В паутине сладкой лжи - Каролина Шевцова

— Конечно, Рэдиссон подойдет, только вот его нет. Ничего нет, Андрюш, ты что, не слышишь?

— Я заселюсь после полуночи, раньше не могу, меня пригласили на свадьбу.

Девчонка вздрогнула и вымученно улыбнулась, глядя на меня. Ни тогда, ни сейчас я не мог бы объяснить, почему мне так нравилось ее дразнить. Она до того старалась выпроводить меня обратно в Москву, что исключительно назло, я хотел разбить палатку где-нибудь по соседству и каждый день мозолить дурочке глаза. Наверное, во мне говорил адреналин, потому что обычно, я веду себя более осмотрительно, но сейчас… Сейчас все правила перестали существовать, оставив вместо себя таинственную девочку-птичку, что с волнением ловила каждое мое слово.

— Понятно, что ничего не понятно, — протянул Максим, — ладно, Андрюх, я ничего не бронирую или жду более толковых указаний. Как Ирка с тобой справлялась, если бы мог, родил бы вместо нее, лишь бы всем этим не заниматься.

— А лучше сразу продли бронь на три дня. Алевтина, вы же свадьбу три дня будете отмечать?

С садистским удовольствием я наблюдал за страданиями на милом личике Ляли. Сейчас это имя наконец соответствовало ее обращу: маленькая и потерянная, она походила на советского пупса с пластиковыми ресницами. Ля-ля.

Пупс поджала губы и кротко кивнула:

— Ладно, — буркнул Макс, — веселись там. И прошу, не наделай глупостей.

— Ничего не могу обещать, — я улыбнулся милейшему созданию, стоящему передо мной и нажал отбой.

Глава 3. Богатые тоже плачут

Я всегда чувствовал ее. Она выдавала себя сразу, врываясь в мой кабинет и громыхая сумкой, ключами и неизменной термокружкой с кофе. Тина не признавала пластиковой посуды. Но иногда, даже до того как двери лифта раскроются, до того, как она повернет ручку двери, до ее короткого «привет», я просто ощущал, как воздух в комнате становился на градус теплее, и это значило, что наконец пришла она.

В тот вечер началась моя другая жизнь. Не с понедельника, как принято считать, кажется, это была суббота. Все вышло просто и нелепо. Испорченный костюм, разговор с Максом и детская, совершенно неуместная радость от только что начавшейся игры.

Я действовал механически, стараясь не думать о последствиях. Снял брюки, рубашку, галстук и, оставшись в одном белье, подошел к раскрытому окну — в комнате было слишком жарко, а я так и не нашел пульт от кондиционера. Думаю, его там просто не было.

Вдруг, помимо прохладного воздуха, я ощутил что-то еще. Взгляд. Вздох. Вскрик.

Как только наши глаза встретились, Алевтина зажмурилась, а потом закрыла ладонями пунцовое от стыда лицо. Она попятилась к выходу, стукнулась затылком о дверной косяк и ойкнула. Все выглядело так, будто Тина никогда не видела мужчин, будто она смутилась по-настоящему, и это забавляло. Именно потому я решил продолжить игру, и, только девчонка выбежала в коридор, напялил на себя синтетические, не по размеру большие брюки.

На прощанье я посмотрел в старое узкое зеркало рядом с дверью. Там же висели семейные фото в рамках. Отец Алевтины, его я узнал сразу, невысокая румяная женщина, по левую сторону, и восемь детей вокруг. Девятой была Тина, отчего-то она держалась в стороне, в самом углу кадра.

Это было странно, но больше меня поразило другое: не смотря на очевидно скромный доход семьи, в доме было уютно и чисто. Я бы сказал до неправдоподобного чисто. Уже второй раз за сутки я достал из кармана платок и протер им зеркальную раму — он остался белоснежным.

— Уборкой в доме занимается Ляля, так что, если у вас аллергия на пыль, я скажу, чтобы она протерла здесь полы, — я оказался застигнутым врасплох. В дверном проеме стояла та самая румяная женщина с рамы. Не смотря на благодушное выражение лица, в ее взгляде промелькнуло что-то злое.

— У меня нет аллергии, — я медленно убрал платок обратно в карман.

— Ну и отлично, значит, поселим вас здесь, тем более, — она кивнула на мою одежду на спинке дивана, — что вы здесь уже разложили вещи. Боря сказал, что пригласил вас на свадьбу.

— А я приняла приглашение, — женщина начинала нравиться мне все меньше.

— Ну и замечательно, мы любим гостей. — Она повернулась в сторону выхода и крикнула: — Ляль, докармливай Никушу и займись своим другом.

Меня поразило, как изменился голос женщины, когда та говорила со мной — посторонним, а потом с родной дочерью. Кажется, Алевтину в этом доме не баловали.

Когда я вышел в коридор, то удивился тому, как бережно семья Скобеевых использовала каждый сантиметр пространства. Вдоль стены расположился узкий обеденный стол и стулья без спинок, которые можно легко спрятать там же, чтобы дети (а их здесь набралось на порядочный детский сад) могли бегать и не спотыкаться о каждый угол. Заглянув в открытую комнату, увидел две двухъярусные кровати. Не смотря на крохотные размеры помещения, оно не походило на вагон поезда, а наоборот, выглядело уютным.

— Здесь живут младшие, — раздалось у меня за спиной. Обернувшись, я увидел Тину с малышом на руках. Тот жался к сестре и с восторгом тянул ее за волосы.

— А где живешь ты?

— В зале, вы там уже были.

— Комнату, в которой меня хотели поселить? — удивился я. — А где бы ты ночевала, если бы я согласился?

— У сестры, разумеется, она же выходит замуж и сегодня не вернется обратно, и вообще никогда больше не вернется, а будет жить счастливо со своим мужем.

— У сестры своя отдельная комната, а тебе выделили общий зал? Звучит несправедливо.

— Зал, это сердце дома, так что формально, я получила много больше, чем просто комнату, — Тина мягко убрала от своего лица пухлую руку брата и добавила, — я получила сердце. Идем? Не хочу пропустить венчание.

Церковь располагалась недалеко от дома Скобеевых, и стоило спуститься пару кварталов вниз, как мы оказались на широкой, мощенной камнем лестнице. Вокруг меня толпились люди, все они живо беседовали, что-то обсуждали, смеялись. Непрерывным потоком гости выстраивались в очередь к входу,