Дядя самых честных правил 3 - Александр Горбов

чуть тише сказал: — Что она забрала, так это шкатулку. Плохонькую такую, железом оббитую. Да мне-то что? Вещь недорогая, пусть на память будет, если барышня желает.

— Пустая шкатулка была?

— Да, почитай, пустая. Александр Семёнович там бутыльки хранил. Крохотные, меньше пальца, и горлышки сургучом залиты. Я думал деколон кёльнский, открыл одну, а оттуда тиной пахнет.

Сторож разочарованно махнул рукой.

— Пущай забирает, не жалко. Мож, барышня сполоснёт пузырьки да нальёт духи тудысь, всё польза.

От слов сторожа у меня по спине пробежали мурашки. Есть у меня очень нехорошие подозрения, что Рокк хранил в этих “пузырьках”, запечатанных сургучом. И чем могло обернуться, открой Игнат другую бутылочку. Впрочем, оно и обернулось, только не в пустой усадьбе, а в Касимове.

— Барышня куда уехала, не знаешь?

— В Касимов, ваше благородие.

Да, так и есть. Похоже, не судьба найти эту девицу живой. А вот судьбу шкатулки выяснить надо — мало ли какая дрянь там ещё может быть.

Я кинул сторожу ещё рубль, за важные сведения.

— Спасибо, братец, уважил.

— Благодарствую, барин, — он поклонился, — не дали помереть с голоду.

Послышалась частая дробь шагов. Из тёмного провала двери выскочил Сумароков. На лице старичка смешались разочарование и досада.

— Едемте, Константин Платонович, у нас мало времени.

Не сбавляя шага, он сбежал по ступенькам крыльца и пошёл к карете. Так-так, похоже, Сумароков не нашёл то, что искал. И я практически уверен, что именно.

— Бывай, Игнат, — я хлопнул сторожа по плечу, — не мели больше языком про шкатулку, ни за рубль, ни за сто. А то неприятностей не оберёшься.

Больше здесь делать было нечего, и я двинулся за Сумароковым.

* * *

Карету тряхнуло на ухабе, но старичок-археолог даже не обратил внимания. Как выехали из Кудрино, так он и впал в задумчивость, хмуро сведя брови. Даже к чаю больше не притронулся, только смотрел в окно и жевал губами.

— Пропали образцы заразных болезней? — шепнул я ему тихонько.

— Да, пропали. — ответил он автоматически и тут же дёрнулся. — Что? Нет, ерунда, задумался о своём. Что вы спросили?

— Василий Петрович, давайте начистоту. Меня не интересуют ваши масонские тайны, своих забот хватает. Но сейчас мы занимаемся одним делом, так что скажите откровенно — у Рокка была коллекция болезней?

— О чём вы, Константин Платонович?! — Сумароков театрально изобразил удивление, но слишком уж наигранно. — Какая ещё коллекция? Я только проверил дом и ничего больше.

— Вы лжёте мне, Василий Петрович.

— Я?! Да как вы смеете!

— Тогда простимся прямо здесь, — я дёрнул за шнурок на стене, командуя кучеру остановиться. — Разбирайтесь с эпидемией, а я поеду домой.

— Константин Платонович, вы обещали!

— Знаете, Василий Петрович, я терпеть не могу, когда меня используют втёмную. Не желаете рассказывать? Пожалуйста, не надо. Тогда и мне не следует ехать в Касимов, чтобы случайно не узнать ваши страшные масонские тайны.

— Они не мои!

— Ага, значит, я прав и тайны всё же есть.

Карета остановилась.

— Дмитрий Иванович! — я распахнул дверь и махнул рукой Кижу.

— Погодите, — Сумароков схватил меня за локоть, — погодите, Константин Платонович. Что же вы так внезапно…

Он закашлялся.

— Останьтесь, я всё расскажу. Без вас мне не справиться, так что выбора нет.

К карете подъехал Киж на сумароковской лошади.

— Хорошо, сейчас мы продолжим разговор. — бросил я Сумарокову, вышел из кареты и поманил мертвеца

Он спрыгнул с лошади и подошёл вплотную.

— Вернись в усадьбу, — шепнул я ему, — людей не трогай, обыщи кабинет. Возможно, там остались какие-нибудь бумаги, письма, дневники.

Киж ничуточки не удивился и уточнил:

— Амулеты? Магические вещи? Тайники?

— Точно. Особенно меня интересуют письма некой Софьи Львовны и всё, связанное с масонами. Постарайся, чтобы тебя никто не видел. Как закончишь, ищи нас по дороге в Касимов.

Поручик кивнул, вскочил в седло и пустил лошадь в галоп.

— Поехали! — я махнул кучеру и вернулся в карету.

* * *

— Я знаком с Рокком не слишком близко, — Сумароков прихлёбывал чай и рассказывал свою историю, — мы, знаете ли, из разных масонских лож. Так сказать, чуточку конкуренты. Но я мало интересуюсь дрязгами вольных каменщиков — раскопки гораздо важней, если по совести.

— И что вас свело?

— Его интерес к старым могилам. Он приехал ко мне лет пять назад и спросил совета: как раскопать древнее чумное захоронение.

— Почему именно к вам?

Сумароков гордо выпятил грудь.

— Я известный специалист, знаю, как работать с такими вещами. Приходилось и подобные могильники раскапывать, даже и похуже.

— А ему зачем это надо было?

— Вот, я его об этом тоже спросил. И знаете что? Он достал шкатулку с запечатанными флакончиками и стал хвастаться: что вот, мол, собираю коллекцию опасных болезней. Осталось собрать ещё пять, и будет полный набор.

Старичок-археолог покачал головой.

— Тут-то мы и поругались. Я потребовал клятвы, что он никогда не привезёт коллекцию в Москву или Петербург.

— Представляю.

— Нет, не представляете! — Сумароков сверкнул глазами. — Дело дошло до магистров наших лож. Скандал случился! В конце концов ему пришлось поклясться, что коллекция не покинет его имения.

— Понятно почему он уехал в Петербург и оставил её в там.

— Да, — Сумароков кивнул, — и написал мне издевательское письмо. Мол, уезжаю и вынужден сдержать слово. А раз вы такой умный, то и забота о коллекции теперь на вас.

— Оригинальная месть. Но ведь уехал он полгода назад, так?

— Забыл я, — старичок вздохнул. — Раскопки начались, другое, третье, дела всякие. Вот и запамятовал. А как эпидемия пошла, так сразу вспомнил.

— Нехорошо получилось, Василий Петрович, очень нехорошо.

— Константин Платонович, мы с вами договаривались! — встрепенулся Сумароков. — Вы обещали об этом молчать!

— Помню и сдержу обещание, — я потёр лицо ладонями. Археолог страшно боялся, что я донесу властям о его преступном бездействии, так что пришлось пообещать не кляузничать. — Василий Петрович, синяя оспа была у него в коллекции?

— Не знаю. Честное слово, не знаю! Но больше этой заразе неоткуда взяться. Её вспышки бывают южнее, а здесь практически не случаются. Тем более зимой!

Я задумался, Сумароков тоже молчал, разглядывая снежный