Полный справочник русской армии к началу Первой мировой войны - Андрей Анатольевич Смирнов

Возвращаясь к «Измайловскому Досугу», отметим, что, по мнению штатских современников, он «сплотил и сдружил полковую семью»61. А она у измайловцев была, по оценке офицера лейб-гвардии Финляндского полка Д.И. Ходнева, «особо-дружная»62.

Еще и к 1914 г. офицеры-измайловцы верили преданию о происхождении рисунка шитья на воротниках и рукавных клапанах их мундиров – напоминавшему заплетенные женские косы. Согласно этому преданию, выбор рисунка шитья был предоставлен основательнице полка, императрице Анне Иоанновне, в момент, когда камер-фрау заплетала ей косу, и Анна приказала делать шитье по образцу косы63. Однако в 30-е гг. генерал-лейтенант Б.В. Геруа доказал, что этого не было – как потому, что шитье появилось на измайловских офицерских мундирах лишь при Павле I, в 1797 г., так и потому, что рисунок его был скопирован у прусского 3-го гвардейского гренадерского полка64.

Трудно сказать, сохранили ли измайловцы к 1914-му бытовавший у них в 1890-х гг. обычай придавать присвоенным полку белым околышам фуражек и шинельным петлицам «легкий синеватый оттенок» – для пущего отличия от чинов лейб-гвардии Павловского полка, у которых околыши и шинельные петлицы тоже были белого цвета, но у которых этот цвет «отдавал желтизной»65.

Зато наверняка сохранились бытовавшие в 1890-х особо дружеские отношения измайловцев с лейб-гвардии Преображенским, лейб-гвардии Финляндским, лейб-гвардии Конно-Гренадерским и отчасти с Кавалергардским полками – а равно отсутствие дружбы («не вязалась»!) с однобригадниками – лейб-гвардии Егерским полком (хотя формально лейб-егеря числились даже «кумовьями» измайловцев)66. В мирное время такие традиции быстро не менялись…

Нижних чинов в Измайловский полк подбирали из брюнетов и темных шатенов, «покрасивее» по сравнению с брюнетами, определяемыми в лейб-гвардии Гренадерский полк; в 1-й батальон – с бородкой67.

Измайловцы имели в гвардии (видимо, в солдатской среде) прозвище «хлебопеки». Причиной тому был все тот же белый цвет околышей фуражек – вызывавший ассоциацию с колпаками пекарей68. А, по крайней мере, офицеры лейб-гвардии Семеновского полка в середине 1900-х гг. величали измайловцев «измаильтянами»69.

К 1914-му на холщовые верха санитарных двуколок (а в 1915-м и на мотоциклы) полка наносили вензель его основательницы – императрицы Анны Иоанновны70.

Стоял полк в Петербурге, в казармах на получившем свое имя по полку Измайловском проспекте.

Лейб-гвардии Егерский полк, отмечал около 1910 г. уже упоминавшийся Г. фон Базедов, «выдается менее других полков» гвардии. Однако из второй части фразы («полки 2-й гвардейской дивизии играют в общественном смысле точно так же меньшую роль»)71 явствует, что немец имел в виду лишь репутацию части в столичном свете.

Свой особый дух существовал и у лейб-егерей (как называли чинов лейб-гвардии Егерского); он имел даже свое особое название – «егерство» – и был порождением присущей офицерам полка «скромной гордости»72. Гордости, которая выкристаллизовалась еще в первой половине XIX в., когда егерские полки служили легкой пехотой, и была той «скромной гордостью» неярко одетой, не отличающейся могучим телосложением, но подвижной, ловкой и боевой пехоты, что отражена в песне, написанной в 1841 г. офицером еще одного гвардейского егерского полка – лейб-гвардии Финляндского, – известным художником П.А. Федотовым:

         Егерь ростом невелик,

         Мал, да дорог золотник,

         Егерь мал,

         Да удал. […]

         На параде назади,

         А чуть драка – впереди.

         Поскорей

         Егерей73.

В 1837–1856 гг. роль легкой пехоты перешла от егерских к стрелковым частям – но «скромная гордость» офицеров лейб-гвардии Егерского полка сохранилась и обусловила их «широко известные» «радушие, гостеприимство и естественную простоту». «Все это вместе» и «получило название “егерства”»74. (Правда, как уже отмечалось, дружбы со своими формальными «кумовьями» – измайловцами – у лейб-егерей не вышло…) Служивший в полку в 1895–1901 гг. Б.В. Геруа ощутил там «знакомую «егерскую» атмосферу» и в 1913-м75.

