Таинственная находка - Зента Эргле

— Может быть, «Таинственная находка»? — Унин вопрос слышала вошедшая в комнату Магдалена.

— Пожалуй, подойдет! Итак — что нам известно? Воскресенье, четырнадцатое августа. Какой-то тип находит в кровати Паулины Пурвини драгоценности и украшения. Ни количества, ни стоимости их мы не знаем. В тот же вечер кровать исчезает. Очевидно, забрал ее тот самый тип. Один бриллиант стоимостью в десять тысяч рублей хранится у Ивара Калныня. Найден он в лоскутке Инты.

Понедельник, пятнадцатое августа. Узнаем у Пурвини, что в старом доме во время войны жил гитлеровец Ганс Хаммель, ему и принадлежала кровать.

Во вторник и среду патруль ЮДМ должен обойти ближайшие дворы и во время санитарного осмотра искать железную кровать и парня в майке с картинками.

Вторник, шестнадцатое августа. Обстановка следующая. — И на новой странице Уна четко вывела «16». В центре нарисовала железную кровать, протянула от нее линию и написала: «Луи XIV». Протянула еще одну линию, в конце которой приписала фамилию Голдбаума.

— Не густо, — подвел итог Атис. — Может быть, осмотр чердака что-нибудь даст.

— Я совсем забыл — сестренки говорили, что во двор к Пурвине сегодня утром приходил Голдбаум с женой. Тетя Анни угощала ребят конфетами, а из тряпок смастерила куклам платья. Сам Голдбаум в это время находился в комнате Пурвини. Вышел он оттуда со свертком бумаг, — сообщил Ивар.

— Пурвиня сказала, что какие-то бумаги отнесла на чердак, — Уна от досады чуть не плакала. — Голдбаум забрал их у нас прямо из-под носа. А в них-то может быть разгадка тайны. Это я виновата, только я.

— Да чего ты? Очень может быть, что Голдбаум а не был на чердаке, — успокаивал расстроенную девочку Атис.

— Еще утром надо было залезть туда, — Уна даже не слышала его, — но я хотела позже, вместе с вами. Никогда не выйдет из меня следователь.

— Да перестань ты! Бежим лучше на улицу Плиедеру! — приказал Атис.

Во дворе было пусто. В бывшей гостиной Пурвини царил страшный беспорядок. На полу валялись содранные со стен обои. В одном месте были сорваны даже наклеенные под обоями газеты.

— Кто это сделал? Голдбаум? Но зачем? — недоумевая, произнесла Уна.

— Я сказал Голдбауму, что бриллиант нашел здесь. В комнате, в углу, — признался Ивар. — Он выспрашивал меня, и это было первое, что пришло мне в голову.

— Мальчики, он теперь думает, что именно здесь находится клад, — засмеялась Уна. — Ну и пусть думает! Но зачем ему старые бумаги? Лезем на чердак! Может быть, не все еще потеряно.

Наверху ребятам показалось, что они попали в другой мир — сломанное плетеное кресло, старая этажерка с книгами, комод, на нем фарфоровая статуэтка с трещиной — пастушок со свирелью и два свернувшихся у его ног барашка. На вбитых в балки гвоздях раскачивалась старая одежда. На секунду Уне почудилось, что это повешенные. Она невольно вцепилась в Атиса, но тут же покраснела и отдернула руку.

Довольно долго вся троица стояла молча. Мальчики тоже чувствовали себя неуютно, словно без разрешения вошли в чужую квартиру.

— Глянь-ка, здесь кто-то ходил.

Атис опустился на корточки.

— Совсем недавно. Следы еще не покрылись пылью.

— След мужской. Сорок второй размер, — уточнил Ивар, сравнив след со своей ногой.

— Голдбаум? А может, Луи Четырнадцатый? — гадала Уна. — Скорее, ювелир. Наверно, Луи продал ему драгоценности, все или часть, и старик решил раздобыть еще?

Затаив дыхание, стараясь ничего не сдвинуть с места, ребята обошли чердак. На этажерке лежала кипа пожелтевших, покрытых слоем пыли довоенных журналов. Крышка старого сундука была приоткрыта. Явно здесь что-то искали. На комоде остались следы пальцев. Ящики были выдвинуты. Из одного Атис вытащил старый альбом с фотографиями.

— Заберем, покажем дедушке, вдруг он кого-нибудь узнает, — решила Уна.

В дальнем углу валялись журналы на немецком языке. Атис полистал их. Война, сожженные русские деревни, на переднем плане улыбающиеся фашисты. На каждой второй странице Гитлер с поднятой в приветствии рукой, на лбу прядь волос, под носом клякса усов, выпученные глаза, безумный взгляд.

Они перебрали все журналы и газеты, но никаких документов не нашли.

— Идем к старому капитану! — Засунув альбом под мышку, Уна направилась вниз. — Прошляпили, что теперь поделаешь!

