Лейси. Львёнок, который не вырос - Зульфия Талыбова

осознала, что ее растила тетка, а мать умерла, когда ей был всего лишь месяц. Именно в тот момент с семечками жестокая тетушка и высказала все в гневе пятилетнему ребенку, но малышка не услышала – отгородилась от жестоких слов защитой, а сейчас она исчезла, и истина навязчиво и жестоко маячила перед глазами. Хозяйка все вспомнила и горько плакала.

Я поняла: я крепко уснула, когда хозяйке был месяц, но умерла после теткиного отвержения и ее жестоких слов. Ведь будь я в ее груди изначально здоровой и живущей, хозяйка затопала бы ножками и накричала на маму-тетку, выражая детский протест. Но я оказалась очень слаба на такие подвиги. Слова тетки добили меня – спящую и утомленную.

Пока хозяйка приспосабливалась под настроение тетки, чтобы угодить и не провоцировать упрёки и трепку, она забывала про себя настоящую. Вся ее жизнь обернулась сплошным приспособлением – вот, что может случиться, когда внутренний зверек не участвует в жизни хома. Моя хозяйка никогда не была собой, а лишь мягкой глиной в жестоких руках «матери».

Послушанием она заслуживала любовь и признание тетки, которая бы никогда ей этого не дала. Лучше бы действительно отправила в приют!

Любите меня – вот, о чем просила беспризорная девушка с последнего рисунка и остальные ее персонажи…

В клетке меня бросало из стороны в сторону: хозяйка тряслась от рыданий. Кое-как я вылезла через приоткрытую дверцу. Мне получилось сделать это очень легко. Я спрыгнула с кровати и поняла причину: грустная эмоция так овладела хозяйкой, что сапиенснутый мозг обессилел держать ее в себе и перестал меня затыкать. Я воспользовалась моментом и наблюдала за своим хомо со стороны.

Она лежала на кровати, сложив ноги и подтянув их к животу. Руки согнула в локтях и прижала к груди. Кисти сжала в кулаки. Это была типичная поза зародыша или месячного младенца, что кричал и плакал, зовя мать.

Я вытаращила глаза: в мгновение она и обернулась этим младенцем! Я часто-часто заморгала – видение исчезло – передо мной взрослая хозяйка, но ее разум и чувства опустились на самое его начало – туда, где случилось горе. Я словно переместилась на много-много лет назад, когда хозяйке был лишь месяц, и видела ее беду: ребенок кричал и звал мать, но никто не приходил. Вот малышка замолчала. Ее образ бледнел, и она исчезла, а на кровати вновь лежала взрослая, но еще не очнувшаяся от страшного несчастия. Она приоткрыла глаза и поняла, что одинока. Лицо ее скорчилось, как у новорожденного, что куксится перед тем, как заплакать. Но мама умерла и не подойдет, кого звать? Рыдания вырвались из ее груди: месячный младенец в теле взрослого, как будто прямо сейчас это понял, осознал и теперь горевал.

Хозяйка выла и выла. Я скакала возле нее и не знала, как помочь и утешить, ведь я так мала. Мало научиться плакать, нужно, чтобы кто-то разделил боль. Иначе она так и не пройдет, хоть заревись.

Нужен кто-то взрослый. Взрослый зверь!

Только я об этом подумала, как распахнулась дверь, и комнату залил ослепительный яркий свет.

Я закрыла лицо лапками, но любопытство победило, и я осторожно убрала одну лапу и приоткрыла глаз.

На пороге стоял огромный полярный волк: величественный, важный и властный.

Я уже однажды видела его, но, спокойствия ради, все же принюхалась и восторженно раскрыла пасть в дикой радости: волк оказался добрый и мягкий, несмотря на свою белоснежную холодную наружность. Но его вид – такой взрослый, почтительный и гордый – немного пугал меня. Он поглядел на меня огромными черными глазами, а я, не теряя смекалки, смело выпятив грудь, царственно села и сурово уставилась на него. Даже пасть разинула и громко и визгливо, еще совсем как котенок, рявкнула для пущего устрашения.

Кто бы ты ни был добрый волк, я свою хозяюшку в обиду не дам!

Волк моргнул спокойными глазами, уважительно коротко кивнул и медленно поклонился мне. Я, растроганная, вскочила на кровать к хозяйке и печально поглядела на нее. Затем повернулась к могучему волку и лапкой показывала на хозяйку, прося помощи.

Спаси мою хозяюшку, милый добрый волк!

Долго волка уговаривать не пришлось. Он за этим и пришел: встал на две лапы и стал осторожно и медленно качать кровать, как колыбель. Хозяйка выла меньше, а волк все укачивал ее и укачивал… Я и сама чуть не уснула! Потом я увидела, как огромная белоснежная волчья лапа опустилась на плечо моей хозяюшки и стала осторожно поглаживать. Хозяйка рыдала все меньше и меньше, лишь иногда всхлипывала и, наконец, уснула.

Я потрясла сонной моськой и поглядела на волка. Точнее, на зверя хомо, что утешал хозяйку. Человек был весь в белом, а его зверь – волк – стоял рядом с ним. Он поклонился мне и вышел вслед за своим хозяином…

Дверь захлопнулась, и вся сонливость слетела: почему исчез сад?!

Вокруг была небольшая комната, здесь очень чисто, свежо и как-то.. холодно. Я не про температуру воздуха – тут бесцветно, угрюмо и мертво. Это больница. Сад был в голове хозяйки, на самом деле она не могла очнуться ото сна, потому что в реальности произошло ужасное событие, в которое она боялась погрузиться. Воспоминания из детства – причина, почему она здесь оказалась!

Вот хозяйка проснулась и приподнялась в кровати. Она села, прижав колени к груди. Ее слегка трясло. Она глядела перед собой на одеяло и что-то на нем разглядывала. Я вновь погрузилась в ее фантазии:

В саду сейчас осень, а она разгребала сухие листья и вот наткнулась на бумажные лепестки с буквами. Почему она боялась на них глядеть? Что такого в этих словах? Или они напоминали о чем-то?

Тут я принюхалась – другой хомо бродил рядом. Хозяйка вряд ли его услышала, но я – ее звериная часть, учуяла.

За деревьями бродил волк. Он что-то оставил на земле.

Я залезла в клетку и подпрыгнула – хозяйка встрепенулась. Я бесилась и просила ее подойти к двери палаты – к изгороди.

Хозяйку не пришлось долго тиранить: мы уже нормально ладили.

Мое поведение откликнулось в ней предчувствием, и она встала со скамьи и побрела к изгороди.

На земле лежал сложенный листок бумаги.

Хозяйка в ужасе закрыла ладонями лицо. Волк почти не отходил от изгороди и наблюдал за ней.

Полдня хозяйка играла в забавную игру: то подойдет к записке, то отойдет.

Я устала бороться с сапиенснутым мозгом и так утомилась, что просто развалилась в клетке, как звезда, высунула язык и тяжело дышала.

Борьба моя прошла не зря – хозяйка уселась на землю, по-турецки сложила ноги и, уставившись на лист бумаги, минут пятнадцать просидела в одной позе. Как