Великие княжны Романовы – истинные русские царевны - Анастасия Евгеньевна Чернова

Незаметно охрана привыкла к царской семье, к их улыбкам и доброму, заинтересованному общению.

Апельсиновая ёлка

Зимой Тобольск становился «городом мёртвых» и «живой могилой». Пронзительные ветра, сотрясая рамы, продували дом насквозь. Угловая комната великих княжон стала напоминать ледник. Пальцы так мёрзли, что уже не гнулись, а на щеках от обморожения выступили пятна. Все дрова отсырели. Ими невозможно было прогреть помещение. Только сквозняк тоскливо и буднично завывал в печной трубе.

Закутавшись в длинные вязаные кофты, накинув пальто, девушки сидели на кухне или в коридоре. Растирали руки, старались унять дрожь. Пробовали шить, рисовать и что-нибудь мастерить. Приближался праздник Рождества Христова — а значит, пора было подготовить подарки друг для друга, окружения и даже для охранников. Что можно сделать? Например, связать шерстяной жилет, носочки, нарисовать красивую открытку или закладку для книги…

В самый день Рождества все собрались в зале на литургию. В углу стояла пышная ёлка, особый сибирский сорт. Её хвоя пахла апельсинами, а по стволу текла смола. Поскольку игрушек не было, ёлку украсили серебристым дождём и церковными восковыми свечами.

— Как здорово! — ахнула Настя. — И правда, кажется, будто комната завалена апельсинами… А как мерцают свечи… словно ночное небо… Как жаль, друзья не могут прийти в гости, а то как раньше мы все… как жаль…

— А ещё бал… — вздохнула Ольга. — В чудесном воздушном платье… помните?..

— Эй, девочки! Перестаньте! — Татьяна приобняла сестёр. — Нашли время вздыхать… Только подумайте, может быть, наши открытки уже пришли друзьям. А ещё… Рождество Христово…

— С праздником!!! — подхватила Маша и закружилась рядом с ёлкой. — Метели и тучи, мерцание звёзд… далёких сибирских земель…

В газетах пишут

Как-то раз комиссар Панкратов увидел, что Мария чистит на крыльце снег сломанной лопаткой.

— Эге, такой неудобно работать! — тут же заметил он. — Почему бы не взять другую?

— А другой нет. Прикажите выдать…

— Найдём. Будет, Мария Николаевна, вам другая лопатка. А что… хм… нравится снег чистить-то?

— Очень нравится. Жаль, правда, что снега маловато…

— Здрасти-здрасти! — прервала разговор подбежавшая Настя. — Ой, скажите, а это правда? Неужели так и будет? Какой кошмар, ужас, ну просто ужас! — Она округлила глаза и перевела дыхание.

— Что случилось? — подбежали другие сёстры.

— Представляете, нас… хотят выслать за границу!!!

— Подождите, откуда такие сведения? — удивился комиссар.

— Да вот, газета же. Там пишут, что Учредительное собрание приняло такое решение.

— Уже приняло! — ахнули сёстры, а Маша уронила лопату. — Ох!

— Мало ли что в газетах пишут! — Панкратов говорил ровно и спокойно. — Не будьте наивными. Запустили очередную утку. На самом деле ещё ничего не решено. И я это знаю точно.

Он поднял лопатку и протянул Марии:

— Вот, пожалуйста…

— Фух… только бы не за границу, — выдохнула Настя.

— Да-да, понапишут всякие ужасы…

— Ну, не всему можно верить, — сказал комиссар на прощание. — А что… не хочется вам уезжать из России?

— Только бы здесь остаться. Где угодно, но в России! Пусть нас сошлют ещё дальше в Сибирь…

Постепенно между детьми и комиссаром, а также солдатами установились добрые, почти дружеские отношения. Такую охрану пора было менять. Распоряжение не замедлило поступить.

…В тот грустный день провожать их вышла вся царская семья. Чтобы видеть удаляющиеся сани с солдатами, они забрались на снежную горку. Прощально махали руками. Солдаты оглядывались, некоторые из них вытирали слёзы. Доведётся ли увидеться ещё хоть раз?! Что ждёт дальше царских узников?

Первым делом новые солдаты постановили срыть снежную горку, единственное зимнее развлечение детей…

— Нечего забираться и глазеть по сторонам! — злобно говорили они. — Только подумайте, с горки кататься им дозволялось! Вольности какие…

Разлука

Наступил 1918 год. Из Петрограда хлынули запоздавшие новости. Пришли сразу несколько газет и телеграмм с известием о новой революции. Обед проходил в полном молчании, государь отрешённо смотрел перед собой.

— У власти Ленин и Троцкий. Германские шпионы! Авантюристы! Что будет с Россией?..

Весной прибыла новая охрана — красногвардейцы. Также вышел указ вывезти семью в неизвестное место. В это время царевич Алексей был тяжело болен. От кашля произошло внутреннее кровоизлияние, мучительная боль долго не проходила и только сейчас чуть отступила. Но вставать и ходить, а тем более ехать он ещё не мог…

Поскольку приказ отсрочить не удалось, семье пришлось разделиться. Николай Александрович, Александра Фёдоровна и Маша собрались в путь. А три другие сестры остались в Тобольске, чтобы заботиться об Алексее. В ночь перед отъездом никто не спал, а молчание во время чаепития прерывалось лишь сдержанными всхлипами девочек.

После отъезда родителей и сестры в неизвестном направлении дом погрузился в тягостное одиночество и тишину. Алексей был всё ещё болен, он метался в постели и стонал от боли. Сёстры по очереди сидели с ним, читали или играли. В начале мая пришла телеграмма, что родные прибыли в Екатеринбург — в город на Западном Урале к юго-западу от Тобольска. Вести приходили пугающие.

«Мы скучаем по нашей тихой и мирной жизни в Тобольске, — рассказывала в письме Мария. — Здесь каждый день нас ждут неприятные сюрпризы. Но, с другой стороны, Бог не оставляет нас, светит солнце и поют птицы». Одно и общее желание наполняло те мрачные, печальные дни… Скорее бы вновь быть вместе! Увидеться. Обнять друг друга. И больше не разлучаться. Никогда. Это — самое главное. «Мама, родная наша, как мы по тебе скучаем! Во всём, во всём. Так пусто…» — писала Ольга.

Наконец долгожданный день настал. Алексей поправился, и можно было собираться в путь.

Путь в Екатеринбург

Утром 20 мая 1918 года дети были доставлены на пристань и вновь сели на пароход «Русь». Они уезжали, прощались с городом, в котором прожили почти год и по улицам которого им так ни разу и не удалось пройтись… Плыть до Тюмени нужно было два дня. Путь был тягостным. Двери кают приказали держать всегда отрытыми, а снаружи стояли пьяные солдаты, которые издевались и грубо шутили. А в поезде ждало ещё одно горе. Их отделили от любимых верных слуг и учителей. Разрешили остаться только матросу Нагорному, который нёс на руках больного Алексея.

От поезда к дрожкам, запряжённым лошадью, они шли, окружённые конвоем из комиссаров и вооружённых солдат. Лил промозглый ледяной дождь. Цесаревны с трудом шагали, нагруженные чемоданами. Дорога разбухла, и туфли увязали в грязи. Самой последней еле-еле передвигалась Татьяна. В одной руке она из последних сил сжимала