Магдалена в это время готовила обед. В комнате аппетитно пахло жареным мясом.

— Чико хочет есть! Чико хочет есть! — повторял попугай.

— Да замолчишь ты, наконец! — прикрикнул на него капитан. Он по своему обыкновению читал и в такие минуты не любил, чтобы ему мешали.

— Дедушка, когда ты поселился в этом доме?

— Это что же — снова допрос? — Старый капитан покосился на внучку и ее провожатых.

— Я же тебе объяснила. Мы собираем сведения о героях, павших в годы войны. — В голосе Уны слышалось нетерпение. Она глянула на мальчиков и зарделась.

Капитан неохотно отложил книгу, встал с дивана и подошел к столу, на который Уна положила старый альбом.

— На совесть сработано! — Прежде всего он осмотрел кожаный переплет с застежкой и ключом. — Теперь таких уж не делают.

Пожелтевшие от времени первые снимки, сделанные в начале века на толстой, плотной бумаге, не говорили ему ни о чем. Мужчина с подкрученными усиками, в узких брюках, женщина с высокой прической, в длинной юбке и блузке с оборками, опирающаяся на этажерку. Позади идиллический пейзаж со средневековым замком, прудом и лебедями. Маленькие дети — мальчик и девочка.

Но когда дошли до середины альбома, капитан Лея стал проявлять интерес.

— Это наши прежние соседи Вейсы — Исаак и Минна. Бабушка и Минна закадычными подружками были, дня не проходило, чтоб не виделись. Бабушка твоя мне рассказывала, что она все глаза выплакала, когда узнала о судьбе Минны. Тот самый Ганс, которым вы так интересовались, выгнал ее из дома в гетто. Твоя бабушка, Уна, была смелая женщина; не раз тайком пробиралась она в теперешний Московский район, куда гитлеровцы согнали всех евреев. Как-то раз Ганс ей пригрозил, что выяснит, куда делся ее муж, то есть я. А я, как вы знаете, командовал советским торпедным катером. Таковы дела.

Всю вторую половину дня 16 августа тройка обследовала свой микрорайон, заглядывая во двор каждого коммунального дома. Все, кого бы они ни спрашивали, утверждали, что парень, похожий на описанного ребятами, в их доме не живет.

Хочешь не хочешь, а приходилось ждать завтрашнего дня. Оставалась надежда, что их товарищам повезло больше. Если же нет, придется обойти и все частные дома.

Глава четвертая. Окровавленный носовой платок

Ивар смотрел по телевизору спортивную передачу и с удовольствием пил горячий чай.

— Иева, Инта! — высунувшись в окно, позвала мать. — Шатаются в этакую темень! Ивар, сынок, сбегай через улицу, опять они там, в этом пустом доме. Как приворожил их кто там, словно в нашем дворе места мало. Сейчас же чтоб шли домой, иначе выпорю, так и скажи!

Ивар нехотя поднялся, но тут с облегчением услышал на лестнице торопливые шажки.

— Иди скорей! У Пурвини в комнате свет! — запыхавшись, прошептала Инта. — Загорится и погаснет, загорится и погаснет!

Ивара словно ветром сдуло. Инта и Иева, не обращая внимания на окрики матери, со всей скоростью, на какую только были способны, бросились вдогонку.

Во дворе покинутого дома было тихо. Сквозь переплет выбитого окна Ивар заглянул в бывшую гостиную. Сначала ему показалось, что там никого нет. Потом он услышал шорох.

— Посвети еще раз, — расслышал он женский голос.

— У меня осталось всего несколько спичек, — ответил мужской.

— Дай мне, я сама поищу! — раздраженно воскликнула женщина.

При свете спички Ивар заметил в углу силуэт стройной женщины. Сидя на корточках спиной к окну, она что-то искала на полу.

— Ты твердо уверен, что здесь?

— Да брось ты, нетерпеливо сказал мужчина, стоявший в темноте. — Днем придем, когда светло будет.

— А если кто-нибудь за это время найдет?

Еще один клад — мелькнуло у Ивара. Фонарик не захватил, вот досада! Неизвестных надо было рассмотреть во что бы то ни стало. Вытянув руки, он на ощупь стал пробираться вперед, но тут внезапно почувствовал сильный удар в грудь. Он согнулся и грохнулся на землю.

— Мама-а! — громко закричали сестренки. — Ивара убивают!

Когда Ивар пришел в себя и выбежал на улицу, он услышал лишь звук удаляющихся шагов да плач сестренок, стоявших на другой стороне улицы.

— Что здесь происходит? — Голос, без сомнения, принадлежал отцу. По опыту Ивар знал, что сейчас начнутся расспросы, ему придется выслушать нотацию и всякое такое.

Стараясь не измять цветы капитана Леи, Ивар кошкой перелез через забор и постучал в дверь.

— Ты чего ломишься так поздно? — заворчал капитан. — Девочки уже спать улеглись.