Вождь и призрак - Колин Форбс

Однако в большом зале, в личных покоях Гитлера, было не так тихо. Там, в пустой комнате, увешанной зеркалами, разыгрывалась кошмарная сцена. Зеркала висели под разными углами, чтобы человек, лицедействовавший тут, мог оценить, какое он производит впечатление.

Одетый в военную шинель, в точности копировавшую шинель Гитлера, Хайнц Куби держал речь… перед самим собой, ибо другой аудитории у него не было. Визжа, вопя и стараясь, чтобы получилось еще громче, он яростно жестикулировал. Правая рука резко, выразительно взметнулась вперед. На лоб упала прядь темных волос.

— Я больше не намерен терпеть эту проклятую свинью Бенеша! — орал он. — Бенеш распинает Германию в Судетах. А я распну его!..

Маленькие усики злобно ощетинились, когда оратор угрожающе поднял кулаки. Взвинчивая себя, Куби, однако же, успевал внимательно изучать лица семерых Гитлеров, отражавшиеся в зеркалах. Он смотрел на свой профиль справа, слева, оглядывал свои плечи сзади…

В кинозале, расположенном в подвале Бергхофа, Куби часами изучал кинопленки, на которых Гитлер произносил речи и посещал различные мероприятия. Эти фильмы ему поставлял Мартин Борман.

Профессиональный актер, Куби подмечал все характерные жесты Гитлера, вплоть до того, как тот странно подергивал правым плечом, одновременно слегка опуская левое. От Куби не укрылось, что есть два разных Адольфа Гитлера. Один — скромный, застенчивый человек, который робко улыбался, разговаривал с собеседниками уважительно и был очень обаятелен. Другой же, тот, кого Куби сейчас изображал, обладал демонической энергией и гипнотизировал многотысячные толпы.

Кроме того, Куби часами слушал пластинки с записями голоса фюрера. Он проигрывал их еще и еще раз, пока не усвоил каждую интонацию. Теперь, озираясь в таинственном кольце зеркал, Куби принялся поднимать правую руку, одновременно вскидывая голову — этот хорошо знакомый жест фюрер делал, достигая в своей речи кульминационного момента.

Отражения завертелись, голос сорвался на маниакальный визг. Кошмар достиг своего апогея.

— Бенеш — кровавый убийца! Он по колено в крови наших немецких братьев и…

В зеркалах появилось еще одно отражение… лицо миловидной блондинки. Глядя на столько ее отражений, сразу становилось понятно, что хорошенькая головка не особенно отягчена мыслями. Пока фюрер торчал в Волчьем Логове, она безвылазно сидела в Бергхофе, и ей было скучно, скучно, СКУЧНО!

Она обожала танцы, а что касается чтения, то предпочитала то, что не требует большого умственного напряжения… скажем, журналы мод. Девушка помахала рукой. Куби нахмурился и оборвал речь. Зная, что он ненавидит, когда его перебивают — а Куби с Гитлером были похожи не только внешне, но и по характеру, — она умильно попросила:

— Хайнц, ну, хватит… Пошли в кроватку…

— Мой фюрер, а не Хайнц, — поправил он. — Сколько раз тебе говорить?!

— Мой фюрер, — покорно произнесла она, — пойдем в постель…

Хайнц все еще был во власти пережитого и, машинально сжав протянутую руку девушки, побрел за ней, словно сомнамбула, из зеркальной комнаты и дальше, вверх по лестнице… Ева Браун любила мужское внимание, а фюрер редко ее этим баловал. Было что-то потрясающе эротичное в том, что она забиралась в постель с его двойником. Кроме того, Куби на поверку оказался более выносливым любовником…

Адъютант из Бергхофа рассказал Мартину Борману о Хайнце Куби в октябре 1938 года, через несколько лет после того, как Германия поглотила Австрию. Сперва Борман хотел сфабриковать обвинение против Куби и арестовать его, чтобы тот навеки затерялся в каком-нибудь концлагере.

— Этот Хайнц Куби, — сообщил адъютант, — дает представление в маленьком ночном клубе в Зальцбурге. Он подражает фюреру… передразнивает его…

— В Зальцбурге? — Борман был еще больше шокирован вопиющим бесстыдством негодяя… оскорблять фюрера чуть ли не в его собственном доме?!

В тот же вечер адъютант привел Бормана в клуб, ютившийся на задворках Старого Города.

Сперва актеры варьете изображали безумную жизнь Берлина конца двадцатых годов. На сцене даже крутилась высокая девчонка с тощими ногами в черных чулках: ни дать ни взять Марлен Дитрих. Борман внимательно посмотрел, как она вытягивает правую ногу.

— Какая мерзость! — пробормотал он, глядя масляными глазками на зазывно подрагивающую ножку. Адъютант сделал вид, что не слышит. В Бергхофе все знали, что Мартин Борман не пропускает ни одной секретарши, а его жена постоянно беременна.

