Сорока - Элизабет Дэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Намочив доску губкой, она приподняла один из углов бумаги, позволяя стечь излишкам воды. Потом согнула лист и переместила на доску. Затем увлажнила коричневую ленту и приклеила, аккуратно проведя пальцами, чтобы удалить все пузырьки воздуха, но нельзя давить слишком сильно – от этого пленка растягивается. Когда все было готово, Мариса убрала бумагу в сторону, чтобы за сутки полотно успело высохнуть.
Она вернулась к сцене, над которой уже начала работу: принцесса сидит в высокой башне из серых кирпичей, ее светлые волосы заплетены в длинную косу. Мариса щелкнула кистью в банке с водой, опустила кончик в розовую краску и принялась прорабатывать выражение лица принцессы: рот должен выражать удивление и предвкушение того, что скоро к ней поднимется Моисей и спасет ее. Мариса наградила принцессу голубыми глазами и веснушчатыми щеками. А вот принц проработан чуточку лучше. Ему достались вьющиеся волосы каштанового цвета, пучками торчавшие в разные стороны. На рабочем столе стояла фотография Моисея, и она старательно пыталась сделать принца похожим на его идеализированную версию. В реальной жизни Моисей был пухлым и с неправильным прикусом, который Мариса исправляла в своей работе, тонко улучшая черты внешности ребенка и получая удовольствие от результата.
Это произошло в тот самый момент, когда она рисовала левый глаз, делая его немного менее выпуклым и пристальным, чем на фотографии. В дверь позвонили. Мариса удивленно выпрямилась. Дверной звонок никогда раньше не звонил, пока она находилась в доме. Плечи напряглись. Марисе не нравились помехи в процессе работы. Она внимательно прислушалась, думая лишь о том, чтобы непрошеный гость развернулся и ушел. «Какие-нибудь благотворительные листовки или свидетели Иеговы…» – подумала она. Но в дверь снова позвонили.
– Да твою мать, – крикнула Мариса, опуская кисть в банку с водой, и та сразу же окрасилась в тон коричневой краски. Принцу Моисею придется подождать.
Она спустилась вниз в своих сандалиях: всегда надевала их во время работы, это удобная немецкая обувь с анатомической стелькой под форму стопы. В деревянной входной двери установлен глазок с широким углом обзора. Мариса прильнула к нему и присмотрелась. Увидела фигуру пожилой женщины, стоявшую спиной к ней.
Мариса открыла дверь.
– Да? – спросила она.
Женщина обернулась. Высокая, элегантная, на вид около шестидесяти. Ухоженная кожа сияет. Макияж почти отсутствует: немного туши, румян и розово-красной помады. Контуры глаз подчеркнуты блестящей бежевой пудрой.
– А ты, наверное, Мариса, – мрачно произнесла женщина.
– Да, – снова повторила Мариса.
– Я мама Джейка, Аннабель. – Женщина настолько грациозно протянула руку, что Мариса не удивилась бы, если бы на руках, несмотря на столь теплую погоду, оказались надеты перчатки. Мариса пожала руку, ощутив давление небольшого перстня на мизинце.
– Ой! Так приятно наконец-то встретиться с вами!
Девушка затараторила, но Аннабель ответила лишь холодным взглядом.
– Я не ожидала вас… – продолжила Мариса, но слова прозвучали глупо и нелепо. «Перестань говорить, просто заткнись», – приказала самой себе. – Вы проходили мимо? Или зачем вы к нам? Я просто… я… чем обязана честью?
Почему она так говорит? Мариса поняла, что сильно нервничает. Джейк близок с матерью, но в разговорах всегда уклонялся от рассказов о ней.
– С моей мамой немного сложно… – объяснил он в один из первых дней. – Скажем так… она хитрый персонаж.
– Это как?
Он медлил с ответом.
– Она постоянно раздает другим советы о жизни.
Больше она ничего и не спрашивала. Мариса и Джейк существовали отдельно от всех, поэтому у нее никогда не возникала необходимость встречаться с кем-то из его семьи. Их отношения, помимо всего прочего, развивались очень стремительно.
– Ты собираешься пригласить меня внутрь? – грубо осведомилась Аннабель. – Я была бы очень признательна.
– Конечно, конечно. Простите. Совсем об этом забыла.
Мариса пропустила мать мимо себя и указала на выложенный плиткой коридор.
– Кухня там, – пояснила Мариса. Аннабель уже спускалась вниз, широко расправив плечи и держась одним пальцем за перила, словно оценивая их на наличие пыли. Мариса пошла следом, по сравнению с шикарными эспадрильями Аннабель ее сандалии казались теперь такими убогими.
– Я просто влюбилась в оригинальную планировку, – снова начала болтать Мариса, чтобы хоть как-то нарушить тревожную тишину. – А карнизы…
– Уж не думаю, что тут есть что-то оригинальное, – заявила Аннабель, взглянув на абажур светильника. – Имитация под старину. Полагаю, что застройщик планировал сдавать дом в аренду, не так ли?
– Ну… я не…
– Похоже на то. Ламинат не из настоящего дерева.
Аннабель прошла вглубь кухни и остановилась у стеклянных дверей, ведущих на лужайку перед домом.
– Нужен полив. – Она повернулась и осмотрела плиту. – Боже, а это что?
Мать указывала на зеркальный фартук.
– Это…
– Очень странный замысел: смотреть на себя во время готовки.
Аннабель широко улыбнулась, оскалив крупные зубы. Она напомнила Марисе волчицу, переодетую в Красную Шапочку, – из ее старого детского сборника сказок.
– Сядем тут? – Аннабель указала на кухонный стол, выглядевший теперь потрепанным и усеянным кофейными пятнами. Половина стола усыпана панировочными крошками – после завтрака Мариса не успела убрать за собой.
– Да. Я могу принести вам чашечку…
– Кофе. Черный. – Аннабель села и сняла с плеч расписной индийский платок. – Спасибо.
И хотя Аннабель не понравился зеркальный фартук, он все же позволил Марисе оценить женщину, которую она считала будущей свекровью. Под платком у Аннабель надета льняная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, обнажавшими загорелую кожу и длинное золотое колье, усыпанное полудрагоценными камнями. Светлые брюки заканчивались чуть выше лодыжки, края штанин модно растрепаны. Зачесанные назад светло-русые волосы, собранные черепаховым зажимом. Профиль лица напоминал балерину в состоянии покоя: торчащий нос, вздернутый подбородок, подтянутые щеки и настороженность, все это выдавало в ней женщину, привыкшую быть в центре внимания. «Она выглядит сногсшибательно», – подумала Мариса. Но в ней заметно нечто такое, что мешает быть совершенной. Женщина находилась в оборонительной позиции, которую можно углядеть в ее хмуром взгляде, линии бровей или сжатых челюстях. Словно Аннабель изучала красоту по книжным самоучителям,
