Однажды я вернусь! - Татьяна Донская

как к дому подъехало такси. Из машины вывалилась шумная компания и направилась в сторону подъезда, у которого я тосковала в ожидании Кита. Я напряглась: делить свой наблюдательный пост ни с кем я не желала. Пусть уже пройдут мимо!

Стоп! А это ещё что такое? Я даже привстала от удивления: впереди шёл весёлый и пьяный Никита, а на нём практически висела незнакомая мне длинноногая блондинка.

— Никиту-у-уль, за-а-айка, — противно тянула она, — а поехали ещё в клуб! Не хо-о-очу-у-у домой, ещё так ра-а-ано!

— Так ты и не домой, — уговаривал её Никита, — посидим сейчас, выпьем, музычку послушаем!

Сзади кто-то хохотнул:

— Может, тебе ещё так понравится, что останешься до утра!

Дальше я уже не слушала, что говорит эта крашеная лахудра, что ей отвечает Никита. Мой, между прочим, Никита! Не смогла, не стерпела, мгновенно подхватилась с лавочки и преградила этим двум дорогу.

— Так вот, значит, как ты болеешь! Я, как дура, лечу через весь город, полчаса звоню в дверь, готовая уже выломать её, вызвав специалистов службы-112, чтобы спасти тебя. А тебя, оказывается, и спасать не надо! Есть кому!

И я с размаху залепила Никите пощёчину. Вся компания, как по команде, замерла, а мир как будто выключил звуки…

Глава 9

Бойтесь своих желаний, однажды вы не сможете перед ними устоять

Минута показалась вечностью, и за неё на лице Никиты Вересаева успело смениться несколько выражений: развязно-пьяная ухмылка, минуя несколько промежуточных состояний, плавно перешла в злобную гримасу.

— Ты-ы-ы… — разъярённо зашипел он, нависая надо мной. — Ты чего сюда припёрлась? Тебя кто звал? Ты кто вообще такая, чтобы что-то мне предъявлять? Ты — никто, пустое место! Так, девочка-подсказка на случай контрольной по сопромату. И ты протягиваешь ко мне свои лапки… Да посмотри уже в зеркало! Ты же даже для постели на один раз не годишься! Убогая…

Из лёгких как будто разом выкачали весь кислород. Я хватала ртом воздух, но не могла вздохнуть. В глазах потемнело, в груди, где-то в области сердца, невыносимо запекло, а из глаз, вскипая горечью обиды, уже готовы были брызнуть слёзы.

Вся компания дружно загоготала и принялась язвить на мой счёт. Я поняла, что ещё немного — и не выдержу, зареву. Но решила: лучше умру, чем покажу им свои слёзы.

Закусила губы, вздёрнула подбородок и, круто развернувшись на пятках, побежала прочь от этого дома, от улюлюкающей мне вслед компании, от Никиты, от своей мечты и от своей прежней жизни.

Бежала долго, глотая горькие слёзы и с трудом разбирая дорогу. Сама не поняла, как оказалась в элитной части города с широкими улицами и роскошными особняками. Остановилась, только когда наткнулась на скамью в небольшом уютном скверике, вернее — ударилась об неё ногой. Кулём рухнула на скамейку и, наконец-то, дала волю слезам. Жалея себя, рыдала так, что, если бы не зажимала рот рукой, меня услышала бы добрая половина города.

Ах, как было обидно! Как горько и досадно, что не поняла, не разглядела, не почувствовала фальши и притворства, не послушала лучшую подругу. Тысячи «не», которые заметила только сейчас. Зачем он так со мной, я же живая, мне больно! Пусть маленькая ростом — до метра шестидесяти не дотянула, но не уродина же! Ну, может, надо немножко похудеть в отдельных местах, причёску сменить, одеться помоднее. Так это дело поправимое! А он? Убогая… Ненавижу! Теперь его ненавижу! Нет, мстить не буду, что ему моя месть? И что мне от этой мести? Сердце-то уже разбито, и его не склеить. Остаётся только разбить в ответ его сердце. Но как? Что я могу?

Когда слёз не стало, я ещё долго, обняв себя руками за плечи и молча раскачиваясь взад-вперёд, сидела на скамейке. Кажется, сегодня скамейки — это моё всё! День скамеек. Вернее, уже ночь. Вон уже и луна вышла. Полнолуние… Что-о-о? Полнолуние, Даша! Соберись! Где же та штука, которую мне всучила Алевтина? В эту минуту я готова была поверить не только в волшебную силу слезы Мириты, но и в любую другую чепуху.

Рывком сдёрнула с плеч рюкзачок, который чудом не потерялся во время моего сумасшедшего забега, и стала рыться в нём, разыскивая бархатную коробочку глубокого синего цвета. Я точно тогда была у гадалки с этим рюкзаком и, скорее всего, сунула коробку впопыхах в какой-то из многочисленных карманов. Только бы она не выпала по дороге! Я судорожно копалась в недрах рюкзака, проклиная свою безалаберность и привычку пихать в сумки что ни попадя, а потом разгребать завалы. Коробочка всё не находилась, и тогда я просто вывернула всё содержимое рюкзака на скамейку и стала перебирать его при неверном свете луны, складывая обратно. Коробка как провалилась! Я уже хотела снова зареветь, но, видимо, за этот вечер выплакала годовой запас слёз — спасительной влаги, облегчающей душу, не было. И тогда я разозлилась: на себя, на Никиту, на весь мир! Встала со скамейки и с вызовом сказала небесам:

— Я хочу загадать желание! Единственное и самое сокровенное! Верните мне мою коробку, я это заслужила. Я хочу её сейчас! Я решила и не отступлю!

По странному совпадению в ту же минуту поднялся ветер и швырнул мне в лицо горсть сухих листьев, неведомо откуда взявшихся в этом райском уголке, сейчас ведь только начало лета, впереди сессия.

Успешно отразив зелёный натиск, я с мрачной решимостью повернулась к рюкзаку и в сто первый раз начала проверять многочисленные карманы. И о чудо! Она нашлась! Как будто только и ждала подтверждения моей решимости и уверенности в том, что я готова загадать желание.

Жаль, что я подробно не расспросила Алевтину, как надо правильно загадывать желание. Но главное я всё же помню: только одно желание, самое сокровенное, никому не вредить и никого не принуждать.

Так я и не собиралась! Он сам падёт к моим ногам. Что там Алевтина говорила про энергии, что текут во мне? Что там было про вершину? Бред какой-то! Но всё равно… Так вот, слушайте моё желание!

— Я хочу быть на вершине мира! Хочу получить всё то, что заслуживаю, на что мне намекала Алевтина. Хочу стать другой, чтобы соответствовать этому новому статусу и положению и внутренне, и внешне. Да будет так! — не знаю, откуда взялись последние слова, но я совершенно точно знала, что их следует сказать, без них ничего