Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы - Владимир Свинцов

— Привезите Бимчика к нам. Пусть он это время побудет дома…

— Нет-нет! — выворачивался я. — Я беру его с собой. Сейчас тепло. Спать он будет, конечно, в комнате. Кур в деревне много… Лекарства на всякий случай я захвачу. Так что не беспокойтесь. — Кое-как уговорил.

На дворе стемнело, и я вышел взглянуть, что делает Бим. Он лежал в своей будке на соломе и спал. Спал так крепко, что даже не услыхал, как я подошел.

Перед утром меня разбудил собачий вой. Я выбежал на крыльцо. Бим сидел в вольере и жалобно выл, задрав морду к небу. Он кинулся ко мне, завизжал, прижался к ногам. И я почувствовал, как он сильно дрожит. Ночь была не холодная, но дрожь сотрясала все тело собаки. Я взял Бима на руки и отнес в дом. Он улегся в моей постели, пригрелся и затих. А я уже не смог заснуть. Я по-нимал, что Биму, изнеженному прежней жизнью, очень тяжело придется на охоте. Сами посудите, как он полезет в осеннюю холодную воду? А если и полезет, что с ним потом будет?

И я мысленно составил план тренировки и закалки Бима.

Не откладывая задуманное, утром я взял его на поводок и отправился к реке. От воды тянуло сыростью. В такой ранний час здесь были только рыболовы. Я подобрал на дороге палку, натер ее прихваченной из дома куриной головой и дал понюхать Биму. Он тщательно исследовал ее и даже лизнул. Я отстегнул поводок, бросил палку неподалеку и скомандовал:

— Бим, искать. Вперед!

Бим тяжелой трусцой подбежал к палке, обнюхал ее, взял в зубы и двинулся дальше.

— Бим, неси мне. Подай! Бим, ко мне! — кричал я, но напрасно. Пес выбрал место под кустом, улегся и принялся усердно грызть палку. Я направился к нему, призывно насвистывая. Но Бим не подпустил меня близко. Он встал и, недовольно ворча, побежал вдоль берега.

— Бим! Бимчик, ко мне! Ко мне, мой хороший… — подлизывался я. — На! На головку куриную. На! — безрезультатно.

Зубы у Бима оказались крепкими. В этом я убедился, когда подобрал измочаленную палку.

«Ладно. Эти команды Бим не знает. Не обучен. Но дело поправимое, — успокаивал я себя, подбирая вторую палку. — Теперь посмотрим, как ты пойдешь в воду?» — И бросил палку в речку.

— Вперед, Бим! Искать!

Бим резво рванулся вперед. Но у воды остановился, посмотрел на меня, как мне показалось, с насмешкой — сам, мол, лезь, если тебе нужно, и пошел по берегу прочь.

Я догнал его, прицепил поводок и повел домой.

Да, теперь у меня появилась забота. Каждую свободную минуту, забросив другие дела, я натаскивал Бима. И через месяц он уже довольно охотно отыскивал и подавал поноску (кусок кожи или палку), но только не из воды. Воду он презирал. Хуже того, он ее боялся.

Кроме этого, Бим был страшно недисциплинирован.

В комнате он мог бесцеремонно запрыгнуть на кровать и преспокойно улечься на светлом покрывале. На рыбалке — пройтись по расстеленной вместо стола палатке, опрокидывая тарелки, наступая на продукты… Однажды мы собрались пообедать и только выложили на палатку всю свою снедь, как из кустов появился Бим, весь перемазанный вонючей тиной, и преспокойно направился к нам. Мы, зная его привычки, срочно стали сворачивать палатку, кричать, но он твердо выдерживал направление и был уже близок. И тогда кто-то из нас подсказал выход:

— Надо Бима искупать.

Реакция пса была мгновенной. Он сгорбился, поджал хвост и помчался от нас прочь. Мы не поверили в это открытие — вдруг случайность. Увы, все оказалось печальной правдой. Услыхав свое имя и слово «купать», Бим бросал даже еду и улепетывал во все лопатки. И я вспомнил прежнюю хозяйку Бима, ее наставления: «После каждой прогулки мойте ему лапы в ванной… Он хотя этого и не любит, но в порядке профилактики заболеваний». Вот к чему привели насильственные водные процедуры в течение трех лет.

А в остальном? В остальном Бим оставался красивой собакой, ласковой, незлобивой…

Приближалось открытие осеннего охотничьего сезона. Приходилось торопиться с обучением Бима, но оно подвигалось туго. Тогда я обратился за советами к кинологам*, к опытным охотникам, и неожиданно для меня они вдруг в один голос заявили, что собака, прожив три года без натаски и ни разу не побывав под ружьем, для охоты не годится. Я не мог поверить в это. Я считал, что врожденные инстинкты, тем более такие сильные, как у чистопородных собак, в конце концов проснутся, и Бим должен пойти по дичи. Просто обязан!

