Последыш IV Непростые будни феодала - Макс Мах

У него не было таких данных, но отчего бы не припугнуть? А главное, они ведь не в безвоздушном пространстве общались. Вокруг было полно людей, и кое-кто его отлично слышал. А это слухи, которые, к слову сказать, не так-то просто будет опровергнуть. С Менгденами разбежались, а кроме Ингвара никто ничего поделать в этом случае не мог. Мог бы, наверное, король Дании, но Бармин собирался обнародовать информацию, которая эту возможность убьет на корню.

- Значит, все-таки затеваете конфликт, - качнул князь головой. Не дурак, все уже понял.

- Нет, господин генерал-адмирал, - возразил Бармин. – Не конфликт, а судебный поединок. Я вызываю вас на судебный поединок. Ваше слово?

Судебный поединок – это не дуэль, и отказаться от него крайне сложно. Можно, разумеется, и князь сделал такую попытку, но не преуспел.

- Не вижу причины для суда, - сказал он. – Объяснитесь, граф, за что предлагаете сражаться.

- Я обвиняю вас в том, что вы объявили войну моей семье, но, как подлый трус, побоялись мне об этом сообщить.

Ну, да, так все и обстояло. Правила позволяли начать военные действия против иностранного аристократа втихаря, поставив об этом в известность только свое правительство. Другое дело, что в глазах Света - это будет рассматриваться, как моветон, поскольку не по-рыцарски.

- Войну объявлял вам лично я? – поднял бровь датчанин. Он все еще надеялся, что Бармин не знаком с текстом документа.

- Там стоит ваша подпись, - пожал плечами Бармин.

- Среди других семи, - добавил, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что он знаком с содержанием документа.

- Неплохо, - усмехнулся на это князь Юль аф Верринге. – Но не думаю, что это достаточный повод для судебного поединка.

«Спасибо, дорогой князь, - улыбнулся мысленно Бармин, - теперь ты дал мне повод окончательно измазать тебя в дерьме!»

- Тогда, может быть, подойдет попытка применить ко мне и моей семье сначала запрещенный к распространению атакующий артефакт двойного действия, а затем, два артефакта «Призыва силы», эквивалентных десяти килотоннам взрывчатки. А это, если не ошибаюсь, военное преступление. Как полагаете?

- Я не имею к этому никакого отношения! – вспылил генерал-адмирал.

- Ваше слово против моего, - кивнул Ингвар. - Поэтому я вызываю вас не в международный арбитраж, где дело будет рассматриваться годами, а на судебный поединок. Пусть нас рассудят боги!

- Я христианин, - попробовал Юль уйти от необходимости рисковать жизнью.

- Тем более, ваш бог наверняка за вас, чего же вам бояться?

- Я уже не молод…

- С восемнадцатым рангом возраст не помеха, - покачал головой Бармин. – Но, если вам трудно ходить, можете приехать на танке. Я разрешаю.

При этих словах свидетели их разговора, - их к этому моменту собралось рядом с собеседниками уже довольно много, - засмеялись, и это решило дело. Быть осмеянным князь Аксель Юль аф Верринге себе позволить не мог…

2. Тридцатое ноября 1983 года

Поединок назначили на шесть часов утра – время для Бармина более чем подходящее, поскольку он давно уже привык вставать рано. Тем более, что эту ночь он провел один. На семейном совете было решено, что перед поединком ему нужен отдых, но, кроме всего прочего, идея «ночного отдыха» была связана с тем, что женщины попросту перенервничали. Они все были разные, с неодинаковым жизненным опытом и существенно рознящейся психикой, не говоря уже о подготовке. Варвара страдала молча, не позволив себе обнаружить снедающую ее тревогу ни словом, ни взглядом, ни движением лицевых мышц. Однако ее ужас перед неопределенностью в исходе поединка Бармин ощущал физически, напрямую воспринимая напряжение ее стихийного дара. Ольга в этом смысле оказалась куда менее стойкой. Узнав о предстоящей дуэли, она выдала на-гора полноценную истерику, и успокаивать ее пришлось всем коллективом, то есть, Бармину, Варваре и «железобетонной» Марии. Причем, последним двум приходилось истерить молча, а это, согласитесь, не так уж просто, в особенности, когда тебя подзуживает и провоцирует «третья сила». Но, слава богам, все это осталось позади, - слезы высохли, тахикардия улеглась, - и утром все трое вели себя так, как им и следует, учитывая происхождение, воспитание и чувство собственного достоинства.

Поединок должен был происходить всего в трех километрах от дворца Дроттнингхольм, на бетонированной площадке Королевского Дуэльного Поля, построенного на скалистом берегу Каттегата рядом с фортом Оскара II. Дороги в этой части города были отличные и, большей частью, проходили по туннелям, так что до места добирались автомобильным кортежем и доехали относительно быстро. Могло получиться и быстрее, но на последних трехстах метрах пути неожиданно возникла пробка, созданная не в меру любопытными аристократами, желавшими посмотреть, как князь Юль аф Верринге прибьет этого выскочку Менгдена. В обратное, судя по ставкам открывшегося за полчаса до начала поединка тотализатора верили немногие.

«Их право! - решил Ингвар, услышав новости от мужа Варвары Петра. – А мое право их за это хорошенько вздрючить!»

- Мария, Ольга! – сказал он вслух, поворачиваясь к женам. – Раз так, не жадничайте! Ставьте против Юля сразу миллион. Обдерем их всех, как липку, и все, что заработаете, будет ваше.

- Куплю себе шубу из меха викуньи[9]! – «просияла» Мария.

- Я тоже, пожалуй, поставлю, - задумчиво протянула Варвара. – Как считаешь, Петр, пойдет мне шуба из Бургузинского соболя?

- Отличная идея! – поддержала ее Ольга. – Тогда я куплю себе шубу из меха рыси. Такую, знаете ли, беленькую с черными пятнами, к моим черным волосам должно подойти идеально.

- Бедные, - усмехнулся Бармин, подмигнув своему зятю великому боярину Глинскому-Севрюку. – Мужья держит вас в черном теле. Шубейку жмотятся прикупить!

- Ты главное, грохни его и возвращайся живым! – резко сменив тему, построжала лицом Ольга. Глаза ее потемнели и из сапфировых стали кобальтовыми – цвета персидской сини. Получился очень холодный, но при этом яростный, почти угрожающий взгляд.

«И это та самая Ольга, которую отец хотел попросту под меня подложить? Вот же ушлепок, прости меня Годжагарр[10]! Отдать такую женщину какому-то сопливому кретину!»

Сейчас уже было неважно, что кретином в то время считали его самого. Нынешний Бармин переживал за Ольгу, как за родную, каковой она ему, на самом деле, и стала.

- Ингвар! – между тем подошел к ним Федор Северский-Бабичев, взявший на себя