Валентин свистит в травинку - Вера Ферра-Микура

Он зажал травинку между пальцами и дважды свистнул.

— К сожалению, я не могу даже пожать вам руку, — сказал господин Хап. — Сами видите, у меня обе руки заняты. Побегу за своей женой.

— Будь добра, открой, пожалуйста, окно, — сказал Валентин Лоттхен.

И тогда он третий раз засвистел в травинку… И вдруг в комнате возник мыльный пузырь. Большой, круглый, как арбуз, переливающийся всеми цветами радуги.

Он вылетел в окно, пересек в голубых сумерках улицу и сел на подоконник детской в домике напротив.

— Как красиво! — сказала маленькая Ульрика.

Пузырь уже давно лопнул, а девочка всё улыбалась и повторяла:

— Как красиво! Никогда не видела такого красивого мыльного пузыря!

Фрейлейн Матильда из Рингельсбруна

По улицам города Люкенбрюк ехал старенький автофургон.

За рулём сидела бледная худенькая девушка.

Её звали Матильда Блюмели, и была она из деревни Рингельсбрун.

Почти всю ночь Матильда катила по пустынному шоссе. Она очень устала и измучилась.

Солнце поднялось из тумана. Улицы города Люкенбрюк начинали оживать.

Птицы давно уже запели, но Матильда не слышала их голосов потому, что старый фургон кряхтел и скрипел, заглушая птичий щебет.

В Почтовом переулке машина два раза подпрыгнула, как собачонка, которая рвётся с поводка, и остановилась.

Девушка вышла из кабины, обошла вокруг автофургона и снова села за руль. Но все её усилия были тщетны — машина словно приросла к мостовой.

Вдруг в окно кабины просунулось чьё-то круглое лицо.

— Что, застряли? Нет бензина?

Матильда Блюмели кинула на подошедшего отчаянный взгляд.

— Ага, нет. Я еду издалека, и вот теперь… теперь…

Матильда беззвучно разрыдалась, уткнув лицо в вязаный платок.

Толстяк засучил рукава.

— Беритесь за руль, а я буду толкать сзади, авось как-нибудь дотащимся до колонки. Нам прямо по переулку.

Его лицо больше не маячило в окне. Фургон качнулся раз-другой и тихонько покатился вперёд. Так они проехали, наверное, домов пятьдесят. В конце переулка, у колонки, фургон остановился.

— Ха-ха-ха! — гордо посмеивался толстяк. — Не лёгкая штучка! Можно подумать, вы везёте камни.

— Камни и есть, — вздохнула Матильда. — Мой брат надумал было строить запруду и нагрузил полную машину камней, а потом почему-то передумал, всё бросил и исчез. Я решила ехать его искать, но одна не смогла их выгрузить, и мне пришлось везти их в город.

— Великолепно! — Толстяк был в полном восторге. — Просто великолепно! Продайте мне эти камни, фрейлейн, прошу вас. Оки мне очень нужны.

— Вы хотите их купить из жалости ко мне. — У Матильды глаза снова налились слезами. — Вы готовы пойти на эту жертву, потому что у Вас доброе сердце.

— Просто великолепно! — не унимался толстяк. Он распахнул задние дверцы, залез в кузов и взялся за первый камень. — Как мне повезло! Сперва я их вывалю прямо на улицу, а потом по одному перетаскаю домой. Ха-ха-ха! Теперь я уж точно сам смогу надевать носки и не буду возить свой живот в тачке.

Матильда с недоумением глядела на него, не понимая причины его бурной радости.

Она не могла понять также, почему он заплатил ей за эти камни куда больше, чем они стоили, и почему при прощании вдруг даже поцеловал её в лоб. От неожиданности она едва не упала.

В полном недоумении она всё же двинулась дальше. В поисках Валентина она ехала от гостиницы к гостинице, от пансиона к пансиону. Но везде слышала один и тот же ответ: «Нет, человек, который свистит на травинке, у нас не останавливался».

А кто-то ей посоветовал:

— Обратитесь-ка лучше в духовой оркестр или в цирк.

Матильда дрожащим голосом поблагодарила, залезла в кабину и снова расплакалась.

Больше всего на свете ей хотелось спать. Пусть хоть сидя, прислонившись к стеклу. Ноги у неё были словно налиты свинцом, а перед глазами всё время вспыхивали какие-то искорки. Городские шумы доносились до неё уже приглушённо, будто уши её были заткнуты ватой.

— Нет! — произнесла она вслух и упрямо тряхнула головой, — Нет, не буду спать! Я должна его искать, пока не найду.

Она свернула в ближайшую улицу — это была Гороховая, — остановила машину у маленькой гостиницы и зашла в прихожую:

— Скажите, пожалуйста…

— Да присядьте, прошу вас, фрейлейн! — Фрау Эзенбек провела её в столовую и жестом пригласила выбрать место. — Может быть, здесь или там, у окна?