В августе я повел Бима на выставку охотничьих собак. Не знаю, как он, а я волновался здорово. И волновался напрасно. Маститые эксперты внимательно осмотрели Бима и вынесли единодушную оценку — «отлично». Весь его экстерьер — длина ушей, прикус зубов, рост… — соответствовали стандарту. Да, Бим был красив! К тому же наши постоянные тренировки закалили его. Он стал жилистым, сильным, без излишнего жира, даже его медлительность исчезла.

Бим очень привязался ко мне. Узнавал издали, а когда я уезжал в командировку, сильно скучал.

Первая суббота сентября — праздник для охотников: открытие охоты на водоплавающую дичь. Мы с Бимом приехали на угодья в пятницу. День был отменный. Пригревало солнце, и не верилось, что наступила осень, что скоро зажелтеет камыш, северный ветер принесет холод и снег.

* Кинолог — специалист по собакам.

Утром мы поднялись рано. Было еще темно, но звезды на востоке потускнели. Волнение торопило меня. Бим бежал впереди и постоянно оглядывался. Я знал, что в воду он не полезет, поэтому стал на берегу между двух кустов черемухи, рассчитывая, что утки, возвращаясь с полей после кормежки, обязательно налетят на меня.

Начало светать. Низко со свистом проносились утки, но видно их было еще плохо, поэтому я не стрелял. Бим сидел около меня и мелкомелко дрожал, наверное, от волнения. Я гладил его, успокаивал, стараясь успокоиться и сам.

Наконец деревья и камыш на берегу озера стали видны. Пора! Я зарядил ружье и замер. Как ни ждал я этого момента, но первую стаю уток прозевал. Они зашли неожиданно со стороны леса, стремительно снизились над камышом, сделали круг.

Я еле удержался от выстрела, боясь, что убитая утка упадет в воду. А мне нужно было проверить Бима на сухом. Постепенно приучить его. Я надеялся, что выстрелы, запах пороха разгорячат собаку, и она забудет свой страх перед водой.

Загремели выстрелы на озере. Утки закричали, закружились над водой. Вот пара кряковых взвилась над камышом и потянула в сторону леса. Я выстрелил и… промазал. Из ствола пахнуло сладковатым запахом бездымного пороха, и Бим заскулил, заперебирал лапами. Я перезарядил ружье.

Выстрелы гремели повсюду, а надо мной, как назло, ни одной утки. Наконец одинокий селезень вынырнул из-за леса и пошел на меня в лоб. Я выстрелил навскид, и он комом упал в траву неподалеку.

— Вперед! Искать! — охрипшим голосом приказал я.

Бим видел, куда упал селезень, поэтому быстро нашел его. Обнюхал и побежал дальше.

— Назад! Ко мне!

Бим неохотно подчинился. Я поднял селезня, дал ему понюхать и отбросил в сторону.

— Принеси! Подай!

Бим посмотрел на меня своими блестящими глазами, но с места не тронулся. Селезень его явно не интересовал. «Может, ему нужен подранок? Чтобы он почувствовал сопротивление птицы?» — подумал я и ударил по стае черняти, проходившей стороной. Одна утка закувыркалась в воздухе, упала и заковыляла к камышам, волоча подбитое крыло.

— Вперед! Искать!

Бим догнал утку, перепрыгнул через нее, но сразу же вернулся к ней. Утка притаилась между кочек. Бим вытянул морду, обнюхал ее и вдруг взвизгнул, поджал хвост и бросился наутек, жалобно скуля. Очевидно, утка клюнула его в самое чувствительное место — в нос.

Все! После этого случая Бим стал бояться всех птиц на свете.

Так бесславно закончилась охотничья биография чистопородного спаниеля Бима. Его вины здесь нет. И он остался у меня, но простой дворовой собакой. Да и сторож из него… Так себе, одно название…

На выставки охотничьих собак я его не вожу. Зачем обманывать и себя и других.

ЗВЕНО ЦЕПИ

«Охотничья собака незлобива по отношению к человеку и никогда первая не нападает на него…

(Из «Пособия по охотничьему собаководству»)

Я был в гостях у своего знакомого и уже собирался уезжать, когда по улице на большой скорости промчалась милицейская автомашина с включенной синей мигалкой, а за ней, спустя короткое время, — «скорая помощь», истошно завывая сиреной.

Пробегавший мимо калитки мальчишка просветил нас с затаенным торжеством:

— Дядьку Остапа собака загрызла, чуть не на смертяку… — и исчез в сторону ушедших автомашин.

— Пойдемте посмотрим, — предложил мой знакомый.

Я не любитель подобных зрелищ, но сегодня что-то потянуло меня в конец тихой окраинной улицы.