Искатель, 1998 №7 - Даниэль Мусеевич Клугер

закрывавших пол-лица. Несмотря на летнюю жару, он был одет в строгий темно-серый костюм. Правда, не хватало галстука, и ворот белой сорочки был распахнут. Но это, судя по всему, оказалось единственной вольностью, которую вице-президент себе позволил. Если степень строгости одежды определяла ступень, на которой собравшиеся находились в компании, то остальные двое явно не входили в ее руководство. Яркая красавица неопределенного возраста носила платье из чрезвычайно малого количества ткани, что же до последнего члена троицы — громилы лет тридцати, — то его джинсам и легкомысленной футболке не помешала бы приличная стирка. Красавица оказалась референтом вице-президента, а громила — главой внутренней детективной службы. Вице-президент достаточно долго и с нескрываемым подозрением разглядывал детектива. Розовски постарался улыбнуться как можно ослепительнее. Но про себя вынужден был признать, что недоверчивость потенциальных и перспективных клиентов имела под собой основания. Натаниэль Розовски внешне не очень походил на полицейского, каковым он был еще несколько лет назад, или на частного детектива, каковым он являлся сейчас. Так, во всяком случае, полагали его друзья и бывшие сослуживцы. Это-то еще не самое страшное. К сожалению, он очень и очень напоминал актера, исполнявшего роль детектива в телесериале, к тому же не очень хорошего актера, пытающегося подражать звездам.

Следует отметить, что определенные основания для подобного суждения имелись. В его решении оставить службу в полиции и открыть частное сыскное агентство присутствовал легкий оттенок театральности. Розовски сам прекрасно понимал это.

Решение об открытии частного детективного агентства он принял вскоре после того, как началась Большая Алия девяностых и в Израиль хлынула волна новых репатриантов. Ежедневные сообщения Министерства абсорбции из аэропорта «Бен-Гурион» напоминали победные реляции с театра военных действий: «Сегодня прибыло три самолета из Советского Союза… пять самолетов…» Русская речь зазвучала на каждом шагу. Вдоль тель-авивской Алленби запестрели вывески на русском языке. Одни радовались этому, другие относились скептически и с подозрением, а вот он сразу же почувствовал непаханое поле для энергичного специалиста. Будучи сам выходцем из Советского Союза, Натаниэль знал, что бывшие его соотечественники, приехав в Израиль, весьма не расположены к контактам с представителями официальных властей. Привычка не вмешивать в свои дела милицию впитывалась советскими людьми, что называется, с молоком матери. Естественным образом эта привычка последовала за ними и в Израиль. Перестав считаться советскими людьми, они не перестали оставаться таковыми. Так что к израильской полиции они на первых порах относились так же, как и к родной (в прошлом) советской милиции. То есть предпочитали находить пути для решения проблем, не прибегая к ее помощи. При всем том у новых репатриантов проблем, в том числе и требующих вмешательства полиции, хватало.

Такое положение дел послужило первой побудительной причиной для Розовски. Второй же причиной было то, что он, опять-таки в силу своего происхождения, знал, насколько романтично звучит для советского слуха словосочетание «частный детектив». Он и сам пошел служить в полицию двадцать лет назад, после демобилизации, не без романтических иллюзий. Иллюзии быстро развеялись, но это уже другой вопрос.

А коль скоро обе причины были достаточно вескими, то и облик частного детектива должен был в глазах потенциальных клиентов соответствовать сложившемуся стереотипу суперсыщика. Так что внешность Натаниэля имела для него самого и чисто коммерческую ценность. Он никому бы и ни за что не признался, но факт остается фактом — на первых порах Розовски просмотрел кучу американских боевиков, причем отнюдь не для того, чтобы развеяться или развлечься после повседневных забот. Нет, он это выполнял с тем же чувством, с каким изучал раньше вещественные доказательства. Он даже репетировал перед зеркалом стальной суровый взгляд и лениво-небрежную манеру цедить сквозь зубы слова. Кстати говоря, по-русски это получалось куда эффектнее, чем на иврите, а неизбежный акцент, приобретенный Натаниэлем за двадцать с лишним лет жизни в Израиле, только придавал его речи особый шарм — разумеется, в глазах, точнее, в ушах новых репатриантов.

Кроме того, он обзавелся «кольтом» сорок пятого калибра, который носил в облегченной кобуре под пиджаком. Во время разговора с клиентами он, словно невзначай, откидывал полу, и глазам восхищенной публики представала отделанная светло-сиреневым перламутром рифленая рукоятка легендарного револьвера. Летом, конечно, невозможно было носить пиджак, а следовательно, и кобуру, и тогда указанная выше рифленая рукоятка выглядывала из-под картинно разбросанных по письменному столу бумаг, вызывая у клиентов то же почтительное восхищение. Восхищения у них поубавилось бы, если бы они узнали о том, что в действительности-то Розовски носил револьвер незаряженным и вообще предпочитал, как он сам говорил, работать мозгами. Но — имидж есть имидж.

Его сослуживцы и коллеги открыто потешались над забавными, как они считали, новыми манерами толкового в прошлом инспектора-криминалиста. Но сам он продолжал считать свои действия удачной находкой — до тех пор, пока случайно не узнал, что некоторые клиенты за глаза называют его клоуном. Это Натаниэля чрезвычайно оскорбило, что, впрочем, не помешало ему добросовестно разбираться с делами оскорбителей. Но с того момента «кольт» пылился дома в стенном шкафу, видеотеку он подарил сыну своего приятеля, а в поведении вернулся к обычной своей манере старого полицейского служаки. Что его изредка волновало, так это вопрос, к чему все-таки относилась эта презрительная кличка — к имиджу или к нему самому?

Единственным человеком, принявшим изменения в облике Натаниэля всерьез, была его мать. Она долго присматривалась к сыну, а потом сказала:

— Слава Богу, я все-таки доживу до этого дня.

— Что ты имеешь в виду? — Розовски никак не мог поверить в то, что мать всю жизнь мечтала дожить до того дня, когда сын станет частным детективом. И очень удивился.

— Как это что? Матери можно сказать. Как ее зовут?

Так что в действительности истинной причиной прекращения школы актерского мастерства оказалось подозрение матери Натаниэля относительно скорой вторичной женитьбы сына. Если что и могло убедить его в неверности избранного метода, так именно это.

Однако кое-что из «голливудского периода», как про себя называл это время сам Розовски, видимо, осталось. Иначе, как он считал, его дело не оказалось бы столь успешным. Сейчас он впервые подумал, что, может быть, немного переиграл. Оставалось только ждать. Наконец Нахшон Михаэли прервал осмотр и, несмотря на явное недовольство его результатами, предложил Натаниэлю сесть. Что тот с готовностью сделал.

— Не будем отвлекаться, — сказал Михаэли. — Как вы сами сказали, сообщения по радио вам известны. Я их повторю вкратце. Ари Розенфельд, президент торговой компании «Интер», был убит на своей вилле в Кесарии, неделю назад, в прошлую субботу. Вернее, в моцей-шабат. Полиция сразу же отвергла