Тирамису - Иоанна Овсянко

Теперь я не страдаю, не нуждаюсь ни в чьей любви. Никто мне не будет указывать, как жить и что чувствовать. Нет Бога, нет ада, есть только я. Кто-то ради удовольствия готовит обеды, а я получаю удовольствие оттого, что каждый день трахаюсь. Я их не люблю. Не стоит. Какой в этом смысл? Пусть мечтают обо мне. Все равно ничего не получат. Смысл в жизни только один: свобода и независимость. Иногда мне кажется, что я ничего не ощущаю, кроме ненависти и оргазма. А зачем что-то еще, к чему тут любовь? А если вдобавок по ходу дела получается разбить какую-нибудь счастливую парочку, то что еще нужно для счастья?

Сцена двенадцатая

Менеджер (по мобильному). Привет, дорогая! И как? Бросила ее? Правда? Супер. Не переживай. Все образуется. Я с тобой. Самое главное, что мы уезжаем.

Директор. Я не ослышалась?

Аккаунт. Что?

Менеджер (по мобильному). Позвоню вечером. Пока.

Байер. О чем песнь?

Менеджер. Слушайте! Подруга уволилась с работы.

Директор. И ты с ней?

Менеджер. Ну что ты.

Директор. Я ведь слышала, что вы вдвоем уезжаете.

Менеджер. В отпуск. В Африку. План такой. Сначала Египет, потом Заир и ЮАР. Собираемся через месяц.

Директор. Ты это с кем-то согласовала?

Менеджер. Как раз сейчас хотела.

Директор. Через месяц у нас новый проект.

Менеджер. У нас всегда новый проект. Я год не отдыхала. Хочу уехать.

Креатор. Я тоже хочу.

Менеджер. Они справятся.

Бухгалтер. А я не была в отпуске два года.

Аккаунт. Все так. Я тоже.

Креатор. А Мадрид?

Аккаунт. Только три дня. По работе.

Байер. Забиваю две последние недели июля.

Медиапланер. А я начало сентября.

Аккаунт. Я — начало августа.

Директор. Тихо. Никто не поедет без моего согласия.

Менеджер. Мы это обсуждали.

Директор. Менеджер команды! Африка! Сначала работа, потом удовольствия. Все хотят уехать.

Медиапланер. Я в Индию, медитации, лотос, другой мир.

Байер. Месяц автостопом по стране с каким-нибудь гитаристом. И ни до чего нет дела.

Директор. Максимум неделя отпуска.

Байер. Знаю.

Креатор. Вообще отсюда уехать. Навсегда. Лучше всего с богатым итальянцем, в Рим, вилла, соседи — звезды первой величины.

Бухгалтер. Если уж на то пошло — настоящий дом. От бабушки, старый, с садом, куры, свиньи, овцы.

Менеджер. Или в гостиницах.

Директор. Что в гостиницах?

Менеджер. Дом. Неважно где, главное — какой.

Бухгалтер. Ты ненормальная? А семья, муж?

Медиапланер. Самая большая в жизни любовь!

Аккаунт. И венчание в костеле в белом платье. Не с каким-нибудь женатым, сексоголиком, бисексуалом, гомосексуалистом, эротоманом, трансвеститом. С нормальным.

Байер. Только без венчания. Total независимости и любовь до конца life.

Аккаунт. И дети. Дочурка.

Креатор. Двое! Близнецы! Чтобы фигуру не испортить.

Медиапланер. Что вы несете! Минимум пятерых. А в старости камин, кресло-качалка, сигарета, полный дом людей и ноль одиночества.

Бухгалтер. Быть активной! Каждый день готовить, убирать, полоть до упаду. И так здоровенькой дожить до ста.

Креатор. Быть вечно молодой. Маски, кремы-лифтинги тройного действия, 100 лет, а выглядеть на 80.

Менеджер. Вы что думаете, я не хочу жить нормально, иметь ребенка, дом, партнера, с которым не надо притворяться, узнавать людей и мир, а не пахать по 12 часов в день?

Директор. А думаешь, я ни о чем не мечтаю? Я тоже хочу быть счастливой. Я, Мила и Марк, собственный остров, пальмы, дом на океане, прислуга, вторая беременность, и третья, и четвертая, а по вечерам прогулки с палочкой, еле иду, и спокойная старость.

Медиапланер. Достаточно захотеть. Само исполнится.

Менеджер. Только расплачусь по кредитам.

Бухгалтер. Дело времени.

Директор. Пока не исполнится сорок, заработать столько, чтобы потом вообще ничего не делать.

Аккаунт. На машину. Два года.

Креатор. А у меня всего полтора.

Менеджер. В будущем году выпустят новый «Aven-sis».

Директор. Еще на три года.

Бухгалтер. Мебель на кухню и в спальню. Еще год.

Креатор. Психоаналитик. Годы.

Директор. Земля и дом. Семь лет.

Медиапланер. Участок. Три года. Дом на нем построить. Еще десять.

Менеджер. Поездка в Чили.

Байер. Участок у моря и дом. Вроде по случаю, но в общей сложности 5 лет.

Креатор. Телевизор, холодильник, посудомоечная машина. К счастью, только полгода.

