Россия в XVIII столетии: общество и память. Исследования по социальной истории и исторической памяти - Александр Каменский

Вексель на 700 рублей.

В два месяца, считая от сего 10 генваря 1729 года по сему одинакому векселю повинен я заплатить господину Ивану Иванову, купцу Санктпетербургскому, или кому они прикажет серебреными мелкими деньгами 700 рублей. Гаврила Ермолаев, купец Санктпетербургской».

Разновидностью подобного векселя является вексель, в котором указан товар, за который заемщик должен заплатить деньги:

«Москва, Генварь 17 день, 1729.

Вексель на 2000 рублей

В четыре месяца, считая от 17 дня генваря сего 1729 года, повинен я заплатить господину Антону Петухову, Московской Котельной слободы купцу, или кому он прикажет, 2000 рублей рублевиками, за которые деньги принято товару: льну 10 берковцов, воску 100 пуд, холста 1000 аршин. Мартын Дорофеев, купец Московской Бронной слободы».[41]

Таким образом, обязательными элементами векселя были дата и место заключения сделки, ее размер, срок уплаты по векселю и социальная идентификация контрагентов. Соответственно, априорно можно предположить, что база данных, составленная по материалам одного города, должна дать сведения об объеме торгово-финансовой деятельности его жителей, ее географии и контрагентах. При этом, если включенные в базу данных сведения охватывают продолжительный период времени, то можно попытаться проследить все эти показатели в динамике. Однако, стоит напомнить, что опротестовывали векселя в городовом магистрате не только жители самого Бежецка, но и иные лица, в том числе иногородние купцы, которые находились в городе на момент истечения срока имевшихся у них на руках векселей. Что же касается социальной идентификации указанных в векселях заимодавцев и заемщиков, то, поскольку векселя составлялись не чиновниками государственных учреждений, а самими участниками сделки, то правильнее говорить об отражении в этих документах их самоидентификации.[42]

Тема вексельного обращения в России XVIII в., естественно, нашла свое отражение в общих трудах по экономической истории, работах по истории торговли и финансов этого периода, в частности, о развитии кредита.[43] Однако специальные исследования по этой проблематике, а также о векселях, как историческом источнике, в историографии практически отсутствуют. В последние годы несколько статей, посвященных векселям, опубликовал американский историк Д. Монро.[44] В одной из них он справедливо отмечает, что «в то время как невозможно с уверенностью утверждать, с какой целью был составлен каждый из векселей, косвенные данные указывают на то, что, по крайней мере, для купцов большая их часть служила для продажи и покупки товаров, а не для денежных займов, не связанных с определенными коммерческими операциями».[45]В этой же статье Монро особо останавливается на хранящихся в РГАДА материалах созданной в 1773 г. комиссии для изучения причин резкого падения доверия к векселям, что, по его мнению, было «эхом банковского кризиса, начавшегося в Шотландии, немедленно ударившего по Лондону в июне 1772 г. и резонировавшего по всей Европе».[46] Стоит сразу отметить, что материалы Бежецка падения доверия к векселям, а значит, и их использования напрямую не отражают, хотя некоторые косвенные данные, как будет показано ниже, можно трактовать и подобным образом. При этом, именно на 1769–1774 гг. приходится наибольшее число зафиксированных в нашей базе данных векселей.

Среди материалов комиссии 1773 г. Монро обращает внимание на копию книги протеста векселей по Петербургу за 1773 г., в которой зафиксировано более 4 тыс. векселей с упоминанием имен купцов из 114 городов и населенных пунктов России. По его мнению, это свидетельствует о широком использовании векселей, как инструмента финансовых операций.[47] К выводу о том, что «вексельное обращение стало обычным явлением в России во второй половине XVIII в.», пришел и изучавший эти же документы российский исследователь В. Н. Захаров. При этом, ссылаясь на ту же, что и Монро, книгу, он уточняет, что из указанного числа опротестованных в 1773 г. в Петербурге векселей лишь «926 сделок заключались при участии иностранных купцов, остальные – только русскими людьми».[48] В связи с этим возникает вопрос: если число сделок с иностранными купцами в Петербурге – главном торговом центре страны – составляло менее четверти всех торговых сделок, то в какой степени на использовании в России векселей мог сказаться европейский банковский кризис?

