Искатель, 1998 №7 - Даниэль Мусеевич Клугер

явно был не совсем законного характера. Возможно, не сразу, а с какого-то момента. Иначе не возникло бы такой сомнительной просьбы.

— Ну, это как сказать, — заметил Розовски. — В конце концов, существуют террористические акты, уголовные преступления…

— Дорогой господин Розовски, — с обманчивой мягкостью прервал его вице-президент. — Не надо излагать сейчас теорию криминалистики. Так мы никогда не закончим предварительного разговора. Кстати говоря, пункт о террористических актах включается в любой серьезный страховой полис, оформляемый в нашей стране.

— Но сам-то он чем-нибудь мотивировал свою просьбу? Приводил какие-то аргументы? Или нет?

— Он сказал, что по делам компании должен время от времени ездить в Россию и что криминальная обстановка там опасна.

— Он прав, — заметил Розовски. Нахшон Михаэли поморщился.

— Давайте-ка, я расскажу вам все, а там вы уж сами посмотрите, — сказал он. — И, кстати, все дальнейшее подтвердило мои сомнения, а отнюдь не его правоту.

— То есть?

— Банкир погиб не в России, а в Израиле, у себя на вилле, от убийства, весьма грубо замаскированного под самоубийство.

— Тем не менее, — сказал Розовски, — когда я говорил о веских основаниях, я все-таки имел в виду не подозрения и не общее впечатление относительно связи русского бизнеса с преступлениями, а именно серьезные основания… — Он махнул рукой и сам предложил: — Вернемся к страховке.

— Вернемся, — продолжил вице-президент более спокойным тоном. — Итак, мы обязуемся выплатить названную мной сумму в случае несчастного случая или убийства. Но мы не обязаны были платить в случае самоубийства.

— Ага, — Натаниэль улыбнулся. — Поэтому версия самоубийства вас устраивала, а версия убийства — нет. Что ж, вполне естественно.

— Как всяких нормальных людей, нас не может устраивать смерть человека, какова бы ни была ее причина, — строго заметил Нахшон Михаэли. — И я не вижу причин для вашего веселья.

— Извините, это нервное, — поспешно сказал Розовски. — Я очень впечатлительный человек, это мешает мне в работе. Моя мама как-то мне сказала: «Если бы я была такой впечатлительной, я бы вообще не выходила на улицу».

Михаэли с подозрением посмотрел на него. Но лицо детектива уже не выражало никаких эмоций, кроме готовности признать свою неправоту. Вице-президент успокоился.

— Тем не менее я вынужден признать, что вы в чем-то правы, — сказал он сухо, но уже без раздражения. — Когда первоначально нам сообщили, что Розенфельд покончил с собой, — что ж, мы были, естественно, расстроены. Но уже через несколько часов адвокат покойного сообщил, что версия самоубийства не выдерживает никакой критики и полиция склонна считать происшедшее преднамеренным убийством.

— Понятно, — сказал детектив. — Теперь вам предстоит выплатить кругленькую сумму… кстати, кому именно? И, кроме того, чем же я могу вам помочь? Полиция ведет следствие…

— Рики, объясни, — вице-президент устало кивнул красавице в супер-мини. Рики послушно поднялась из своего кресла.

— Следствие может пойти не туда, — сказала она. — У нас есть своя версия.

— Вот как? И что же это за версия? — спросил Розовски, с удовольствием разглядывая ножки референта.

— Деньги по страховке должны быть выплачены некоей Галине Соколовой, — ответила Рики. — Бывшей жене Ари Розенфельда, с которой он развелся шесть лет назад, до отъезда в Израиль, и которая проживает ныне в Москве. Мы считаем, что она могла быть заинтересована в убийстве.

Это «мы» умилило детектива. Если судить по внешности, у очаровательного секретаря вряд ли могло быть мнение, отличное от мнения шефа. Розовски обаятельно улыбнулся.

— Где вы покупаете свои наряды? — спросил он. — Бьюсь об заклад, что в «Крэйзи лайн». Я угадал?

— Угадали… — растерянно ответила Рики. Она беспомощно оглянулась на своего шефа, мгновенно потеряв нить разговора.

— Вы правы, она могла быть заинтересована в убийстве, — сказал Розовски, обращаясь к Михаэли. — Но только в том случае, если она знала об условиях страховки. Не возражаете, если я закурю?

Михаэли поморщился, но сказал:

— Курите.

— Спасибо… — Натаниэль Розовски вытащил пачку сигарет, щелкнул зажигалкой. — И, кроме того, быть заинтересованным в убийстве и совершить убийство — согласитесь, это далеко не одно и то же… — Он затянулся, выпустил дым в потолок. — Люди вообще более агрессивны в мыслях и настроениях, чем в действиях. И слава Богу.

— Мы не говорим: «совершила убийство», — возразил Нахшон Михаэли, с неодобрением наблюдая, как дымное облако медленно рассеивается в воздухе. — Мы говорим: «организовала убийство». Это ведь не совсем одно и то же. Есть нюанс.

— Есть, согласен, — сказал Натаниэль. — Но пока что мы просто ведем спор с философским оттенком. Какими данными вы располагаете? — спросил он. — Для начала, есть у вас доказательства того, что эта… как ее…

— Галина Соколова, — подсказала Рики.

— Да-да… — Розовски одарил красавицу благодарной улыбкой. — Что она была знакома с условиями страховки?

— Разумеется, нет, — недовольно ответил Нахшон Михаэли. — Если бы они у нас были, мы представили бы их полиции в подтверждение нашей версии. — Это звучало как: «Нужен бы нам был такой нахал, как ты».

— Но вы ознакомили полицию с вашими предположениями? — спросил Розовски.

— Конечно, — обиженно сказала Рики. — Но они попросту отмахнулись от них.

«Естественно, — подумал Розовски. — Особенно если с ними вы говорили в таком же тоне. Это очень даже тянуло бы на давление». Вслух он спросил:

— И вы хотите, чтобы доказательства вашей версии представил я?

— Да.

Натаниэль немного подумал. Все трое настороженно следили за ним. В кабинете воцарилась полная тишина.

— Н-ну, не знаю… — Розовски погасил сигарету. — Честно говоря, я не очень понимаю, какой в этом смысл.

— Что значит — какой в этом смысл? — Нахшон Михаэли всплеснул руками. — Вас что, не интересует торжество справедливости?

— Ну что вы, — совершенно серьезно ответил Розовски. — Меня очень даже интересует торжество справедливости. Я двадцать лет занимаюсь восстановлением справедливости. Правда, не всегда успешно. Я только не могу понять, каким образом восстановленная справедливость спасет бюджет вашей компании от потери двух миллионов шекелей. Даже двух миллионов пятидесяти тысяч, считая расходы по восстановлению этой самой справедливости.

— Что вы имеете в виду? — спросил вице-президент компании.

— Допустим, окажется, что эта Соколова организовала убийство собственного мужа.

— Бывшего мужа, — вставил Михаэли.

— Бывшего мужа, — повторил Розовски. — Представим — пока чисто теоретически, — что я поднесу вам на роскошном блюде все доказательства виновности Соколовой. И что же дальше? Убийство от этого не становится чем-то иным. В страховом полисе говорится именно об убийстве, и значит, вам все равно придется платить. Так сказать, соблюдая букву контракта. Или в полисе сказано: «За исключением убийства, совершенного родными и близкими покойного?»

Амос коротко рассмеялся.

— Мы надеемся, что суд прислушается к нашим аргументам, — сухо сказал вице-президент. — В конце концов, просто безнравственно платить убийце за убийство. В крайнем случае, обратимся в Верховный суд. Словом,