Записки старого студента - Игнатий Потапенко

В это время мы подошли к аудитории, где производился экзамен по математике. Я указал ему на дверь. И он вошёл. Я, конечно, полный любопытства, последовал за ним.

Появление духовной особы в университетской аудитории произвело сенсацию. На скамьях было всего душ двадцать молодых людей. Один стоял у доски и усердно доказывал какую-то теорему, профессор сидел за столиком и слушал его очень невнимательно, по-видимому, совсем не придавая значения ни тому, что он говорил, ни самому экзамену. Экзамен вообще производился формально, наименьшей отметкой была тройка. Почти все, поступавшие в университет из семинаристов, избрали филологический или юридический факультеты, очень редко занимались естественными науками и почти никогда не дерзали избрать математический. Поэтому с ними были строги на экзаменах из латыни и греческого и смотрели сквозь пальцы на их слабые познания в математике. Им задавались совсем детские задачи, но случалось, что и перед ними они становились в тупик. Тогда профессор просто говорил: «ну, хорошо, довольно», и ставил тройку.

При нашем появлении в аудитории все обернулись к двери и долгим взглядом посмотрели на моего спутника. Профессор поднял голову, а стоявший у доски положил мел и оборвал свой ответ.

– Сядемте здесь, – тихонько сказал я батюшке и указал ему на место на скамье.

Батюшка сел, а я рядом с ним. Это сразу разочаровало всех. По-видимому, ожидали, что батюшка к кому-нибудь обратится с вопросом, выскажет какое-нибудь желание чем-нибудь проявить себя, так как странно было предполагать, что он явился в аудиторию ни за чем. Общее разочарование разделял, очевидно, и профессор. Он подождал минуты три, затем спровадил стоявшего у доски, поставив ему по этому случаю четвёрку, и, подойдя к нашей скамье, промолвил:

– Вам, батюшка, кого-нибудь надо?

Отец Эвменидов поднялся, почтительно приосанился и пригладил свои волосы.

– Я на экзамен пришёл, господин профессор! – ответил он.

– Ну, да, здесь идёт экзамен, – ответил профессор, – но вам кого-нибудь надо или вы просто хотите послушать?

– Нет, господин профессор, я сам для экзамена пришёл.

– Вы? Вы хотите держать экзамен? – уже с некоторым недоверием спросил профессор.

– Желаю, господин профессор, – ответил отец Эвменидов.

– Значит, вы поступаете в студенты?

– Точно. Подал прошение. Получил даже ответ, чтобы явиться на экзамен: вот я и явился.

– Да, вот что!.. – промолвил хотя и не вполне ещё доверчиво, но уже с некоторым примирением профессор. – Значит, вы поступаете в университет?.. Это, кажется, первый случай, что духовные лица делаются студентами.

– Этого не могу знать. Действительно, были затруднения… Я к преосвященному просьбу подавал… И мне разрешено.

– А на какой факультет?

– Желаю по математической части.

Профессор усмехнулся.

– Прекрасно, – сказал он. – Вы хотите держать экзамен. Ну-с, не угодно ли вам пожаловать к доске?

И он несколько отошёл от скамьи, как бы желая пропустить мимо себя отца Эвменидова.

Отец Эвменидов вышел из-за скамьи и направился к тому месту, где стояла доска. Профессор, глядя ему в спину, с лёгкой усмешкой смотрел на аудиторию, как бы заранее предрешая, что там, около доски, сейчас произойдёт что-то смешное. Никак не ожидал он, что этот человек с загорелым лицом, с длинными волосами, в длинной одежде с широкими рукавами, с таким простым деревенским видом, может обнаружить какие-нибудь познания в математике. Наверно, он подумал, что это – чудак, что на него напала блажь, что он не имеет ровно никакого представления о предстоящей ему задаче. Он пошёл вслед за Эвменидовым и занял своё место за столиком.

– Ну-с, извольте, батюшка, решить мне следующую задачу…

И он задал отцу Эвменидову какую-то детски простую задачу на уравнения.

Эвменидов записал на доске всё, что ему продиктовали, затем оглянулся и посмотрел на профессора.

– Это весьма легко, господин профессор! – сказал он. – Это я могу в уме решить…

– Ну, решите! – промолвил профессор.

– А вот сейчас.

Эвменидов с минуту подумал и даже пошептал губами, потом, как бы для памяти, написал на доске какую-то коротенькую формулу и затем объявил решение.

– Правильно! – сказал профессор. – Я вижу, батюшка, вы кое-что смыслите. А ну-ка, решите вот это! Уж это будет потруднее…

И он продиктовал нечто в самом деле чрезвычайно сложное, так что у остальных, сидевших на скамьях, тотчас же явилось глубокое сомнение в способности Эвменидова решить задачу. По крайней мере, далеко не все из них могли бы с уверенностью сказать это о себе.

