Лицензия на убийство (СИ) - Серебрянская Алита

Как чертов мазахист подолгу рассматривал фото. Словно это что-то могло изменить. В миллионный раз перечитывал дело, пытаясь найти хоть что-то, зацепиться за что-нибудь – но ничего.

Ничего. Такое же «ничего», как и в моей душе.

Я четыре года потратил на поиски, но не сдвинулся ни на шаг. Ни одной зацепки. И даже представить себе не мог, в какую сторону мне стоило копать.

А ведь я даже не был на ее похоронах. Потому что был на войне и потому что, мать его, мне никто не сказал.

Пока я там сидел в окопе и отстреливался, ее здесь хоронили в закрытом гробу, потому что ее тело было изуродовано. Даже патологоанатом, который проводил экспертизу, признался, что это самое жуткое, что он видел за свою карьеру. И фото, которые сейчас в беспорядке были разложены вместе с ее делом – тому подтверждение.

Каждый раз, глядя на них, я словно умирал. Я думал, что я пережил многое на войне, но то что пережила она… Ту боль, те страдания и пытки, через которые ее пропустили, словно через мясорубку, не шли ни в какое сравнение с огнестрелами, которые получил я.

Она всегда была самой лучшей. Та, с кем я всегда улыбался. Единственный человек, которого я любил в этой жизни.

Больше жизни.

Потеряв ее, я потерял себя.

И я до сих пор не знал ответов на свои вопросы: кто, а главное, за что?

Сделав несколько подходом, я все же вышел из качалки и направился в свою комнату за полотенцем. Скинув на ходу насквозь мокрую майку вместе с такими же мокрыми шортами и трусами, подошел к своему гардеробу, толкая дверь-купе в сторону. Створки разъехались, и я пробежался глазами по содержимому.

Армия хорошо приучила к порядку. Сложенные аккуратно в стопках постельное белье, полотенца, футболки, спортивные вещи на полках, а так же идеально выглаженные рубашки, пиджаки и брюки – это подтверждали.

Но взгляд выхватил любимый отсек. Там были вовсе не рубашки и трусы.

Любимая Remington 700 откидывала идеальные блики, и от света ламп соблазнительно сверкала, предлагая дотронуться до холодного железа.

На мой взгляд, это была лучшая винтовка, которую я когда-либо держал в своих руках. Имела множество модификаций, идеальный калибр и длину ствола. Удобный поворотный продольно-скользящий затвор и отъемный коробчатый магазин. Отличалась высоким качеством изготовления, обладала высокой кучностью боя, и входила в ладонь так, словно была продолжением руки.

Рядом с ней стояли два любимых Ак-47. На службе я из аналогичных автоматов когда-то выпускал тысячи пуль, а потом по несколько часов после чистил оружие металлическим ершом и ружейной смазкой.

Мне всегда нравилось стрелять, и всегда нравилось возвращать былой лоск автомату. Все оружие, стоявшее в моем шкафу, было идеально вычищено, так как из него я не стрелял вообще. На гражданке надобности не было.

Рядом на полке лежало несколько пистолетов, острых ножей, тепловизор, датчик слежения, прибор ночного видения, оптический прицел, бинокль, два боевых дрона и дохрена коробок с патронами.

Я всегда старался не думать, сколько я убил людей на войне. Но знал точно – их были десятки... сотни. Потому что те гранаты, которые я швырял во врага, уносили жизни десятков людей за взрыв. Я тешил себя тем, что это были террористы, желавшие захватит власть, но я всегда помнил, что так или иначе они были людьми.

Все же не удержался и провел пальцами по холодному металлу винтовки, а после, отдернув руку, ввёл код на панели в стене. Невидимая дверь скрыла мой скромный боевой комплект, после чего отсек с костюмами переместился, окончательно пряча сейф.

Принимая ледяной душ, я слышал, как мне активно кто-то названивал на мой мобильник, но особо не торопился брать трубку. Вода, как и ожидалось, не помогала снять напряжение. И когда уже мои губы посинели, и яйца завыли, намекая, что им как бы вообще не заебись, я выбрался из ванной, глянув на свой телефон.

Скрипнул зубами и все же ответил на звонок.