Менеджер. В следующем году на Занзибар. Когда все остальное?

Байер. Учеба 10 000 за семестр.

Креатор. Дебет 50 000.

Байер. У меня 22 000.

Аккаунт. Чудом выплатила в прошлом месяце.

Менеджер. У меня только 20 000, но потребительский кредит еще столько же.

Аккаунт. На квартиру на 15 лет.

Медиапланер. У меня на 17.

Бухгалтер. У меня на 20.

Медиапланер. Погоди. У меня к тебе вопрос. Ты спишь с моим Виктором?

Аккаунт. Что?

Медиапланер. Спрашиваю, ты спишь с Виктором?

Аккаунт. С чего это тебе в голову пришло?

Медиапланер. Вижу. Мы знакомы с лицея, скажи правду. Спишь с ним или нет?

Аккаунт. Нет. Богом клянусь, что нет.

Сцена тринадцатая

Байер. Я очень люблю папу, может, даже больше, чем маму. Я его любимая доченька, а он мой лучший друг. Иногда он меня немного раздражает, и я ссорюсь с ним, но кто с кем не ссорится?! Особенно раздражает, когда он приходит ко мне без предупреждения и под пустяковым предлогом. Сегодня, например, придумал, что ему прислали какое-то уведомление. Но я-то знаю — это он меня проверяет. Неважно, дома я или нет, принимаю ванну, хожу голой или как раз завтракаю с парнем. Я чувствую себя так, будто он влезает на мою территорию в грязных сапожищах. Без стука, открывает дверь своим ключом. Иногда мне хочется его за это убить, за доброту эту, за эту улыбку на лице. Приходит и елейно спрашивает, что слышно, что делала, почему не беру трубку. Это моя жизнь, черт подери, мое время, мой мобильный. В такие минуты я его ненавижу. Я ведь замечаю, как он осматривает квартиру, меня, а потом тут же говорит, что оказался поблизости случайно или что это ради моего блага, от любви, что он просто за меня беспокоится. Я ему верю, с чего бы ему врать. Тогда эти мысли уходят. Они меня пугают, потому что в последнее время все чаще возвращаются, теснятся в голове, толкаются, не дают спать, думать, болят, кричат, давят на мозг, кружат и разрывают череп.

Боже, нет! Я вообще не знаю, что тогда со мной происходит.

А так в принципе я его люблю. Купил мне квартиру, обставил, взял специально кредит, заплатил за лучшее образование, звонит мне каждый день, покупает украшения, в последний раз — кольцо с цирконием, цветы на день рождения и именины, иногда даже без повода. Однажды принес в подарок прекрасное белье — такое красивое, красное с черными кружевами, и подчеркнул, что я не имею права показываться в нем ни одному мужчине. Что оно только для меня, что это наша сладкая тайна. Даже мама об этом не знает. Странно немного, но, в конце концов, он мой папа. В уик-энды водит меня в кино, театр, в кафе, на самом деле он заменяет мне всех парней. То есть не заменяет, но у меня, по крайней мере, есть такой заменитель. Относится ко мне как к настоящей даме — пропускает вперед, подает пальто, покупает все, что захочу, — любые шмотки, косметику, поездки. Я его маленькая принцесса. Хотя порой чувствую себя как вещь, его собственность. А мама так каждый день. Бедная. Иногда я его люблю, а иногда только боюсь и делаю вид, что люблю. Меня немного раздражает, что в 26 лет я вынуждена перед ним отчитываться, куда и с кем иду. С одной стороны, у меня есть все, с другой — ничего, никакого выбора.

Расходимся, в частности, по поводу парней. Папа самый главный, он это знает, но ведь я не выйду за него замуж. Моему папе нравятся респектабельные, солидные, воспитанные, вежливые, культурные, лучше всего в костюме, а что поделаешь, если я влюбляюсь в рок-музыкантов? Круче всех басисты, они самые мрачные, загадочные. С одним таким я потеряла девственность. Мне было 17, мы с подружкой поехали якобы к ее тете в деревню помогать на сенокосе, а на самом деле рванули на море. Там познакомились с компанией из десятка длинноволосых парней и чуть не обалдели от счастья. Колесили с ними автостопом по всей стране, пили вино, пели у костра, купались нагишом в море. Это были лучшие каникулы в моей жизни. Вернулась домой, по уши влюбленная, представила Алекса отцу — якобы познакомилась с ним в этой деревне, в поле. Алекс меня обнимал, целовал и вообще вел себя раскованно. У моего старика желваки заходили, но волю он себе дал, разумеется, потом, когда Алекс ушел, при нем-то был сама любезность: «не хотите ли чаю, коньяку». Начал орать: «Здесь я решаю, с кем тебе встречаться, сюда не будет приходить всякий сброд. Только через мой труп». Когда я сказала, что все равно сделаю так, как хочу, ударил меня по лицу с такой силой, что я упала. Тут я впервые почувствовала, что он меня уничтожает и я хочу его за это убить. А Алекс? Алекс не понимал, что я не могу поехать с ним в концертный тур, что я должна возвращаться с тусовки не позднее часа ночи, а не через два дня. И нашел себе другую, такую, которая была всегда свободна.