Однако несмотря на рассказы адъютанта, встреча с Хайнцом Куби ошеломила Бормана.

— Сходство просто поразительное, — шепнул он адъютанту. — А вы говорили, он издевается над фюрером…

— Но… он же вытворяет это на сцене!..

Адъютант растерялся и не мог подыскать нужных слов. Борман же потерял к нему интерес и, не отрываясь, следил за Куби, который начал показывать свой номер. Борман заметил, что немногочисленные зрители, сидевшие за неудобными, скученно стоявшими столиками, смущенно зашикали.

Хайнц Куби не передразнивал фюрера: он имитировал его, причем так точно, что в этом было нечто жутковатое. Если бы Борман не знал, кто стоит перед ним, окажись они в другой обстановке, начальник канцелярии ни на секунду не усомнился бы, что видит самого фюрера. Когда представление закончилось, Борман долго сидел, погруженный в свои мысли…

— Пошли наверх, повидаемся с ним! — наконец заявил он.

— И, разумеется, арестуем? Мы предъявим ему обвинение в…

— Не забывайте, приказы здесь отдаю я! — рявкнул Борман.

Его разговор с Куби, проходивший в тесной комнатушке, не просторнее двух телефонных будок, в конуре, провонявшей затхлой пудрой и жирным гримом, длился недолго. Куби родился в Линце, почти там же, где и Гитлер, и поэтому у него был поразительно похожий австрийский акцент.

— Родственники есть? — спросил Борман.

— Н-нет. — Куби дрожал от страха: он узнал нежданного гостя, который даже не дал себе труда представиться. — Мои родители погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было…

— Сколько вам сейчас лет?

— Сорок семь…

Чудеса не кончались. Куби оказался всего на два года моложе фюрера. Директор клуба приоткрыл тонкую фанерную дверь и, не веря своим глазам, уставился на Бормана.

— Что-то не так? Мы всегда можем отменить выступление Куби…

— Оно уже отменено, — сказал ему толстый коротышка-нацист. — И если вам дорога жизнь, то запомните: вы никогда меня тут не видели. Хайнц Куби поедет с нами. Прочь с дороги!

— А он вернется? — спросил директор. — Ведь нужно готовить репертуар на следующую неделю…

— Вы его больше никогда не увидите.

Через неделю, когда Гитлер приехал в Бергхоф из Берлина, Борман улучил момент и заговорил с ним о случившемся. Было десять часов вечера. Фюрер съел на ужин спагетти, выпил чай с яблоками и уселся у большого камина, где потрескивало несколько поленьев.

Борман вкрадчиво произнес:

— Я постоянно ищу новые средства, чтобы защитить вас от нападения какого-нибудь безумца…

— Очень похвально, — благодушно кивнул Гитлер, не отводя глаз от пляшущих языков пламени. Ему, похоже, доставляло удовольствие уничтожение деревьев в огне.

— Недавно я обнаружил в Зальцбурге человека, который сможет защитить вас… ну, прямо как в романе. Вы позволите привести его сюда?

— Конечно, конечно, мой дорогой Борман…

Мартин Борман драматическим жестом распахнул дверь и ввел Хайнца Куби в форме фюрера… незадолго до этого Борман с удивлением выяснил, что у них один и тот же размер. На рукаве Куби красовалась повязка со свастикой. Гитлер медленно поднялся на ноги и уставился на вошедшего. Лицо его было бесстрастно.

— Что это? — спросил он, помолчав.

— Ваш двойник, мой фюрер, — торопливо выпалил Борман, чувствуя, что назревают крупные неприятности. — В тех случаях, когда вы не сможете показаться на людях, в случаях какой-нибудь опасности, мы будем выставлять вашего двойника…

Больше Борман не успел сказать ничего. По-прежнему глядя на Хайнца Куби, словно на больного какой-то страшной болезнью, Гитлер вынес свой приговор:

— У-бе-ри-те его! Чтобы я никогда больше ЭТО не видел. ВЫ СЛЫШИТЕ?!

В конце Гитлер сорвался на визг. Борман поспешно вытолкнул перепуганного Куби в другую комнату и побежал обратно, чтобы ублажить патрона. Войдя в гостиную, он увидел, что Гитлер расхаживает взад и вперед, заложив руки за спину: это был его характерный жест. Фюрер не дал Борману вымолвить ни слова.

— Где вы раскопали этого мерзкого шута? Надеюсь, его больше никто не видел? Слава Богу! Вы должны избавиться от него! Неужели вы считали, что я потерплю рядом своего двойника? Не хватало только, чтобы генерал фон Браухич приехал, увидел ЭТО СУЩЕСТВО и принял его за меня.