Полный справочник русской армии к началу Первой мировой войны - Андрей Анатольевич Смирнов

в 1908 г. во 2-й и 3-й гвардейских пехотных дивизиях шитья вместо петлиц на воротники и рукавные клапаны офицерских мундиров – особого для каждого из восьми полков рисунка. Финляндцы выбрали рисунок с колосьями и васильками – в память того, что предок их полка, Императорский батальон милиции, был набран из «крестьян-хлебопашцев царских имений и вотчин»114 (полевые васильки, как известно, неизменно цветут среди колосьев ржи)…

Это особое почитание своей истории было явно не случайным. Ведь Финляндский полк был, пожалуй, самой боевой частью гвардейской пехоты. И в Отечественную войну 1812 года, и в Заграничных походах 1813–1814 гг., и в Русско-турецкую войну 1828–1829 гг., и в Русско-польскую 1830–1831 гг., и в Русско-турецкую 1877–1878 гг. он постоянно был в самых трудных местах – и при этом не знал неудач. (В отличие, например, от того же лейб-гвардии Егерского – который можно назвать самым неудачливым полком русской гвардии. Достаточно вспомнить, как лейб-егеря сдали деревню Бородино в начале Бородинского сражения, как они были разбиты турками при Гаджи-Гассан-Ларе 10 (22) сентября 1828 г. и как неудачно атаковали турецкий редут под Телишем 12 (24) октября 1877 г.). По числу боевых наград (четыре) в гвардейской пехоте с Финляндским полком мог сравниться лишь Измайловский – но он одну из четырех (серебряные трубы) получил еще в XVIII в., а финляндцы и серебряные трубы, и Георгиевские трубы, и Георгиевское знамя, и знаки на головные уборы заслужили в течение двух третей XIX столетия. Результат, в гвардейской пехоте никем не повторенный!

Благоговение перед историей полка формировало у финляндцев не только полковые, но и ротные традиции. Так, в 7-й роте знали, что она «имеет свои особые, выделяющие ее из всего полка, отличия и традиции: в ней свято хранится и чтится память полкового героя Лейпцигской битвы [1813 года. – А.С.], гренадера Леонтия Коренного, который начал службу именно в 7-ой роте – тогда 5-й егерской», она «особо молодецки» дралась в тяжелом бою с турками под Горным Дубняком 12 (24) октября 1877 г., и это от нее был наряжен тот караул, что пострадал от взрыва в Зимнем дворце, устроенного 5 (17) февраля 1880 г. народовольцем Степаном Халтуриным115…

«Полковые традиции предусматривали, вне службы», обращение офицеров друг к другу на «ты». Но дисциплина и субординация при этом все равно соблюдались, и младший к старшему – даже подпоручик к старшему по службе подпоручику – обращался только по имени-отчеству116.

Офицеры, вышедшие в полк в 1912 г., звались в полку «Бородинским выпуском»117 (их выпуск совпал с торжествами в честь 100-летия Бородинского сражения).

Традицией офицеров-финляндцев было также «любовно-внимательное отношение к “меньшому брату” – солдату»118. Ее наличие подтверждал и «человек со стороны», офицер Генерального штаба П.Ф. Рябиков, отбывавший в 1905–1906 гг. в Финляндском полку цензовое командование ротой: «Отмечая крайне систематическую и серьезную работу в ротах, укажу и на ту духовную связь, которая, одновременно со строгой дисциплиной, существовала в полку между офицерами и нижними чинами полка»119.

Мы уже отмечали дружеские отношения между финляндцами и измайловцами и особо дружеские – между финляндцами и павловцами. Но еще бóльшая дружба была у лейб-гвардии Финляндского полка с лейб-гвардии Волынским. Если павловцев финляндцы считали «кумовьями», то волынцев – «родными братьями»120: ведь Волынский полк был развернут в 1817 г. из 1-го батальона Финляндского.

В 1898 г., после назначения коренного офицера лейб-гвардии Финляндского полка, генерала от инфантерии П.С. Ванновского шефом 131-го пехотного Тираспольского полка, офицеры-финляндцы стали считать «родственным» и Тираспольский полк121.

Когда караул финляндцев, следуя с Васильевского острова (на Большом проспекте которого он квартировал) в Зимний дворец, проходил мимо памятника Петру I на Сенатской площади («Медного всадника»), следовала «громкая команда: “смирно; равнение направо; господа офицеры!”, – и, традиционно», сопровождавший караул оркестр играл «первое колено» марша лейб-гвардии Преображенского полка – в память о том, что Петр был преображенским офицером122…

Лейб-гвардии 2-я артиллерийская бригада квартировала в Петербурге, на Измайловском проспекте.

1-й дивизион лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригады к августу 1914-го был блестяще подготовлен в стрелково-артиллерийском отношении: все командиры его батарей были «одними из лучших стрелков нашей артиллерии»123.

