Ветхий Замес - Виктор Бахтин

Создатель появился как всегда внезапно, в своём привычном светлом хитоне неопределённого цвета и с дыркой. Экземпляр, совсем от этого обалдевший, затрепетал на своих враз ослабевших ногах, прислонился к стенке и безвольно пёрнул.

Савваоф, поморщившись, приступил к собеседованию:

– Эй, патлатый… слушай сюда! Не надо приседать, просто слушай. А… да ты же языком не владеешь… Искупилов, будьте любезны врубить латинский… Благодарю… Ну как? Теперь понимаешь?

– Да! – рявкнул дикарь и от неожиданности заткнул себе рот кулаком.

– Ладно, можешь не отвечать. Говорить буду Я.

Тут Создатель замялся, глянул куда-то вверх и вежливо изрек:

– Искупилов, голубчик, Я полагаю, что для диалога стоило бы повысить уровень использования его мозга до десяти процентов.

– Исполнено, Отче.

– Так-с… Ну, начнём с того, что отныне ты не троглодит, а разумный чиповек и Я даю тебе имя Адам. Понял?

– Угу.

– Вот и хорошо, повтори-ка свое имя.

– Агдам…

– Ну, для первого раза неплохо. Ничего, обвыкнешься. А пока же внимай. М… м… м… В сущности, ты скотина. Но нам подходишь. Поэтому Я сделаю из тебя Начальника. Жить будешь тут, служить будешь Счётчиком, по совмещению и Называлой. Харчевание – Трын-травою. Все тут едят только её и не жалуются. И забудь старые замашки. Как то: ежей душить, петухов потрошить. Строгое вегетарианство. Понял?

– Угу! А что, и таракана тоже нельзя?

– Молодец, мозги заработали. Так вот. Никого нельзя! Заруби это себе на носу.

Адам начал было исполнительно озираться в поисках острого предмета, что было пресечено с объяснением, дескать, десятипроцентный homo sapiens не должен воспринимать всё буквально.

– Если будешь себя хорошо вести – дадим тебе бабу. Что ещё? А… вспомнил… Жить будешь вечно. Или пока не надоест. Соскучишься – попроси Фьюнеровича, он враз деструктурирует. Как там говаривает Сатанеев? «Незаменимых нету». И также знай, что Я – причина Всего и создал тебя, дурня, из атомов и могу сделать с тобой всё, что хочу… Теперь проверим, как соображаешь. Вот скажи Мне, кто Я такой?

– Однако, самый большой Скотина тут…

Адамтация

Не думайте, что в гармонии Соответствий ничто не возникало из ничего и не пропадало бесследно. Ещё как возникало и пропадало.

Например, пропал доктор-сенсолог Мазох, Надуправляющий подотделом ТрансЧувствительности. И через короткое время его ученик и приемник доктор Тык исчез в разгар разработки своего Метода.

Обстоятельства исчезновения обоих были столь загадочны, что это порождало сплетни и пересуды. Возник слух, что исповедуя мазохизм, доктор Тык героически пробовал все методы сначала на себе. Все знали, что он спал на досках с гвоздями и весь, как ёжик, утыканный акупунктурными иглами. Гадали, что он нашёл такую комбинацию игл, которая привела неустанного экспериментатора к мгновенной нейтрагуляции в одной из белых дыр Межпространства. Ибо доска была на месте, иголки бессистемно рассыпаны, а вместо доктора было мокрое место, не поддающееся химическому анализу. Поскольку по картотеке Фьюнеровича оба отважных учёных не числились ни в живых, ни в деструктурантах, дело за истечением срока древности было закрыто как неоткрытое.

Младший сотрудник подотдела, хемасорбист Волобуев, выразил желание взять бремя руководства загадочным подразделением на себя, и некоторые восхищались его смелостью. В подчинение ему добровольцев не нашлось, да он их и не просил. Иногда ему «навязывали» помощников из проштрафившихся аплодиторов, но он всяко содействовал скорому избавлению от них «за примерное поведение».

Волобуев успешно завершил работу предшественников, создав систему Всеобщей анастезии ГаллоЕдема и курировал подгонку чувствительности в Карантинный день. Всем известно, что карантин – это неприятность, умноженная на необходимость.

Карантинный день был обязателен для всякой новой твари в ГаллоЕдеме, ибо Создатель хотел иметь не «мёртвое царство» галло-чучел, а слегка живое. Для этой цели пару отборных образцов земных тварей, находящихся на пике жизненных сил, помещали под невидимый колпак и держали до полной адаптации к здешней жизни через стерилизацию чувств и нейтрализацию инстинктов. Нормативная величина болевой чувствительности должна была составлять лишь полпроцента от исходной. Это чтобы, к примеру, черепаха могла почувствовать, что на неё наступил слон и вовремя завизжать. Визг предупреждал слона, чтобы он обратил внимание на неправильный выбор своего поведения.

После немудрящих тестов колпак снимали, и новообращенные вливались в пестрый коллектив ЗооКоллекции, напоминавший сонное царство.

