Почти мертвы - Сьюзен Уолтер

его наказать. А чтобы преподнести урок. Да, наверняка так и есть, Бог убил его ребенка, чтобы чему-то научить моего брата. По моему мнению, брат должен был извлечь из этого единственный урок – никакого Бога не существует. Но по его глазам я видел, что ему меня жаль.

Так что сказать женщине, на глазах у которой внедорожник раздробил ее мужу ноги и впечатал его череп в асфальт с такой силой, будто кто-то рассек плоть и кости топором? Соболезную вашей потере? Зачем вообще люди так говорят? Потеря – это самая меньшая из проблем. Сочувствовать надо боли, которая следует за потерей. Потеря – это точка на линии времени, всего лишь короткий миг. А вот горе беспощадно – это тлеющий огонек, разгорающийся даже от шепота. Оно прожигает себе путь в самые глубины души, а потом прорывается наверх как желчь, наполняя легкие, пока не станет трудно дышать. Моя мать умерла через полгода после того, как я окончил юридический факультет. Я не мог дышать целый год.

Я поставил сумку в ногах у Холли, потому что больше ее приткнуть было некуда, и задумался над следующим шагом. Я понимал, что прийти в реанимацию, – наглость, но не мог рисковать, выжидая еще несколько часов. Я подумывал ее разбудить. В больнице пациентов постоянно будят – принять таблетки, снять показания, взять кровь. Обычное дело. Но я не знал, какие лекарства ей дали и будет ли она соображать.

– Вам помочь? – раздался суровый женский голос.

Я обернулся, ожидая увидеть медсестру в розовой форме кого-нибудь из местных волонтеров. Но, к моему удивлению, хотя я и был к этому готов, это оказался кое-кто поважнее.

– Ты, наверное, Саванна, – сказал я так, чтобы это не прозвучало как вопрос.

Я узнал ее по выпускной фотографии из восьмого класса, которую нашел в интернете по пути в больницу.

– Кто вы и что вам надо?

Ее тон был враждебным. Подростки – как дикие животные, повинующиеся инстинктам, способны учуять хищника. Она явно почувствовала, что от меня исходит угроза. И конечно, она права.

Я ответил без колебаний:

– Меня зовут Эван, и я хочу вам помочь.

Ее губы изогнулись в злой гримасе, и на мгновение я подумал, что она меня ударит.

– Вы адвокат?

Я решил не отвечать прямо. Конечно, я адвокат, но, пожалуй, не стоит об этом сообщать. И потому я ответил вопросом на вопрос:

– А что, вам нужен адвокат?

Но моя воинственная юная противница ничего не выдала.

– Думаю, вам лучше уйти.

Я посмотрел на нее, на тесные джинсы и массивные ботинки, на зубы, нуждавшиеся в брекетах, которые ее мать не могла оплатить. «Гугл» сообщал, что Саванне пятнадцать и она почти окончила десятый класс. Десять школьных лет в неблагополучном квартале наверняка научили ее выживать на улицах, но она понятия не имела, как устроен мир. По крайней мере, я так решил.

– У меня есть важная информация для твоей мамы, – сказал я.

И это была почти правда. У меня действительно была информация для Холли. Но куда больше мне нужно было получить информацию от нее. Что она видела? Что помнит? И что собирается с этим делать?

Девочка с упрямым вызовом скрестила руки на груди.

– Она захочет это услышать, – настаивал я.

Мне нужно было поговорить с Холли. И я не собирался уходить из-за какой-то воинственной девчонки.

– Мы знаем все, что нам нужно. – Она помахала своим айфоном. Наверное, я выглядел озадаченным, потому что она разъяснила: – В маминой машине есть видеорегистратор. Он все записал.

Ее слова выбили почву у меня из-под ног. Я застыл с разинутым ртом, слишком ошеломленный, чтобы говорить.

Если Саванна сказала правду, мне понадобится еще одно чудо.

Я вдруг пожалел о том, что не умею молиться.

Глава 5

– Так что, дом теперь принадлежит мне? В смысле, официально записан на мое имя?

Холли перебирала страницы контракта, разложенного на столе перед ней. Я прекрасно понимал ее желание знать, что она подписывает, но ведь она сейчас даром получает дом за два миллиона долларов. Какого черта она тогда так волнуется?

Я объяснил, что дом принадлежит трастовому фонду, она – бенефициар этого фонда, а я – попечитель. Объяснил, что так она не будет платить налоги на собственность – об этом позаботится траст. А еще добавил, что траст также будет выплачивать ей определенную сумму и покроет все расходы, связанные с аварией. Не знаю, устроило ли ее это или просто захлестнули эмоции, но она подписала.

Я подвинул к ней последний документ. Пока она читала его в угасающем вечернем свете, я понял, что мое колено под столом подскакивает, и положил на него руку, чтобы это прекратить.

– А это что значит? – спросила она.

– Соглашение о неразглашении.

Она медленно кивнула.

– Это значит, что я не должна никому говорить, почему вы все оплачиваете.

Я кивнул. Мы уже это обсуждали.

– И Саванна тоже должна подписать, да?

– Именно так.

– Саванна! – крикнула она, а потом покачала головой. – Я не привыкла к такому большому дому. Схожу за ней.

Она отодвинула свой стул. Я заметил, что она поколебалась, прежде чем перенести вес на левое колено. Меня окатило волной стыда. Но мы заключили сделку, и пути назад не было.

Оставшись на кухне в одиночестве, я огляделся. На ручках сверкающей новой техники висели потрепанные кухонные полотенца. Кварцевая столешница была отполирована до блеска. На столе в уголке для завтрака Холли разложила салфетки. Круглые, с веселыми желтыми цветами.

Я вспомнил кухню в доме моего детства в сельском Нью-Гэмпшире. У мамы были такие прямоугольные ламинированные салфетки под тарелки с изображением европейских городов. И я ел, глазея на Эйфелеву башню, Колизей или барселонский храм Святого Семейства. Для меня это был единственный способ побывать в Европе. Не помню, знал ли я тогда вообще, что это реальные места. Я понятия не имел, где и почему мама, которая, насколько мне известно, никогда не покидала штат Нью-Гэмпшир, покупала те салфетки. Может, хотела зажечь во мне искру интереса к миру вокруг. Или просто считала их красивыми. И быть может, именно из-за этих салфеток после окончания Йеля я уехал как можно дальше от Нью-Гэмпшира и как можно быстрее.

– Вы же в курсе, что мне только шестнадцать, да?

В дверях появилась Саванна и сердито уставилась на меня, как принято у подростков. Значит, со дня аварии она уже успела отпраздновать день рождения. Ох уж эти славные шестнадцать. Когда за ее спиной появилась Холли,