Матильда в полком изнеможении опустилась на первый попавшийся стул:

— Скажите, пожалуйста…

— У вас очень утомлённый вид, — сказала фрау Эзенбек. — Сейчас я вам принесу горячий кофе и бутерброд.

Когда она вернулась с подносом, Матильда уже спала. Она опустила голову на стол и дышала неслышно и легко, как котёнок.

— Пусть спит, — сказала фрау Эзенбек и вышла на цыпочках.

Прощание с фрау Сундук и с Хапами

— Сперва я на вас страшно сердилась, господин Валентин, — сказала фрау Сундук. — Ну, посудите сами: если человек может с лёгкостью высвистеть холодильники, меха и белоснежные автомобили, то почему он просит у меня чашку липового чая?

— И всё же вы всю ночь напролёт отпаивали меня всевозможными лекарствами, — с удивлением заметил Валентин.

— И каждый час меняли ему компрессы, — добавила Лоттхен.

— Вы вдруг совершенно изменились, а почему, я всё ещё не могу понять, — сказал Валентин.

— Да я и сама не понимаю, — призналась фрау Сундук и поглядела на паутину, которая свисала с потолка. — Может, потому, что я вдруг оказалась кому-то нужна. До сих пор такого не случалось, во всяком случае, я этого не замечала. А когда я убедилась, что вам и в самом деле плохо…

Фрау Сундук умолкла и стала заплетать из бахромы скатерти косичку.

— Когда не о ком заботиться, — сказала она, помолчав, — то думаешь только о самой себе. Оттого, наверно, я и бываю иногда злой.

— Да что вы, что вы, фрау Сундук, зачем вы преувеличиваете?

— Сегодня фрау Сундук нравится мне куда больше, чем вчера, — прошептала Лоттхен. — Давай отсвисти нас скорее назад в Рингельсбрун, а то она опять изменится и снова начнёт чего-нибудь требовать.

— Мне и в самом деле хотелось бы произвести один обмен, — призналась фрау Сундук. — Что мне делать со спиннимгом! Нельзя ли вас попросить обменять его на двадцатитомный словарь? Ребёнку нужно давать толковые ответы, а разве я могу положиться на профессора, который всего лишь выдумка?

Она порылась в кармане передника — наверное, в поисках травинки, — вместо этого вытащила заколку, открывалку для бутылок, пилочку для ногтей и несколько английских булавок.

— Не беспокойтесь, фрау Сундук. Нам ведь всё равно надо пройти через ваш садик, — сказал Валентин. — Надеюсь, ваша злая кусачая собака разрешит нам сорвать на лужайке травинку.

— Злая? Кусачая? Да что вы! — Фрау Сундук только всплеснула руками. — Она кроткая, как овечка. Я могла бы вам показать, как деликатно она берёт у меня с ладони пышку, но мне не хочется её будить. Она сейчас так крепко спит в моём плетёном кресле на веранде.

— Постараемся не шуметь, — сказал Валентин. — Пошли, Лоттхен! — Он вежливо поклонился. — Всего вам доброго, фрау Сундук.

— И вам также, — сказала фрау Сундук уже своим прежним брюзжащим тоном. — Учтите: если стиральная машина забарахлит, я пошлю вам открытку в Рингельсбрун.

Валентин был рад, что она не требует ни серебристых тополей, ни голубых качелей, и, схватив Лоттхен за руку, побежал вниз по лестнице.

— Словарь!.. Двадцатитомный словарь! — кричала им вслед из кухонного окна фрау Сундук, увидев, что Валентин сорвал травинку. — И чтобы побольше картинок! Старое издание мне не нужно! Чтобы там было написано и про ракеты, и про полёты на Луну, и про космонавтов!

Раздался ужасающий свист.

Фрау Сундук зажала уши руками и отпрянула от окна.

В саду Хапов заскулила собака.

— Разве можно так пугать собаку! — с упрёком крикнула фрау Хап через забор. — Видите, она в страхе заползла под куст сирени.

— Ну, а вы-то как? Довольны? — спросил Валентин.

— Сами не знаем, — ответила фрау Хап. — Мы как раз только что говорили об этом с мужем.

— Да, — подтвердил господин Хап. — Мы теперь день и ночь ломаем себе голову, не упустили ли мы чего…

— Пошли скорее, Лоттхен, — сказал Валентин, — а то вдруг выяснится, что им не хватает вертолёта, или своей обсерватории, или золотого колпака для сыра.

— Стойте! — крикнул им вдогонку господин Хап. — Я, кажется, понял, чего нам теперь не хватает. Нам не хватает желаний. Как мы теперь будем жить без желаний?..

— Нам не о чем мечтать! — добавила фрау Хап. — Ведь мы всегда мечтали о какой-нибудь вещи, тосковали по ней, без этого наша жизнь будет пуста. Мы жили надеждой, что все наши желания когда-нибудь сбудутся.