Эвменидов записал.

– Ну, что ж, – сказал профессор, – берётесь?

– А почему ж нет? – просто отозвался батюшка. – Я решу.

И он начал усердно писать на доске алгебраические выкладки. Профессор чрезвычайно внимательно следил за его работой, а потом, сильно заинтересовавшись, встал и подошёл к нему.

– Верно, верно, – говорил он, видимо, стараясь поощрить его, – совершенно верно. Однако, признаюсь, я никак не ожидал, что вы, батюшка, такой математик.

– Я люблю математику, – сказал Эвменидов, не переставая в то же время делать свои вычисления.

– Да любить мало, надо ещё знать! – заметил профессор. – Вот и эти молодые люди, – прибавил он с иронической усмешкой, указывая на аудиторию, которая в общем дала ему не особенно высокое понятие о своих познаниях в математике, – эти молодые люди тоже наверно любят математику, но плохо знают…

Аудитория дружно засмеялась, а отец Эвменидов в это время кончил свою задачу и очень спокойно положил мел на место.

– Ну, батюшка, великолепно! Прошу вас извинить меня за сомнение! Признаюсь, это первый случай. Я думал, знаете, что духовные особы умеют только обедню служить, – вот и ошибся. С удовольствием приветствую такого студента на математическом факультете, с искренним удовольствием! Вы и геометрию знаете?

– Как же не знать? Знаю. Я и по тригонометрии хорошо учился.

– Это удивительно. Где же это вы всему этому научились?..

– Да видите, господин профессор, это у нас в семинарии проходится. Оно, конечно, там на математику смотрят не строго, а даже очень мягко… Ну, а кто любит, – тот сам от себя пополняет… Вот я и пополнял…

– А вы давно из семинарии?

– Да уже лет, я полагаю, восемь будет.

– И до сих пор не забыли?

– Да я понемногу занимался… Так, знаете, между делом, между двумя требами, иной раз и решишь задачку… У меня есть влечение… Хожу это себе иной раз по огороду или по палисаднику, а в голове у тебя какая-нибудь теорема сидит. Иной раз даже так случалось, что во время самой службы церковной, среди эктении, поймаешь себя на какой-нибудь задаче… Так, знаете, цифра сама в голову и лезет, и никак от неё не отобьёшься…

– У вас, значит, талант к математике…

– Не знаю, может, и талант…

– А вы извините меня, батюшка, я не то чтобы не верил вам, а так, очень уж мне любопытно посмотреть, как вы одну задачку решите. Попробуйте-ка вот это.

И профессор начал диктовать ему что-то такое, что показалось всей аудитории очень странным и новым. Отец Эвменидов записывал, но от времени до времени сомнительно посматривал на профессора.

– Вы понимаете, в чём дело? – спросил профессор.

– Я, господин профессор, понимаю, только решить этого не могу… Это уже из высшей математики будет.

– А вы попробуйте.

– Я попробую. Я не то чтобы был совсем уже чужд, я и насчёт высшей математики кое-что прочитывал… И даже пробовал; только трудно… Знаете, на самом главном сбиваюсь.

– Ничего, ничего, вы начните, я вам помогать буду.

– Я бы так вот начал…

И Эвменидов начал решать задачу. Он, видимо, с большим усилием вдумывался в каждую букву, профессор подсказывал ему, и он потихоньку двигался дальше. Но вот он остановился, вынул из кармана платок и вытер вспотевшее лицо.

– Трудно, господин профессор, очень мне это трудно! – промолвил он и положил мел. – Уж чего не знаю, за то и не берусь…

– Это не обязательно, батюшка, это я так, полюбопытствовал… Да, у вас есть математические способности… Очень приятно будет работать с таким студентом, право… Я вам поставлю пять.

– Вот спасибо! – с искренним удовольствием промолвил Эвменидов, широко улыбнулся и поклонился профессору. – Значит, теперь я могу уходить?

– Да, теперь все уйдут, мы уж кончили экзамен.

Эвменидов ещё раз поклонился и пошёл на прежнее место. Профессор, захватив бумаги, в которых записывал отметки, и простившись со всеми, ушёл. Тотчас же Эвменидова, а вместе с ним и меня, окружила вся аудитория.

Все гурьбой вышли в коридор.

Здесь подобрались новые студенты, многие из старых. Все ужасно заинтересовались дьяконом, явившимся держать экзамен по математике.

Эвменидова расспрашивали, откуда он приехал, где учился, как живёт, есть ли у него жена и дети. Пока группа дошла до вестибюля, где висели пальто студентов, все перезнакомились с Эвменидовым, да кстати и между собой.