Trip - Дмитрий Факофский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты пьяница! Ты ничего не можешь! Ты козел ебаный!
— Иди нахуй, сука!
Я ударил ее. Мы упали на кровать. Я начал срывать с нее тишотку. Она не создавала препятствий. Потом был сумасшедший фак. В последнюю ночь в Киеве я спал у нее. Мы почти не занимались любовью. Я был пьяным. Было утро. Последнее утро в Киеве. Мы пили кофе на кухне.
— Аня, ты меня любишь?
— Я не знаю, Дима, правда.
— Понятно, значит не будешь ждать на меня… сука!
— Иди нахуй из моего дома тупой придурок!
Она схватила мой рюкзак и выгнала меня прочь. Я заебашил гриндерсом по ее двери.
— Ненавижу тебя, сууууука!!!
— Неудачник!
Шел дождь. Тысячи кубометров воды летели вниз. Я шел в дождь разрывая его холодную пелену.
3
Прибыл в Лондон я ближе к вечеру, около пяти часов. Лондон встречал меня дождем и туманом, в который я попал еще во время четырехчасовой поездки на автобусе. Во время моего бус-трипа я приговорил три литра пива, поэтому ступил на землю британской столицы неуверенной походкой. Денег не осталось совсем. В кармане было пусто, а в голове неприятно гудело. Сегодня мне еще предстояло встречаться с деканом Лондонской Юридической Академии и портить о себе впечатление уже на первой встречи не сильно хотелось. Я порылся в рюкзаке и нашел яблоко, вспомнив, что оно перебивает запах алкоголя. Еще бы выпить крепкого чаю и тогда можно смело будет идти на встречу.
Но до Академии еще надо было добраться, потому что автобус остановился абсолютно в незнакомом мне районе. Сквозь пелену опьянения я включил свой мозг и, вспомнив несколько фраз, смог установить место своего пребывания. Я находился на окраинах Вест Энда, тогда как мне надо было ебашить на фешенейбл Оксфорд-стрит, где и находилась моя Академия. Джейсус Храйст! Пиздячить через весь Лондон. Денег нет ни то что на такси, даже на метро. Факин шит!
К своему счастью нахожу на автобусной станции, на которой на высадили, раскладку с бесплатными картами города. Место где я нахожусь обведено красным кружком и, такими же красными буквами, написано «ВЫ НАХОДИТЕСЬ ТУТ.» Отлично. Где эта факин Оксфорд-стрит. Вожу пальцем по центральным районам города. Ага, вот она! Ну ни хуя себе сколько мне идти! Прикидываю. Займет это у меня часа три. Если не потеряюсь или не получу пиздюлей от местных бэд-бойзс: солнце угрожающи садиться за крыши бетонных коробок, в которых живут люмпены-обитатели Вест Энда. Слышал, в этом районе полно черномазой и разноцветной дряни. Мазафака!
Беру свой рюкзак, одеваю на голову капюшон своего «кенгуру» и уверенной походкой (только без суеты! Не привлекай к себе внимания!) направляюсь нужным, как я думаю, направлением. Каждые пять минут сверяюсь с картой, и с облигчением нахожу на ней нужные улицы. Так и иду перебежками от стрит ту стрит.
Солнце стремительно садиться за горизонт, на котором как члены вырастают трубы непонятного мне завода. Прямо как у меня на Подоле! Просыпаешься рано утром и видишь, как солнце встает из-за бетонных строений завода «Эталон». Половина помещений завода пустует. В них живут только крысы да скулят зимними ночами голодные собаки, бродя возле костров бомжей, которые греют в зданиях с пустыми глазницами и кучами фекалий по углам свои язвенные тела. Так стоишь ночью и смотришь в окно: одинокий фонарь освещает пустые бетонные коробки. Отличный пейзаж для того, чтобы писать депрессивные романы. Интересно, трубы-члены неизвестного завода тоже окружены пустыми бетонными коробками с выбитыми окнами, в которых по ночам греются какие — нибудь палестинцы или прочие цветные.
Вест Энд тянется бесконечно. Редкие фонари освещают его пустынные улицы.
— Эй, вайти!
Меня окликнули три нигера, которые как дерьмо на голову появились из ближайшего переулка.
— Ви нид йор мани, вайти!
Потом они что-то стормозили и заглохли. Только наглые белые улыбки на черных мордах.
— Ай хэв ноу мани.
— Сорри.
Нигеры ретируются в подворотню. Ждать следующего вайти?
Наверное они поняли по поему заебанному лицу, или по акценту. У вайти не было денег, вайти был замучен и пьян. А еще вайти меньше всего хотелось говорить с черными мудоками.
Потом я рассказал этот случай своему соседу по комнате Полу.
— И они не подрезали тебя? Ты лакки, Дмитрий, в Вест Энде не любят белых, тем более белых приезжих.
