Неуловимая невеста - Валери Кинг

– Правда? – В его серых глазах читалось явное веселье.

Она улыбнулась смущенно.

– Да, в самом деле, очень хорошо, хотя я сомневаюсь, чтобы вам были нужны какие-то заверения на этот счет.

Он смотрел на нее, не отрываясь, и она ощутила, как теплая волна поднялась в сердце и медленно разлилась по всему телу до кончиков пальцев. «О чем он думает?» – гадала она. Испытывает ли он хоть какое-то чувство к ней, или же он из породы джентльменов, для которых поцелуи – тот же спорт? Она слышала о таких любителях, но втайне надеялась, что мистер Фитцпейн не из их числа.

Она сказала правду, что он – самый красивый мужчина, какого ей доводилось встречать. Его черные как смоль волосы были причесаны в непринужденной и привлекательной манере, что должно было называться, как она полагала, «а ля херувим». Звучность имени в сочетании с классической правильностью и выразительностью черт его лица придавали мужественность и романтичность облику мистера Фитцпейна. Она подумала, что Байрон[1] носил точно такую же прическу, и тут же в ее воображении возник образ Корсара.[2]

Он мог бы быть Корсаром, подумала она. Ей виделось что-то демоническое в облике мистера Фитцпейна, в его черных кудрях, спадавших на белый шейный платок, в проницательном взгляде серых глаз, в линии подбородка. При этом он явно следовал моде и был одет скорее изыскано, чем оригинально. Его фуляровый платок был завязан с необыкновенной тщательностью изящным узлом, воротник рубашки отлично накрахмален, черные сюртук и панталоны из превосходной ткани и элегантного покроя.

Джулиан, поглощенная этими мыслями, не замечала, что ее рука, словно сама по себе, все еще гладит его по щеке. Она вздрогнула, когда он взял ее за руку и прижался губами к запястью.

– О, Господи, – прошептала она. Испуг задел какую-то острую струну у нее внутри, напомнив о приличиях. – Я думаю, мне следует уйти. Скажу только еще раз: мне бы очень хотелось, чтобы вы были Карлтоном.

Сказав это, она засмеялась и отняла руку.

– Видите, я как глупая школьница: вы совершенно вскружили мне голову всего лишь несколькими поцелуями.

– Я хотел бы быть Карлтоном, – ответил он, вновь завладевая ее рукой, когда она попыталась отойти от него. Его умоляющий жест заставил ее вернуться. – Но, увы, я – не он. Я один из тех, кто находится в жалком положении: прекрасное образование, семья с безупречной родословной, но ни фартинга, чтобы создать свой очаг, только небольшое пособие, оставленное мне моим добрым дядюшкой. Будь я Карлтоном, я бы упал перед вами на колени и умолял принять мое имя. Но поскольку я не Карлтон… – Он осекся и вопросительно взглянул на нее.

– Что? – едва дыша, спросила она. Странно, но, взглянув ему в лицо, она подумала, что ей нужно немедленно бежать, уйти из этой гостиной, как будто ей грозила какая-то неведомая опасность. Сердце сильно забилось. О чем он начал говорить и не закончил? Почему рассудок настаивает на бегстве? И, самое главное, почему она не подчиняется рассудку?

– Вы подумаете, что я сошел с ума, – заговорил он, понизив голос.

– Нет, не подумаю, – заверила она, вспыхнув от нетерпения.

Он улыбнулся и легким поцелуем прикоснулся к ее пальцам.

– У меня возникла безумная идея, которую я должен был бы скрыть от вас. Скажите лишь слово, и я буду молчать.

Джулиан не могла бы отказаться, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

– Умоляю, расскажите мне, мистер Фитцпейн, – сказала она со смехом, – я умру от любопытства, если не узнаю, от чего так сияют ваши глаза.

Он слегка приблизился к ней и прошептал:

– Что, если я отвезу вас в Лондон, к вашему отцу, сейчас? Мы могли бы уехать немедленно, как только лошади будут готовы. Пройдет несколько часов, прежде чем кто-либо узнает о нашем отъезде, и я, – он еще раз прикоснулся губами к ее пальцам, – и я несколько дней смогу наслаждаться вашим обществом. Не напугал ли я вас? Если вы согласитесь довериться мне, я буду совершенно счастлив.

– Я не боюсь, ну, может быть, совсем немного, – ответила Джулиан, ощущая головокружение от чувств, в которых ей трудно было разобраться. – Но, думаю, в одном вы правы, мистер Фитцпейн: вы действительно сошли с ума! Как я могу уехать, когда мамин дом полон гостей? И как же Карлтон?

– Значит, вы собираетесь выйти за него?

– Конечно, нет! Не думаете же вы, что я могу после того, как позволила вам поцеловать меня, пойти под венец с лордом Карлтоном!

– Я знал многих женщин, которых не смутило бы и большее.

– Не может быть! Кто мог бы поступить так дурно?

– Таких найдется намного больше, чем вы можете себе представить, – заметил он. – Но не стоит об этом. Я думаю, если вы вернетесь домой, вас заставят пойти к алтарю, желаете вы того или нет. Сможете ли вы вынести тот скандал, который наверняка поднимется после вашего отказа выходить замуж за Карлтона?

Джулиан поняла, что не обдумала всех последствий, к которым неизбежно привел бы разрыв ее помолвки с Карлтоном, да еще сейчас, когда в Мэриш-холл съехались друзья ее матери.

И как леди Редмир воспримет ее решение?

Она уже не раз пыталась обсудить со своей матерью этот сложный предмет, но леди Редмир не обращала внимания на терзания дочери. Все ее мысли были заняты только приготовлениями к свадьбе и заботами о том, как сделать дом удобным для приема многочисленных гостей и превратить зимний каменный особняк в весенний рай. Она буквально опустошила все оранжереи в своих родовых поместьях, и теперь весь дом был заполонен шпалерами, гирляндами цветов, перевитых папоротником, вазами с нарциссами, розами, анютиными глазками и вереском. С люстр свисали воланы из белого тюля и лент, белой тканью были задрапированы арочные переходы из комнаты в комнату, банты из белых лент были приколоты к льняным скатертям на столах. И после стольких затраченных леди Редмир усилий, легко ли будет сказать ей: «Мама, я не могу сегодня выйти за лорда Карлтона!» Даже если ее мать и способна понять ее чувства, есть ли надежда, что она не будет по-прежнему настаивать, чтобы ее дочь тем не менее выполнила условия этого договора?

Все эти мысли промелькнули в голове Джулиан, и она снова опустилась на диван возле лорда Карлтона.

– Мама наверняка будет курить пастилки день и ночь целых полгода, а я не выношу запаха амбры. Это получают из китов, вы знаете, должно быть. О, Боже, Боже! А слезы! Я могу еще вынести ее упреки, даже гнев. Но я знаю, что она будет в отчаянии, и, мой дорогой мистер Фитцпейн, я не уверена, что смогу смотреть на ее слезы. Я очень благодарна вам за то, что вы открыли мне глаза. Но если я поеду с вами в Лондон, не поднимется ли страшный скандал?