Возвышение ученицы мага - Конъюнктурщик

все стало настолько плохо, что нервный смех захватил отряд, раскаты неудержимого ржания прокатывались по всему отряду, и никогда и нигде они так не смеялись, как на поверхности этой гигантской сосны, видавшей ещё сотворение этого мира, этой паршивой планеты.

Командир отряда, который был уже мертв, наверное, целился прямо в небо, выбирая направление для удара. Он успел сказать командирам звеньев, что наверху башни находится кристалл, и только он мог помешать воздушной атаке на город. И этот кристалл должен быть захвачен.

И ничего больше не оставалось, как ломануться вверх. В момент полного отчаяния, когда остатки гоблинов в очередной раз отхлынули, Йенс остался с последними двадцатью людьми, и он был единственным командиром звена, власть мгновенно легла на него, словно смерть накрыла его одеялом перед грядущим вечным сном, которым он заснуть не собирался.

Лица легионеров были полные весёлого отчаяния. Ветер стих и тогда поднялся дым. Послышался кашель, снова прокатился смех, но уже гораздо более печальный. Посмотрев вверх, Йенс увидел, что вершина близко, и тогда он закричал об этом остальным сквозь шум подступающего к горлу апокалипсиса:

— Вершина близко! Захватим её и вернемся героями! Либо мы, либо Бингор!

Этих простых фраз легионерам хватило, чтобы вспомнить о том, что они пришли не только за смертью, но и за триумфом, а мертвые товарищи в загробном мире едва ли простят им поражение.

И они полезли тогда, цепляясь за неровности коры, потому что ни веревок, ни лестниц, ничего не осталось под рукой, кроме этих самых рук, пока часть лезла, другая часть стреляла лучами по краю вершины, чтобы последние гоблины не могли высунуться. И так остатки отряда совершили последний рывок.

Лишь взглянув из-за края, Йенс сразу же пригнулся вниз. И тогда-то с вершины над ними пронесся огромный белый поток энергии, гудение, казалось, разлетелось на многие мили, словно звон колоколов со всего ада собрался в один короткий звук от этого выстрела. Действительно гоблинские шаманы создали страшную вещь.

Но ничего не оставалось, кроме как ринуться вперёд. Когда огромный луч вылетел где-то с другой стороны, Йенс запрыгнул наверх и оказался первым на этой просторной ровной площадке сруба. Он увидел, как возле огромного неровного зелёного кристалла плясали последние гоблины, а среди них и шаман в огромной злобной маске с перьями.

И Йенс метнул в него копьё, и шамана разорвало на куски от попадания, вспыхнул лишь пучок голубоватой молнии. Гоблины были в смятении. Поднялись и другие легионеры. Единым ударом они оттеснили гоблинов к краю и просто скинули их всех вниз.

Так отряд завладел башней.

— Сбросим вниз эту штуку! — закричал Йенс.

Легионеры копьями разнесли основание кристалла, который был посажен в углубление в срубе, и все вместе навалились на него, поставив между собой и поверхностью кристалла щиты, чтобы толкнуть, а потом ещё раз, двигая его к краю, и ещё раз, и тогда он полетел вниз. А они смотрели, как он долго летел, и как взорвался синей вспышкой, испепелив целый квартал гоблинских трущоб.

Взрыв потряс основание башни, которая слегка накренилась, и легионеры вцепились за край сруба. Но ликование захлестнуло их всех.

Несмотря на то, что башня горела, и пожар подступался, они ликовали. Спустя считанные минуты над лесом, окружавшим город появились каменные платформы, а легионеры быстро приметили синие огни их кристаллов над кронами. Несколько из них подлетел аккурат к срубу гигантского древа, чтобы забрать выживших воинов.

И с края одной из них сам Дитрих, сын Эммериха, протянул Йенсу руку, чтобы помочь забраться на борт, после чего платформы отлетели назад.

А Йенс и его соратники смотрели, как другие платформы обрушили сверху на город свои тяжелые магические лучи, и пожар тогда вспыхнул по всему городу.

Так Бингору пришел конец. Так пало самое воинственное на всем западе царство гоблинов.

Глава вторая. Кофе и триумф

Дом переливался бордовыми бурями. Усыпляющей Сепией заволакивало полдень. В ней, словно из-под пера на старый папирус, выходили легионеры, сходившие с платформ на воздушную улицу, идущую от главной башни трибы ремесленников к трибе легатов.

Процессию встречало множество людей, пестро одетых, надевали лучшее, чтобы показать себя в такой праздник, бросали ветки под ноги.

Легионеры узкой колонной, по двое, шли в свои казармы, где ждал роскошный пир, устроенный по приказу легата легиона. Пир этот выходил за пределы казарм и продолжался на улицах города. Рабам раздавали хлеб, сыр, вино, а гражданам ещё и деньги, в честь победы Мерхона над Бингором.

— А почему гоблины свой город Бингором называют? — спросил Тобиас.

Матиас отвечал:

— Не называют. На их языке там вообще какие-то непонятные щёлканья. Бингором город нарекли мерхонцы для удобства.

Они сидели в кофейне после трудного дня, что располагалась в закоулках трибы ремесленников. Наслаждались более интеллигентным отдыхом после более примитивной работы, им точно казалось, что труд их был менее умен, чем они заслуживали, но оба были согласны с тем, что путь горожанина должен начинаться именно так.

Тобиас был из рабов. По нему можно было и не подумать, что он подневольный, чистая туника, обувь из мягкой кожи, опрятный вид, доброе располагающее лицо. Душевность Тобиаса сочеталась с возрастом, на который он выглядел, и до которого ему было ещё с десяток лет. На самом деле, они с Матиасом были ровесники.

В отличии от прочих заведений, кофейня была очень прогрессивной и не делала различий в обслуживании представителей разных сословий. Кофе готовили и приносили за столики вольноотпущенные, но все они работали на своего бывшего господина, путешественника, первым ставшего завозить кофе из города Эр.

Сделав ещё один глоток, Матиас спросил:

— Как тебе твоя новая должность?

— Весьма хорошо. Больше ответственности, больше умственного труда, да и в целом сильно интереснее.

— Лучше, чем разгружать платформы в трибе торговцев? — ухмыльнулся Матиас.

— Да. Но мне не нравится это пренебрежение, с которым ты вспоминаешь эту мою должность.

— А что в ней было хорошего?

— Мало чего, но… Все же, не надо так относиться к этому. Всякий труд делает человека лучше. — И тише добавил, — Ты же знаешь, за что мы боремся.

— За свободу мы боремся, — шепнул в ответ Матиас, — но не за тупость.

— Перестань, — сказал Тобиас хмуро и сделал большой глоток уже остывшего напитка.

Подошла служанка.

— Ещё что-нибудь желаете?

— Нет, пожалуй это все, — Матиас достал пару квинариев и передал ей, — сдачи не нужно.

Служанка с улыбкой поклонилась и ушла.

— Барин! — усмехнулся Тобиас.

— С барышей то можно, — в улыбке Матиаса сверкнуло искреннее самодовольство.

— Скажи мне