Гвардейская стрелковая бригада (штаб – Санкт-Петербург)

Это соединение тоже имело свое лицо – напоминавшее о том. что появившиеся в русской армии в 1837 г. стрелковые части были не только лучше других обучены стрельбе, но и заменили в 1856 г. егерей в качестве легкой пехоты, мобильных пехотных частей.

Что до стрелковой подготовки, то в 1880-х гг. различия в формальных требованиях к ней между стрелковыми и прочими частями пехоты стерлись, – но тем не менее и к 1914-му «специальной и унаследованной традицией Гвардейских стрелков» оставалось «стремление к поддержанию уровня стрелковой подготовки на особой, недосягаемой для массы русской пехоты высоте»124. «Кто не знает гвардейских стрелков, упорно и скромно работавших в своем «стрелковом» деле»125…

Что же до мобильности, то гвардейские стрелковые части и к 1914-му комплектовали новобранцами не столь высокого роста, как прочие части гвардейской пехоты. Шаг у таких солдат был «более легким и подвижным», и стрелки считались поэтому более способными к форсированным маршам и, значит, «более подвижными», чем прочая пехота, – и на парадах проходили именно своим учащенным, «стрелковым» шагом (135 шагов в минуту вместо 120 в прочей пехоте)126.

О «легкопехотном» происхождении гвардейских стрелков напоминало и то же отсутствие ярких цветов в обмундировании и снаряжении, что и у бывших егерских полков гвардии (лейб-гвардии Егерского, Финляндского и Волынского), и то же, что у них, отсутствие в ротах и оркестре барабанов и флейт, и то, что разнотонные медные рожки у горнистов-стрелков висели не на кожаных перевязях, а на шнурах с кистями – как трубы в кавалерии (роде войск, с которым тоже ассоциировалось понятие «подвижность»).

Рядовые стрелковых частей именовались не «рядовой», а «стрелок».

Солдаты и офицеры квартировавшего в Царском Селе (ныне город Пушкин) лейб-гвардии 1-го стрелкового Его Величества полка (до 16 мая 1910 г. – лейб-гвардии 1-й стрелковый Его Величества батальон) в обиходе звались «стрелками Его Величества» (или «Государевыми стрелками»). А если речь шла только о частях Гвардейской стрелковой бригады, то и сам полк именовался для краткости «полком Его Величества»127.

При том, что официально цвет приборного сукна (лацканов, кантов на головных уборах, мундире и шароварах, погон нижних чинов, просветов и кантов офицерских погон и подбоя офицерских эполет) лейб-гвардии 1-го стрелкового именовался так же, как и у всех других стрелковых частей русской армии – «малиновый», – все вышеперечисленное в полку было темно-малинового оттенка. Эту традицию заложил основатель части, Александр II – пожелавший, чтобы малиновое сукно в ней было того же оттенка, что и в гвардейском конно-егерском полку армии Царства Польского, шефом которого он был в бытность свою цесаревичем и в мундире которого присутствовал в 1828 г. на коронации своего отца, Николая I, как царя польского128.

Полк отличался более быстрым, чем в других гвардейских стрелковых частях, чинопроизводством129. Но это отнюдь не указывает на то, что он был «дорогим» (и что офицерам приходилось переводиться в другие части или выходить в отставку из-за нехватки средств на поддержание принятого в полку образа жизни). Ведь в гвардейской пехоте (в отличие от гвардейской кавалерии) чинопроизводство шло по дивизионным (а не полковым) линиям. Поэтому уход офицера из полка отнюдь не обязательно позволял следующему за ним по старшинству однополчанину занять освободившуюся должность – получая тем самым право на производство в следующий чин.

Эти соображения подтверждаются и воспоминаниями О.И. Пантюхова – из которых следует, что, по крайней мере, в первые годы ХХ в. стрелков Его Величества отличал тот же дух благородной скромности, что и лейб-гвардии Егерский и Финляндский полки: «Я бы сказал, что в ней [жизни части. – А.С.] был свой, пожалуй, аристократический оттенок, без бахвальства, без ежедневно парадной [так в тексте. – А.С.] стороны»130.

Лейб-гвардии 1-й стрелковый полк отличала также дружба с однобригадниками – лейб-гвардии 2-м стрелковым Царскосельским и лейб-гвардии 4-м стрелковым Императорской Фамилии полками131.

Нижних чинов в стрелки Его Величества подбирали из «коренастых блондинов», а штаб-офицеры полка сидели на серых лошадях132.

Солдаты и офицеры размещавшегося в том же Царском Селе лейб-гвардии 2-го стрелкового Царскосельского полка (до 16 мая 1910 г. – лейб-гвардии 2-й стрелковый батальон) в обиходе именовались «царскосельскими стрелками».

Помимо, очевидно, такого же