем лишались инстинкта гнездостроительства. Исключением была кукушка. Широко известно, что в Природе эти птицы гнёзд не вьют, а коварно кладут яйца в чужие. Забавным оказалось то, что при нейтрализации инстинктов в кукушке произошёл зеркальный переворот. Она стала единственной в Саду птицей, которая строила гнезда как сумасшедшая, и бескорыстно и безрезультатно предлагала их другим птицам. Чудны дела Твои, Господи!

Итак, тем утром та чокнутая кукушка свила на той Яблоне гнездо, но в полдень бросила его, потому как в один момент все листья вздрогнули и приподнялись.