Почти мертвы - Сьюзен Уолтер

этого не делать. Холли шмыгнула носом, и по ее верхней губе поползла прозрачная сопля. Будь я собственным дедушкой, то спас бы даму в беде, протянув носовой платок. Но, увы, я – это всего лишь я.

– Пожалуйста, не извиняйся, – попросил я. – Это мне нужно извиниться. Я не хотел тебя расстроить, я только хотел помочь…

– Мой муж умер, – выдохнула она.

И я растерялся. Потому что всего два дня назад видел его за кухонным столом в их доме. Наверное, она почувствовала мое смятение, потому что пришла мне на помощь.

– Эван мне не муж. Он просто… – Она замолчала. – Друг. – Она немного подержала меня в напряжении, а потом произнесла: – Он просто помогает нам с Саванной.

Эта фраза показалась мне странной, по-настоящему, не как чай с молоком, но я оставил ее без внимания.

– Проводить тебя в дом? – предложил я. «Вот бы она не была такой красивой, – подумал я, – а то моя жена, которая, кстати, и так только о ней и думает, скоро вернется».

Холли кивнула, а я открыл входную дверь и проводил ее на кухню. На кухонном острове лежала салфетка, и я протянул ее Холли, когда та тяжело опустилась на стул.

– Представляю, что ты обо мне думаешь, – пробормотала она, размазывая сопли по лицу.

– Наверное, тебе очень тяжело, – я уселся напротив.

Когда я был репортером, то много раз брал интервью у людей в стрессовом состоянии. Я знаю, как развязать язык. А теперь во мне еще и разгоралось любопытство.

– Я до сих пор не могу поверить. Это было… – Она поколебалась, словно не знала, как много мне можно рассказать. – Внезапно, – наконец выпалила она.

Может, она хочет выговориться? Я не был уверен.

– Хочешь об этом поговорить?

Она уставилась в пол. Холли напоминала человека, обладающего важной информацией, – ему хочется все выплеснуть, но он боится открыть слишком много. Я слегка надавил, как можно мягче:

– Трудно представить, насколько тебе тяжело.

Она высморкалась и промокнула лицо обратной стороной салфетки.

– Прости. Не стоило мне вываливать это на тебя.

Она встала. Нет, значит, выговориться не хочет.

– Я прихвачу скамейку, – предложил я, и она кивнула.

Странно было оставлять ее в таком состоянии, рыдающей, но обнять ее было бы совсем нелепо. Я коротко махнул на прощание и вышел из дома.

Возвращаясь к гаражу со скамейкой под мышкой, я вдруг подумал, что в наших соседях и впрямь есть что-то странное.

Я проклял свое журналистское любопытство вместе с избытком свободного времени.

Холли

Три месяца назад

Меня поместили в отдельную палату. Саванна сказала, что из окна открывается прекрасный вид, но я этого не видела. Для нее поставили еще одну койку, но дочь чаще всего спала со мной, свернувшись у моего здорового бока и положив голову под мой подбородок. Когда она была так близко, а ее блестящие волосы прижимались к моей щеке, я вспоминала о тех первых месяцах после ее рождения, когда я спала с ней под мышкой, будто с мячом для регби, и вдыхала ее запах, сладкий, как зефир. Только тогда это она была беспомощной, а я ее оберегала. Теперь же все стало наоборот.

Врач сказал, что у меня сотрясение и еще нужна операция на колене. Саванна стояла рядом, когда я подписывала согласие, кивая и уверяя меня, что все будет хорошо. Она принесла мой любимый персиковый смузи, чтобы успокоить раздраженное дыхательной трубкой горло. Саванна следила, какие я принимаю лекарства, и велела медсестрам снять меня с болеутоляющих, чтобы я не подсела на них, как мой покойный брат. Меня пришли навестить несколько человек из стоматологии, где я работала, они принесли цветы, и Саванна поставила их в вазу. Когда ко мне вернулись силы, я испугалась. Я жила как королева, пила разноцветные смузи и ела дорогущие сэндвичи в больничной палате, которая в день стоила больше месячной платы за нашу квартиру.

Я пыталась объяснить Саванне, что мы не можем себе это позволить, но она все отмахивалась.

– Не волнуйся, мам. Поправляйся. Ты мне нужна, у меня больше никого нет.

Она стала бледной как мел, и я знала, что улыбка, которую она натягивает, когда ухаживает за мной, фальшива. И я тоже лгала дочери, уплетая еду, которую она приносила, и постепенно отвыкая от викодина, потребовав вместо него тайленол.

Примерно через неделю Саванна принесла мне косметику. Я решила, что она хочет помочь мне снова почувствовать себя человеком, и поэтому позволила ей замазать тональным кремом мои синяки и нанести на ресницы тушь. Наконец довольная результатом, Саванна отклонилась назад, чтобы осмотреть свою работу, и объявила:

– Тебе надо кое с кем встретиться.

Я натянула халат, и Саванна покатила меня по бесконечным безжизненным коридорам в больничную часовню. Мы редко ходили в церковь – наши воскресенья были отведены для оладий и поездок за продуктами, но, конечно, вполне объяснимо, что сегодня ей захотелось поговорить с Богом.

Она подкатила меня к задней скамье, где сидел мужчина в костюме. Священник? Директор похоронной конторы? Он встал. Высокий, почти на голову выше моего мужа. Его темно-синий костюм слегка блестел, на зауженных брюках были отутюженные складки. У него было лицо капитана футбольной команды: квадратная челюсть и ямочка на подбородке, а кожа такая гладкая, как будто он побрился прямо перед нашим приходом. Мне всегда нравилось, когда мужчина чисто выбрит. Мой муж говорил, что это признак дисциплинированности – гладко выбритый человек, скорее всего, заправляет постель и планирует свой бюджет. Нельзя доверять человеку, который не находит время побриться, твердил он.

– Мама, это Эван, – без всякого выражения сказала Саванна.

Он протянул руку. Я сидела в кресле-каталке, и мне пришлось поднять руку выше головы.

– Привет, Холли, – сказал он с улыбкой – фальшивой, как январский загар.

– Он оплачивает твои больничные счета, – объявила Саванна.

И мужчина не возразил, просто стоял как истукан. Может, он из армии, старый приятель моего мужа, о котором тот никогда не рассказывал? Я слышала, морские пехотинцы заботятся о вдовах погибших товарищей. Тогда эти истории казались мне несколько преувеличенными, но вдруг все наоборот?

– А еще он оплачивал еду, которую я тебе приносила, и пообещал купить нам дом, – продолжила Саванна.

Это было настолько нелепо, что я чуть не засмеялась. Но лицо дочери было серьезным, как приколоченное к стене распятие за ее спиной. Я ждала, что мужчина ее поправит. Но он молчал.

– Я… я не понимаю, – произнесла я, не обращаясь ни к кому конкретно.

Я посмотрела на Саванну, на ее умело нарисованные стрелки на веках и идеально