– Привет, сын, – сходу поприветствовал меня отец, даже не пытаясь из голоса убрать военную твердость.

Даже его обычное приветствие звучало, как команда.

– Привет, – включил громкую связь и вернулся в комнату, вытираясь полотенцем.

– Мы давно не виделись.

– Не вижу для этого причин, – так же твердо произнес, полотенцем вытирая мокрые волосы.

У меня тоже есть военная выправка.

– Ты мой сын и моя кровь. Разве этого не достаточно?

– Нет, – я даже на секунду не собирался задумываться над ответом.

– Антон, приезжай домой. Поговорим по душам, как в старые времена, – его голос не дрогнул от моего отказа, но я знал, он начинал злиться.

Мой отец не любил, когда что-то шло не так, как хотел он. Военное прошлое, настоящее и будущее построило из него человека, требующего безоговорочного подчинения.

И ему подчинялись. Его боялись. За ним шли. Все.

Кроме меня.

Больше подчиняться ему я не собирался.

– Как раньше уже никогда не будет, – откинув полотенце, натянул трусы, домашние шорты и направился в свой кабинет.

Кинул взгляд на жуткие фотографии, стараясь сейчас не акцентировать на них внимания. Из ящика в столе достал Макарова и вновь отправился в тренажёрку.

– Мы совсем не видимся и не общаемся. Так нельзя. Что мне сделать, что бы мы снова возобновили отношения? – так же жёстко спросил он. – Проси, что угодно.

– Я уже попросил тебя однажды, – я бросил на невысокий столик телефон и пистолет. Подкатил стол под турникет, взял повязку и стал натягивать на глаза, узлом завязывая на затылке.

Мне просто нужно было закрыться от всего мира.

Отпустить того зверя, который рвал меня изнутри.

– Антон...

– И ты не сдержал обещания, – прервал его, ловко подтягиваясь на турникете. Закинул на перекладину ноги, согнув их в коленях. Отпустил руки. Повис вниз головой и рукой на столе нашарил пистолет, начиная быстро его разбирать.

– Я прошу тебя…

– Ты просишь меня? Снова? – я даже не собирался слушать, что он хотел там у меня просить. Я вообще хотел скорее закончить этот диалог. – Ты всегда что-то просишь, требуешь, хочешь. Я жизнь посвятил твоим приказам – изучение языков, ежедневные тренировки по боксу, тхэквондо, джиу-джитсу. Вместо того, что бы играть в спортивные машинки, я читал про военную технику, стратегии боя и современное оружие. Я пошёл в гребанную армию, как хотел ты. На чёртову войну, как велел ты. Я убивал людей, потому что так нужно было тебе, – слова из моего рта звучали спокойно, но кровь, словно щёлочь, разъедала вены, артерии и капилляры изнутри. И зверь стучался. – И я попросил всего лишь об одном – что бы ты приглядел за ней.

Вся моя жизнь последние четыре года была в состоянии визуального спокойствия, но я каждую секунду сдерживал себя, пытаясь не взорваться.

– От тебя требовалось сохранить ей жизнь, пока меня не было.

– Мне жаль, – все так же железно звучал его голос в динамике телефона. Словно робот.

Нет, ему было не жаль.

– Я любил ее... – в очередной раз напомнил своему отцу об этом.

– Я тоже.

– Свои генеральские погоны ты всегда любил больше.

Кровь приятно приливала к голове, а руки, зная свое дело, совершали отточенные и привычные движения. Злость отступала. Появлялась привычная пустота. Словно в груди у меня была дыра.

– Теперь у тебя больше нет прав просить меня о чем-либо еще, – нашарив телефон на тумбочке, я сбросил вызов и дальше продолжил свое занятие, как мобильник вновь зазвонил, чему я очень удивился, так как отец никогда не перезванивал.

Интуитивно проведя по экрану, я принял вызов, ожидая услышать от него недовольства, но искажений компьютерной программой голос в трубке заставил меня напрячься и замереть:

– Здравствуй, Антон, – собеседник медленно растянул моё имя, словно пробуя на вкус.

Воздух словно наэлектризовался вокруг, и я предчувствовал, что этот звонок изменит все.

– Кто это? – спросил, сдергивая маску с глаз и смотря на экран, где, конечно же, номер телефона звонившего не определился.