В вяземском окружении. Воспоминания бойцов 6-й дивизии народного ополчения. 1941–1942 - Анатолий Владимирович Дарков

пролетали немецкие самолеты «мессершмитты», пролетали так низко, что было видно желтоватое брюхо самолета, черные кресты на его крыльях и фашистский знак на хвостовых рулях. Отходя от расположения взвода, я стрелял по «мессершмиттам» из винтовки СВТ, причем раздобыл для этой цели бронебойные пули, но никакого результата не замечал. Спустя несколько лет мне в руки попала карточка, показывающая наглядно, как надо стрелять по летящему «мессершмитту», и я увидел тогда, что стрелял совсем неправильно: я брал опережение не более чем на один корпус, а надо было брать опережение на два-три корпуса. Очень пожалел я тогда, что нам вовремя не указали, как надо стрелять по немецким самолетам.

В конце июля наш взвод рыл окопы на большом гороховом поле. Горох был уже спелым, его стручки были полны зерен. Мы все с удовольствием лакомились этим зеленым горохом, казавшимся нам вкуснее самых вкусных яблок. Помню, как встретился я однажды ночью с В.И. Ледовским – профессором нашего института, орденоносцем, старым членом партии. Он рыл окоп, соседний с одним из окопов нашего взвода. Я подошел к нему и поздоровался, он ответил мне. Я спросил его: не трудно ли ему копать? «Нет, – сказал он, – сейчас нет ничего трудного». И продолжал копать энергично и напряженно.

15 августа наш полк был расформирован, и его людской состав был распределен по другим частям нашей дивизии. Саперному взводу было приказано явиться в военные лагеря юго-восточнее Дорогобужа, где все это время располагался штаб дивизии. Мы должны были помогать хозяйственной части штаба грузить обмундирование, продукты и другие вещи, что было связано с передислокацией штаба на новое место. Не без некоторого сожаления покинули мы лесок, где прожили чуть ли не целый месяц. Я скомандовал: «На ремень!» – и взвод зашагал в сторону бывшего расположения штаба дивизии. Около бывшего лагеря в лесу я нашел большой склад кружек и котелков. Это был склад какой-то части, стоявшей здесь раньше. Склад оприходовала наша хозяйственная часть, мы взяли себе эмалированные кружки и котелки. Мы производили погрузку, приводили в порядок расположение лагеря. Работы было не так много, и к концу дня она была почти закончена. Спокойный летний день клонился к вечеру. Здесь, вблизи линии фронта, ничто не нарушало тишины природы, даже ветер не колыхал листвы деревьев, было очень тепло. В километре от лагерей мирной жизнью жил маленький городок Дорогобуж. Думал ли кто-нибудь, что сегодня этот городок превратится в развалины, что многие его мирные жители – женщины, старики и дети – будут убиты и искалечены, потеряют своих родных и близких.

В Дорогобуже не было никаких военных объектов, армия в этот период войны размещалась, как правило, вне населенных пунктов. Единственный военный объект Дорогобужа представляла пекарня, в которой выпекали хлеб для нашей дивизии. Так что Дорогобуж был самым мирным, самым невоенным городом, и вот его-то выбрала фашистская авиация в качестве объекта одной из своих бесчисленных бомбардировок.

Около пяти часов дня с запада показалась эскадрилья фашистских бомбардировщиков, состоявшая из семи или восьми самолетов. Мы заметили эти самолеты раньше, чем поняли, зачем они летят. Они сделали круг над городом на очень малой скорости, а затем первый самолет пошел в пике. С того места, где мы находились, хорошо была видна вся эта бесчеловечная картина. Первый самолет пикировал над городом по прямой. Он летел беззвучно, выключив мотор, и так низко спустился, что нам одно время казалось, что он упадет на землю, но сейчас же он показался над городом. Вслед за этим раздался взрыв от сброшенных им бомб. Все остальные самолеты повторили то же пике, что и первый, но они выходили из пике раньше, чем он, и было видно, как от них отделялся смертоносный груз, и затем раздавались взрывы. С удивительным хладнокровием фашистские бандиты уничтожали Дорогобуж и его жителей. Над городом поднялся столб огня и дыма.

Разгрузившись от бомб, продемонстрировав виртуозную технику пикирования, бесчеловечное хладнокровие и не встретив никакого сопротивления, отряд бомбардировщиков выстроился над городом и улетел в западном направлении. Мы думали, что на этом бомбежка закончена, но это было не так. Через несколько минут на дороге со стороны горящего Дорогобужа показались несчастные жители. Они бежали, даже не оглядываясь назад. Женщины тащили за руку маленьких плачущих детей, кто-то нес на плечах мешок с вещами, кто-то вез остаток своих вещей на тележке, большинство же бежало из своего родного города без вещей. Куда они шли, о чем они думали?

В это время над городом появился тот же отряд бомбардировщиков и вновь повторил свое страшное дело. Как черные вороны кружились «юнкерсы» над горящим городом, бросаясь на беззащитный Дорогобуж, как ворон с высоты бросается на свою жертву. Нельзя забыть этой страшной картины! Пылающий город, объятый пламенем и дымом, взрывы бомб, бегущие по дороге жители, и над всем этим – парящие в высоте черные птицы – фашистские пикирующие бомбардировщики.

Вечером нашему взводу было приказано двигаться в район деревни Подмошье, около которой разместился теперь штаб дивизии. По дороге я выбросил лишние вещи из моего рюкзака, и в том числе девять книг, которые я взял с собой. Я оставил только какой-то справочник по саперному делу. Мы пришли к месту расположения штаба нашей дивизии ночью. Мне указали палатку, где находился командир дивизии. Получив разрешение, я вошел и увидел комдива Савельева. Даже не увидел, так как в палатке было темно, а услышал его голос. Я доложил, что саперный взвод прибыл, он сказал, что мы вольемся в состав саперной роты при штабе дивизии, и приказал нам располагаться на ночлег.

Наутро командир саперной роты А.В. Авдеев при моем участии распределил состав нашего взвода по другим взводам роты. Часть наших товарищей попала в группу дивизионного инженера. К ним относились: Калганов, Дарков, и, если мне не изменяет память, несколько позднее в эту группу были направлены Осокин и Дьяконов. Я был назначен на должность помощника командира третьего взвода саперной роты. Командиром взвода был военный инженер 2-го ранга Князьков Константин Николаевич – добродушный человек крупного телосложения.

Саперная рота располагалась рядом с огромной шелковой палаткой, в которой находился комиссар дивизии. В этой палатке происходили инструктивные совещания с комиссарами полков и с политруками отдельных подразделений. В леске, около палатки комиссара, расположилась саперная рота. Каждый из своей плащ-палатки устроил себе двускатный шатер, окопал по периметру небольшой канавкой, чтобы стекала вода, наложил под навес сучьев и травы и, таким образом, устроил себе хороший дом.

Иногда, лежа в своей палатке, я слышал голос комиссара Савельева, когда он читал лекцию на