Шаляпин. Горький. Нижний Новгород - Евгений Николаевич Никитин

организации помощи голодающим, обрел личное счастье (женился на Авдотье Семеновне Ивановской). Именно в Нижнем он получил читательское признание.

В 1893 году Короленко пересек океан, чтобы посетить Всемирную художественно-промышленную выставку в Чикаго.

В 1900 году писатель поселился в Полтаве, где прожил до своей смерти.

В 1902 году вместе с Чеховым он отказался от звания почетного академика (был в числе первых избранных) в знак протеста против отмены избрания М. Горького в Академию наук.

Февральскую революцию 1917 года Владимир Галактионович воспринял как возможность демократического обновления России. К Октябрьскому перевороту он отнесся прохладно, а в годы Гражданской войны резко выступал против кровавого подавления крестьянских восстаний, против революционного террора (шесть писем А. В. Луначарскому, 1922).

В 1921 году, будучи тяжелобольным, Короленко отказался покинуть Россию и ехать лечиться за границу. Скончался от воспаления легких. Был похоронен на Старом кладбище в Полтаве. Но в связи с закрытием этого некрополя 29 августа 1936 года могила В. Г. Короленко была перенесена на территорию Полтавского городского сада.

В глазах современников Владимир Галактионович оставался «нравственным гением», человеком высоких моральных принципов, праведником русской литературы.

Владимир Галактионович жил на окраине города во втором этаже деревянного дома. На панели, перед крыльцом, умело работал широкой лопатой коренастый человек в меховой шапке странной формы, с наушниками, в коротком, по колени, плохо сшитом тулупчике, в тяжелых вятских валенках.

Я полез сквозь сугроб на крыльцо.

– Вам кого?

– Короленко.

– Это я».

Вошли в дом. Владимир Галактионович стал читать принесенную молодым человеком рукопись. По ходу чтения делал замечания: «Тут у Вас написано “зизгаг”, это… очевидно, описка, такого слова нет, есть – зигзаг», «иностранные слова надо употреблять только в случаях совершенной неизбежности, вообще же лучше избегать их», «Вы часто допускаете грубые слова, – должно быть потому, что они кажутся Вам сильными? Это – бывает», «Вы пишете: “Я в мир пришел, чтобы не соглашаться. Раз это так”… Раз – так, – не годится! Это – неловкий, некрасивый оборот речи».

Время шло. Наступил момент, когда пора было расставаться. Но разобранными оказались не все произведения. В. Г. Короленко попросил оставить ему рукопись на несколько дней.

«Недели через две, – читаем в очерке “Время Короленко”, – рыженький статистик Н. И. Дрягин, милый и умный принес мне рукопись и сообщил:

– Короленко думает, что слишком запугал вас. Он говорит, что у вас есть способности, но надо писать с натуры, не философствуя. Потом – у вас есть юмор, хотя и грубоватый, но – это хорошо! А о стихах он сказал – это бред!

На обороте рукописи, карандашом, острым почерком написано:

“По “Песне” трудно судить о ваших способностях, но, кажется, они у вас есть. Напишите о чем-либо пережитом вами и покажите мне. Я не ценитель стихов, ваши показались мне непонятными, хотя отдельные строки есть сильные и яркие. Вл. Кор.”.

О содержании рукописи – ни слова. Что же читал в ней этот странный человек?»

В. Г. Короленко помог Алексею Максимовичу Пешкову войти в большую литературу, стать М. Горьким. По совету Владимира Галактионовича был написан, пожалуй, лучший из ранних рассказов молодого литератора – «Челкаш». В. Г. Короленко отредактировал его и помог появлению рассказа в толстом столичном журнале «Русское богатство» (1895. № 6).

Еще в одном мемуарном очерке о писателе – «Из воспоминаний о В. Г. Короленко» – Пешков прямо сказал о той роли, которую сыграл писатель в его жизни:

«Его советы и указания всегда были кратки, просты, но это были как раз те указания, в которых я нуждался. Я много получил от Короленко добрых советов, много внимания, и если в силу разных неустранимых причин не сумел воспользоваться его помощью, – в том моя вина и печаль.

Известно, что в большую журнальную литературу я вышел при его помощи. <…> Мне лично этот большой и красивый писатель сказал о русском народе многое, что до него никто не сумел сказать».

В июне 1890 года в Нижнем Новгороде произошло важное для Алексея Пешкова знакомство – с обучающимся на химика студентом Московского университета Николаем Захаровичем Васильевым. В город на Волге он приехал на каникулы к своей семье, состоящей из родителей и пятерых сестер. Васильевы проживали на Мартыновской улице в стареньком домишке Громова. Около дома был сад, а в саду – беседка. В ней молодые люди летом 1890 года вели разговоры, приятно и полезно проводили время. Позднее, в рассказе «О вреде философии», М. Горький так изобразил своего нового друга:

«Среди знакомых моих появился странного вида студент в изношенной шинели, в короткой синей рубашке, которую ему приходилось часто одергивать сзади, дабы скрыть некоторый пробел в нижней части костюма. Близорукий, в очках, с маленькой раздвоенной бородкой, он носил длинные волосы “нигилиста”; удивительно густые, рыжеватого цвета, они опускались до плеч его прямыми, жесткими прядями. В лице этого человека было что-то общее с иконой Нерукотворного Спаса. Двигался он медленно, неохотно, как бы против воли; на вопросы, обращенные к нему, отвечал кратко и не то – угрюмо, не то – насмешливо. <…>

Прекрасный человек, великолепно образованный, он, как почти все талантливые русские люди, имел странности: ел ломти ржаного хлеба, посыпая их толстым слоем хинина, смачно чмокал и убеждал меня, что хинин – весьма вкусное лакомство. А главное – полезен: укрощает буйство “инстинкта рода”. Он вообще проделывал над собою какие-то небезопасные опыты: принимал бромистый калий и вслед за тем курил опиум, отчего едва не умер в судорогах; принял сильный раствор какой-то металлической соли и тоже едва не погиб. <…>

Николай постоянно читал немецкие философские книги и собирался писать сочинение на тему “Гегель и Сведенборг”. Гегелева “Феноменология духа” воспринималась им как нечто юмористическое; лежа на диване, который мы называли “Кавказским хребтом”, он хлопал книгой по животу своему, дрыгал ногами и хохотал почти до слез. <…>

О своих занятиях философией говорил:

– Это, брат, так же интересно, как семечки подсолнуха грызть, и, приблизительно, так же полезно!»

Васильев прочитал Пешкову несколько лекций по истории философии. Наибольшее внимание будущего писателя привлек немецкий философ Фридрих Ницше, еще не известный русскому читателю. Печатать его сочинения на русском языке начнут только через несколько лет. Произведения Ницше оказали заметное влияние на творчество, особенно раннее, М. Горького.

В конце лета 1890 года Пешков покидает Нижний Новгород, отправляется в Симбирскую колонию толстовцев. Придя на место, он «узнал от крестьян историю ее разрушения».

Николай