Рыцарь курятника - Эрнест Капандю

Он прислонился лбом к стеклу; снег продолжал падать. Царило глубокое безмолвие, как вдруг послышалось пение петуха.

– Пора, – произнес Жильбер, вздрогнув, – продолжим мщение!

Вернувшись к двери, он запер ее на задвижку. Комната, в которой находился Жильбер, была меблирована большой дубовой кроватью под балдахином, украшенным занавесками, огромным сундуком, четырьмя стульями и столом. Оба окна находились напротив двери; кровать стояла справа, слева возвышался большой камин. Жильбер подошел к нему и, наклонившись, приложился губами к одному из отверстий в косяке; вдали раздался пронзительный свист, он шел как будто от набережной, потом снова послышалось пение петуха. Жильбер задул фонарь, стоявший на столе, и комната погрузилась в темноту.

Новый мост, соединяющий остров Сите с правым и левым берегами Сены, – один из старейших мостов Парижа. Долгое время Новый мост был одним из самых оживленных мест города. Особую известность он приобрел благодаря скульптурной группе «Спаситель и Самаритянка», украшавшей фасад здания, возвышавшегося над второй аркой моста.

Из раковины, находящейся между двумя скульптурами, вода падала в позолоченный бассейн. Над группой находились часы со знаменитыми курантами, игравшими арию в то время, когда часы били. Механизм, встроенный фламандцем Фаном Линтрлаером в бассейн, поднимал воду и разливал ее в соседние фонтаны. Сваи, поддерживавшие здание и скульптуры, не позволяли проходить судам под второй аркой, а под третьей проход был почти невозможен. У первой же арки вода была так низка, что соседство насоса не мешало ей.

Еще до наступления зимы 1745 года Сена обмелела, и под аркой было почти сухо. Холод, державшийся уже несколько дней, был до того силен, что на реке появились большие льдины. Во избежание опасного столкновения со льдинами

около Самаритянки укрепили толстые бревна с железными ледорезами, о которые должен был разбиваться лед. Эта предосторожность, останавливая льдины и накапливая их в одном месте, помогла замерзнуть Сене, которая от берега до третьей арки сплошь покрылась льдом.

На часах Самаритянки пробило полчетвертого пополуночи. В глубине моста, под аркой, темная людская масса едва угадывалась в глубокой темноте. Двадцать человек, прижавшись друг к другу, сохраняли глубокое молчание. Вдруг послышался легкий шорох; снаружи под арку проскользнул человек и сказал чуть слышно:

– Да!

Это слово, произнесенное в тишине, произвело странное действие: радостный трепет пробежал по лицам, все распрямились и замерли в ожидании.

– Внимание и молчание, – сказал пришедший.

Моментально установилась тишина. Снег продолжал сыпать все сильнее и сильнее и был до того густ, что представлял плотный занавес, через который не мог проникнуть взор.

На Самаритянке пробило четыре часа; в этот миг человек, державшийся за один конец веревки, другой конец которой был прикреплен к высоким сваям Самаритянки, спрыгнул под арку.

Толпа расступилась, и он остался один в центре. Он был одет в темно-коричневый костюм, прекрасно сидевший на нем. Высокие сапоги, узкие панталоны и куртка, стянутая кожаным поясом, довершали его наряд. Голова его была не покрыта, а волосы были так густы и так роскошны, что сам Людовик ХIV позавидовал бы ему. Невозможно описать черты лица, так как они скрывались за черной массой, состоявшей в основном из густой бороды, огромных усов, таких же густых бровей и волос. Пара пистолетов, короткая шпага и кинжал были заткнуты за пояс. Через левое плечо этого человека был перекинут черный плащ. Он окинул всех быстрым взглядом.

– Вы готовы? – спросил он.

Все утвердительно кивнули.

– Каждый из вас может разбогатеть, – продолжал этот человек, – но дело может оказаться опасным. Дозорные предупреждены; выбраны лучшие солдаты; вам придется драться. Половина из вас, может быть, погибнет, но другая получит сто тысяч ливров.

Послышался восторженный гул голосов.

– Сыны Курятника! – продолжал этот человек. – Вспомните клятву, которую вы дали, когда признали меня главарем: чтобы ни один из вас не отдался в руки палачей живьем!

Он направился к набережной; все последовали за ним. Снег падал густыми хлопьями.

В эту ночь Комарго, знаменитая балерина, давала ужин. Комарго находилась тогда во всем блеске своей красоты и на вершине славы.

Дочь Жозефа Кюппи, воспитанница знаменитой Прево, Марианна Комарго начала свое восхождение к славе неожиданным изобретением и скандальным приключением.

Комарго была первой танцовщицей, которая решилась надеть короткое платье. В балете «Характерные танцы» она солировала в короткой пачке. Весь Париж толковал об этом в продолжение целого месяца. В один прекрасный вечер, во время балета, дворянин, сидевший в партере, бросился на сцену, схватил Комарго и убежал вместе с ней, окруженный лакеями, которые оказались рядом, чтобы помочь ему. Это был граф де Мелен. Комарго унесли и заперли в его дворце на улице Кюльтюр-Сен-Жервэ.

Отец Комарго подал жалобу королю, и только повеление Людовика ХV помогло возвратить свободу хорошенькой пленнице.

Когда она опять появилась на сцене, это приключение вызвало гром рукоплесканий и только увеличило ее успех.

В этом же 1745 году Комарго жила в маленьком уютном отеле на улице Три Павильона, подаренном ей к Новому году герцогом де Коссе-Бриссаком. На фасаде, над дверью передней, было вырезано слово «Бонбоньерка». Каждая буква представляла собой как бы несколько конфет. В день Нового года, когда этот отель был ей подарен, все его комнаты, от погреба до чердака, были завалены конфетами; таким образом, название было справедливо.

Столовая в «Бонбоньерке» являлась одним из чудеснейших отделений этой позолоченной шкатулки: белые лепные стены были расписаны гирляндами ярких цветов; жирандоли и люстры были из хрусталя, а вся мебель – из розового и лимонного дерева. На потолке порхали амуры в прозрачных облаках.

В эту ночь за столом, стоявшим посреди этой чудесной столовой и отлично сервированным, сидело двенадцать гостей.

Комарго, как подобает хозяйке, сидела во главе стола. По правую руку от нее сидел герцог де Коссе-Бриссак, а по левую – герцог де Ришелье, напротив нее – мадемуазель Дюмениль, знаменитая трагическая актриса, имевшая огромный успех в роли Меропы в новом одноименном творении поэта и писателя, уже стоявшего в первом ряду знаменитостей, хотя еще не на вершине славы, – господина де Вольтера.

По правую руку от мадемуазель Дюмениль сидел остроумный маркиз де Креки, впоследствии прекрасный полководец и хороший литератор. С другой стороны сумасбродно болтал виконт де Таванн, который в царствование Людовика ХУ сохранил все привычки регентства.