Захаров также отмечает, что, в отличие от иностранных, русские купцы почти не использовали такое свойство векселя как индоссамент, т. е. передачу векселя другому лицу. Оговорившись, что дать исчерпывающее объяснение этому факту невозможно «по недостатку материалов, раскрывающих конкретику торговой деятельности русских купцов», историк объясняет это узостью круга их партнеров и преобладанием двусторонних сделок.[49] Между тем, в нашей базе данных, как будет показано ниже и как уже упоминалось, число такого рода векселей относительно велико, причем в ряде случаев причины их составления вполне очевидны. Впрочем, во-первых, не очень понятно каково должно быть соотношение простых и индорсированных векселей, чтобы использование последних было признано достаточно широким. Во-вторых, очевидно, что потребность в индорсированных векселях была больше у тех, кто был занят внешнеторговыми операциями, в то время как в торговых операциях внутри страны такая потребность была значительно ниже.

Еще одна особенность векселей, которую отмечает Д. Монро, связана с тем, что крестьянам было запрещено использовать векселя, но, судя по тому, что в последующие после издания Вексельного устава годы этот запрет неоднократно возобновлялся, он постоянно нарушался. Действительно, несколько забегая вперед, заметим, что в нашей базе данных на векселя, составленные с участием крестьян в качестве одной из сторон, приходится 13,5 %.

Тема вексельного обращения тесно связана с более широкой темой кредита, в рамках которой исследователи обращали внимание на проблему ростовщичества, используя при этом записные книги крепостных контор, в которых фиксировались сделки, связанные с денежными займами.[50] Некоторые из приведенных в соответствующих работах данных сопоставимы с данными, полученными при анализе бежецких книг протеста векселей и будут использованы ниже.

Обратимся теперь непосредственно к анализу основанной на бежецких материалах базы данных с тем, чтобы выяснить, какого рода информацию она в себе заключает.

2.3. База данных по книгам протеста векселей Бежецкого городового магистрата: общая характеристика

Как уже говорилось, в нашей базе данных зафиксировано 2448 случаев (кейсов)[51] за период 1696–1775 гг. Оценить степень репрезентативности этой базы достаточно сложно. С одной стороны, это ничтожно малое число по сравнению с упоминавшимся выше числом записей в книге протеста векселей по Петербургу. Но, с другой, нас в данном случае интересует не столичный, а именно провинциальный город, заведомо не являвшийся крупным торговым центром. Поэтому сама эта цифра определенным образом его характеризует. Если в Петербурге в 1773 г. было учтено 4 тыс. опротестованных векселей, а в Бежецке за этот же год всего 166, то можно сделать вывод о том, что по объему совершавшихся в нем операций Бежецк уступал Петербургу примерно в 25 раз. Если же не учитывать 926 петербургских векселей, составленных с участием иностранных купцов (которым в Бежецке, не являвшемся морским портом, делать было нечего), то преобладание столицы над провинцией будет составлять 18,5 раз. В самих этих цифрах нет ничего удивительного, но стоит обратить внимание на то, что по размерам населения Петербург превосходил Бежецк примерно в 60 раз. Сопоставление этих цифр, говорит скорее в пользу Бежецка и указывает на достаточно высокий уровень хозяйственной активности его обитателей.[52]

Распределение вексельных сделок по годам в нашей базе далеко не равномерно. Как видно из Таблицы 2, число кейсов начинает постепенно возрастать с конца 1740-х гг. Небольшое число кейсов за 1760 г. связано с утерей книги протеста векселей 1761 г., а за 1775 г. – с тем, что они опротестовывались преимущественно уже в следующем, 1776 г. и соответствующая книга протеста векселей, не вошла в архивный фонд Бежецкого городового магистрата, хранящийся в РГАДА. Также небольшое число кейсов за 1756 г. может быть объяснено отсутствием в книге протеста векселей 1757 г. записей за январь и март.[53]

Интерпретация полученных данных, как представляется, может быть двоякой. Так, достаточно обоснованно объяснить резкое, почти в два раза возрастание числа опротестованных векселей между 1768 и 1769 гг. не представляется возможным. Можно лишь предполагать, что, если в принципе рост числа опротестованных векселей является свидетельством роста хозяйственной активности, то это могло быть связано с введением ассигнаций и, если это так, то можно утверждать, что эта мера способствовала интенсификации финансово-торговой деятельности. Однако еще более резкое увеличение произошло и ранее, между 1753–1754 гг., что, вероятно, можно связать с осуществленной в 1754 г. реформой по ликвидации внутренних таможен. Если оба эти предположения верны, то следует признать успешность правительственной политики. Впрочем, возможно и иное объяснение. 1769–1774 гг. – это время первой русско-турецкой войны и в увеличении числа неплатежеспособных заемщиков можно увидеть признаки ухудшения материального положения населения, однако достоверными сведениями о том, какое именно влияние воина на него оказала, мы не располагаем.