К хуям! Нигеры наверное просто зассали, ведь прирежь они одного белого (хуй его знает мой акцент, говорят, что он похож на уэлшский), потом могли бы быть серьезные разборы вест-хэмовскими кэжуалсами, которые и так дают просраться местным обезьянам. Тем более, мой реглан-кенгуру, тяжелые ботинки, может в темноте меня они и приняли за кэжуалса (я еще не общался с местными лондонскими, в Киеве у нас так одевались продвинутые хулс). Жалко, что в моей районе все кексы болеют за Челси. Если будет возможность, надо будет сходить поболеть за Вэст-Хэм и Паоло Ди Канио.
Придаваясь приятным мечтам о возможных будущих футбольных акциях, я незаметно прошел Ист Энд.
Улицы становились все более освещенные. Магазинов становилось все больше и не только продовольственных. Даже стали встречаться гуляющие люди и бобби. Иногда, мимо меня проезжали блэк-кэбы.
Я шагал по буржуазному Лондону.
Перебравшись по пешеходному мосту через Темзу и пройдя через какой-то парк (Гайд Парк? Я всегда плохо запоминаю названия улиц и парков и к сожалению потерял карту города, а то мог бы сейчас освежить в своей памяти некоторые названия и составить такой себе экскурс по местам Лондона, где ступала моя нога), я увидел железные ворота с гербом и названием Лондонской Юридической Академии.
Уже был вечер и видимо все студенты сейчас находились на ужине (это дисциплинированные) или бухали у себя в общаге (это нормальные), поэтому парк, которые прилегал к зданию Академии и в котором находился пятиэтажный корпус из красного кирпича общаги, был пуст.
Я зашел в здание Академии, которое представляло собой Г-образной строение в четыре этажа из белого кирпича, в отростке буквы Г находилась столовая, библиотека и кинозал, и довольно долго объяснял пузатому охраннику в смешной униформе с эмблемой академии (лев и книга), что я приехал учиться в их факин академию и я хочу встретиться с деканом их факин академии факин мистер Конген.
Наконец, охранник (на груди у него была пластиковая табличка с его фото и именем Ronald, фамилию я не помню) соизволил меня понять и даже проводил на второй этаж в комнату?207, за дубовыми дверьми которой находился кабинета декана Конгена.
Мистер Конген, такой себе горбатоносенький черноволосенький кучерявенький кареглазенький маланчик лет пятидесяти с здоровым цветом лица и розовым как у ребенка языком, что свидетельствовало о его здоровой печени, внимательно прочитал рекомендательное письма которое я привез из Киева и потом долго жал мою руку своей потной рукой (все же нарушения в организме или типичный признак принадлежности к евреям?) приветствую меня с тем, что я с этого дня являюсь студентом Лондонсокй Юридической Академии (он даже подписал какую-то бумагу и хлопнул по ней печатью), выдал студенческую карточку (в Академии я числился еще из июля месяца и карточку получил лишь сейчас). Потом он лично провел меня в мою комнату в общежития: небольшая комната на двух лиц — две кровати, два стола и два стула, две вмонтированные в стену шкафа, туалет и душ, большое пластиковое окно и батарея зимнего отопления. Комната номер 311 находилась на третьем этаже пятиэтажного здания общежития.
Пожелав мне хорошо отдохнуть и удачного учебного процесса он, лучезарно улыбнувшись, покинул комнату.
В комнате я должен был жить не один. Одна из кроватей уже была занята, в шкафу висели вещи, на полке стояли книги (с небольшим удивлением для себя увидел «Капитал» и «Записки» Че Гевары), а в ванной лежала зубная щетка. Жить я должен был с парнем из Ливерпуля, которого, как я уже писал раньше, звали Пол. Пол был приятным молодым человеком, ростом около 178 см, коренастый, загорелый и рыжеволосый. Мы быстро с ним сошлись, особенно, когда он узнал о том, что я обожаю Эвертон и ненавижу Ливерпуль. В тот момент, когда я сообщил ему это, он крепко обнял меня, хлопнул по спине и предложил выпить в студенческом кафе пива Гиннес.
Эх, жалко что в то время Эвертон боролся скорее за выживание в Премьер-лиге и в лучшем случае болтался в турнирной таблице на 13-17 местах. Тогда еще не было Гаскойна (который, правда, из-за перелома руки и всем известных проблем так и не показал того, чего от него ждали), Радзинского и, конечно же, вундеркинда Рунни, который начинает блистать в тот момент, когда я пишу эти строки у себя в Киеве, весной и с пейзажем за полу заброшенный завод из пластиковых окон фирмы «Salamander». В Академию студенты стали заезжать еще в конце сентября, тогда как занятия должны были начаться в первой половине октября. Я как раз приехал в последний день. Уже на следующее утро я должен был бы вставать и идти на лекции. Что я и сделал. Боязно было начинать пасовать с первых же дней, нужно было с начала разузнать что к чему, а потом уже забивать на учебу, что я и не только я, успешно сделал.