С некоторыми подинстинктами справиться было нелегко. Так, программисты до сих пор ломают головы над точной локализацией стадного подинстинкта. Его удавалось пригасить, но полная ликвидация оказалась твёрдым орешком.

Возьмём стайных птиц. Как только в центральном вольере их оказалось больше одной пары, они начали стихийно объединяться. И в данное время мы имеем огромную уникальную стаю птиц разных видов, совершающую неопределённые миграции на территории хозяйства.

На основе этого явления инкстинктолог-общественник Мудревич разработал теорию Программной коллективизации. На последнем заседании Учёной коллегии он потребовал перевести стадный подинстинкт в разряд Суперинстинктов и ежедневно надоедал Создателю с просьбами о расширении штата подотдела.

Мощности Всеобщей анестезии Опытного хозяйства перекрывали все возможные запросы. Её избыток никому не вредил. Поэтому точная подгонка всякого нового экспоната на уровень полпроцента производилась индивидуально. Для этого и употреблялись вышеописанные тестовые приборы, большие и маленькие. Метод Тыка осуществлялся Волобуевым дистанционно из манипуляторной. Хоть анестезия и действовала исходно, регулировка для новобранцев была процедурой неприятною.

Волобуев всегда делал это сам, в нагрузку к руководящим обязанностям. Поначалу Создатель обрадовался, что на такую чёрную работу нашёлся доброволец, но позднее Ему стало казаться, что это Волобуеву просто нравится…

Правое веко Адама до сих пор начинает предательски дёргаться всякий раз при воспоминании о том кошмарном дне, когда он дико метался по своей безрешёточной камере, пытаясь спастись от невидимых иголочных уколов во все мыслимые и немыслимые места своего несчастного организма.

Болезненность постепенно спадала, но казалось, что этому кошмару конца не будет. В какой-то момент Адам вдруг сообразил, что единственный путь прекратить пытку – притвориться, что боли не чувствуешь. Как опоссум, прикидывающийся дохляком. Бу-Ба собрал всё своё мужество и сел… И правда: вскоре уколы прекратились, и мученик, наконец, смог тяжело забыться, лишь изредка вздрагивая и лопоча что-то бессвязное…

Ясная ГаллоЕдемская ночь принесла чиповеку покой и глубокую анестезию. Такую глубокую, что он даже не проснулся, когда неподалеку, в густом папоротнике, тревожно взвизгнула черепаха…

Колпак сняли, и Адам обрёл свободу ног. Бу-Ба с любопытством разглядывал диковинных птиц и зверей, на всякий случай обходя их подальше. Аплодиторы всегда присутствовали в пределах видимости. «Пасут, сволочи!», – серчал Бу-Ба.

И ещё были пришельцы, коих Адам сначала шарахался, но вскоре опасаться перестал. Являлись группами и по одному. Иногда переговаривались, показывали пальцами и обидно смеялись. Адам понял, что он стал болезненно чувствителен к словам. Чаще всего от пришельцев слышалось непонятное слово, которое он сразу же невзлюбил – «придурок». Сказал же Начальник, что имя моё – Агдам? Так зачем новые придумывать?

Однако ничего, кроме этого, дурного от посетителей не было. Иные вообще молча постоят, поглазеют… Потом фьюить! – и нету. Такие дела…

Все в ГаллоЕдеме для новонарёченного Адама было обескураживающим.

Во-первых, формальная утрата его былого, наводившего страх на врагов имени – Бу-Ба. Смена такого имени на Агдам могло сравниться разве что с репутацией несемяспособного.

Во-вторых, ошарашивающим было то, что в этом охотничьем угодье никто не намеревался его съесть или смять для Потехирада. (Это был такой злой Дух, который требовал мятых жертв.) Даже кабан, на которого Бу-Ба по задумчивости наступил, лишь снисходительно хрюкнул. «Куда это я попал?» – тосковал троглодит, мозгами чуя, что всё это – всерьёз и надолго.

Трын-трава по вкусу напоминала гу-ру: не погано, но и удовольствие слабое. Признаться, она мгновенно прибавляла сил. Но это не радовало, поскольку девать их было некуда.

Использовать новые мозги Бу-Ба остерегался. Оне норовили так закрутить простую даже мысль, что из неё потом было не выпутаться, и это навевало неведомое ранее чувство пессимизма. Мысли эти отказались поддерживать и затухающие попытки спинного мозга стимулировать побег. Последним мятежным испытанием для мятущегося Адама стала невинная овца. Оглядевшись, нет ли пернатых, Бу-Ба вцепился зубами ей в ляжку и в отпаде ощутил тошнотворное отсутствие вкуса. «Липовая!» – мелькнуло в десятипроцентном. Со страшной догадкой он от души укусил себя за локоть. И почти не ощутил боли. «Я тоже липовый! – похолодел он. – Повязали суки… и… и… – тут он в первый раз не по-троглодитски всплакнул, жалея себя нещадно.