Соответственно культивировавшимся в полку «естественной простоте» и скромности, лейб-гвардии Егерский был в гвардии одним из самых «недорогих».

Лейб-егеря считали себя «наследниками всех легких егерских полков русской армии, упраздненных в 1856 году», – и потому «держались традиционного быстрого и бодрого [по сравнению с тяжелой пехотой. – А.С.] шага» и на парадах проходили под марш ускоренного темпа». Мало того, «полку всегда хотелось быть пропущенным [на параде. – А.С.] не шагом, а бегом»! (Это желание было удовлетворено лишь один или два раза – в том числе на Военном поле в Красносельском лагере в 1911 г.)76.

По егерской же традиции ни в ротах, ни в полковом оркестре не было таких музыкальных инструментов, под которые легче идти в ногу сомкнутым строем (как ходила в атаку тяжелая пехота), – ни большого (турецкого) барабана, ни других ударных инструментов, ни деревянных духовых (флейт) – только медные. В ротах вместо барабанщика и флейтиста было по два горниста, а с 1912 г. – по два традиционных для егерских полков валторниста77.

Традиции легкой пехоты сохранялись и в том, что солдат в полк подбирали легкого телосложения. По одним данным, цвет волос при этом во внимание не принимался; по другим, лейб-егеря оказывались в итоге шатенами (и притом широколицыми)78. Офицеру же полка В.А. Каменскому накануне 1914-го лейб-егеря запомнились «высокими, красивыми, чернобровыми и, как писал Б.В. Геруа, с немного плутовской физиономией». Большинство их было жителями черноземных губерний, из зажиточных крестьян79.

При мобилизации в июле 1914 г. задействованные в ней офицеры – лейб-егеря «старались сохранить то лицо полка, которое существовало, в мирное время»80.

До принятия присяги молодые солдаты лейб-гвардии Егерского полка не носили не только полкового нагрудного знака, но и погон – и лишь присягнув получали то и другое «и считались егерями»81.

Известны и другие традиции полка.

Если младший офицер роты являлся утром в роту позже ротного командира или хотя бы позже старшего по службе младшего офицера, то дневальный не подавал при его появлении команду «Смирно»82.

Группе офицеров, входящих в столовую полкового офицерского собрания на Рузовской улице Петербурга (у Витебского вокзала, где, рядом с семеновцами, квартировали лейб-егеря), при входе «надлежало остановиться и сделать всем общий поклон»83.

За завтраком в офицерском собрании не полагалось говорить о службе.

В офицерское собрание не допускались дамы (исключением были две комнаты в летнем собрании, в Красносельском лагере)84.

В день ротного праздника, «особенно удачной смотровой стрельбы» и в ряде других случаев у егерей, в знак «выражения радости или любви», было принято качать своих офицеров – точнее, нести на руках «с криком ура»85.

9-я рота полка, в память П.И. Багратиона, который в начале XIX в. был шефом лейб-егерей, именовалась 9-й Генерала Князя Багратиона ротой. К 1914-му это была одна из двух в русской пехоте рот, шеф которых не являлся августейшей особой. (Второй была 8-я Генералиссимуса Князя Суворова рота лейб-гвардии Семеновского полка.)

Солдаты и офицеры лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады – стоявшей на Литейном проспекте, Басковой улице (ныне улица Короленко) и в Басковом переулке – не позднее, чем с 1910 г. именовали себя «бомбардирами», а свою бригаду так же, как и первую бригаду 1-й гвардейской пехотной дивизии – «Петровской»86. Ведь 1-я батарея лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады вела происхождение от бомбардирской роты лейб-гвардии Преображенского полка – в которой служил с 1690-х гг. Петр I, которой он командовал в 1700–1706 гг. и должность капитана (т. е. командира; чины тогда еще не отделились от должностей) которой сохранял и став в 1706-м полковником Преображенского полка.

В последние месяцы существования русской армии эти названия успели стать и официальными: 6 (19) августа 1917 г. гвардии 1-ю артиллерийскую бригаду (после Февральской революции приставку «лейб» в наименованиях гвардейских частей и соединений упразднили) переименовали в Петровскую Бомбардирскую бригаду.

Поскольку шефом бригады был император, ее первой батарее следовало именоваться батареей Его Величества. Однако она – пользуясь «всеми правами батареи Его Величества» и имея на погонах и эполетах своих чинов вензель Николая II87 – именовалась 1-й батареей Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Павловича лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады (Михаил Павлович стал ее вечным шефом еще в 1849 г.). Если речь шла только о лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригаде, то батарею называли