Абсолютное правило - Александр Матюхин

Слышит, — ответил я, прежде чем Вероника успела открыть рот.

Так вот, слушай, Виталя. Ты и не представляешь, во что влип, когда вытащил Веронику из подземки. Помочь тебе уже не сможет никто. Даже, вероятно, и ты сам. У тебя сейчас в запасе от силы два дня. Послушай меня, проведи это время, как хочешь и с кем хочешь. Пей, развлекайся, ограбь какой-нибудь магазин, хоть фокусы показывай в подземном переходе. Только ни в коем случае не вздумай приезжать ко мне. Я не откажусь тебя принять, конечно, если ты надумаешь, но предупреждаю сразу, что когда тебя будут уничтожать на моих глазах, я и пальцем не пошевелю, чтобы тебе помочь. Нас и так мало, а моя жизнь мне дорога.

Хорошая речь, — отозвался я, — но все-таки хоте: лось бы перед смертью поконкретнее узнать, для чего умираю. Гордость, знаешь ли.

В том-то все и дело, что смерть твоя бессмысленна и поэтому видеть ее я не хочу.

Я посмотрел на Веронику. Она с безразличным видом слушала наш разговор, уткнувшись взглядом в зеркальце заднего вида. Видимо, среди них двоих именно Василий принимал решения.

Тогда ответь мне, Василий, для чего твоя подружка так настойчиво уговаривала меня поехать с ней к тебе

Она родилась в эпоху романтизма и ничто не сможет сломать ее понятия о смерти человека, о чувстве долга и о всякой подобной чепухе. Правильно я говорю, Beроника?

Я была о тебе лучшего мнения, — ответила она.

Просто мне уже порядком надоело, что ты все время таскаешь ко мне глупых смертных, нарушивших правила, и просишь, чтобы я их спас. А я не могу их спасать Хочу — может быть. Но не могу. Не в моей власти подобные вещи. Спасти их может только сам Создатель… — всё это Василий буквально выкрикнул, заполнив своим не много подростковым голосом весь салон автомобиля Когда он замолчал, мне вдруг показалось, что я на секунду оглох. — Решение за тобой, Виталий, — спокойным голосом произнес он спустя некоторое время, — если надумаешь приехать, я расскажу тебе все, но на мою помощь не надейся ни в коем случае. Если решишь убежать или просто уйти, то тебя никто не держит.

Я не понимаю ничего! — ответил я. — Вы все ворвались в мою жизнь всего несколько часов назад и вовсю долдоните, что я скоро умру. Но никто не объясняет, почему и из-за чего. Мне надоело вот так ничего не знать… Я приеду к тебе, и ты мне все расскажешь!

Василий вновь вздохнул. Как-то устало, словно все это ему приходилось слышать уже не один раз.

Решение твое. Вероника, я жду вас в течение часа. Потом пеняйте на себя. — И он замолчал.

Вероника оторвала взгляд от зеркала и повернулась ко мне:

Ты уж извини, но он в последнее время то и дело попадает в различные передряги и немного на нервах. А на самом деле Василий неплохой парень.

«Лапочка», я бы сказал. Почему он назвал меня смертным?

Узнаешь, — коротко бросила Вероника, и я понял, что разговор отложен на неопределенный срок. — Виталий, ты, кажется, хотел что-то взять из дома. Василий ждет всего час.

А потом?

Потом не ждет. Его очень трудно застать на месте, особенно в последние несколько недель. Он может уйти, и тогда мы будем искать его твои последние дни.

Тогда постараюсь поторопиться. — Я распахнул дверцу и неторопливым шагом направился к подъезду.

Вокруг все та же тишина. Серое небо, казалось, напряглось в ожидании, когда его разорвут наконец первые лучи солнца, и недвижимые облака молча и угрюмо провожали меня взглядом, нависая над самой головой.

Только теперь мне уже не было так спокойно, как раньше. Почему-то темнота для меня перестала быть лучшим другом и превратилась в хитрого оборотня, готового показать свои зубы в любой момент. Я вдруг вспомнил, что в подъезде не горит ни одна лампочка, и это могло быть прекрасным поводом затаиться кому-нибудь где-нибудь в ожидании, когда я открою входную дверь. Чтобы убить. Исключить из мира живых. А за что?

Вот это и был главный вопрос, который не давал мне покоя. Можно было бы просто плюнуть и на Веронику и на ее странного друга Васю, и на весь тот бред, которым меня «грузили» почти всю ночь. Я мог бы просто запереться у себя в квартире и посылать всех кое-куда, а то и позвонить в милицию, чтобы странную девушку в «Ландовере» упекли на пару суток. А самому все забыть и продолжать жить дальше, спокойно выслушивая крики Вари, пьяные разговоры Эдуарда Викторовича о нашей никчемной жизни в никчемной стране, поворовывать, чтобы не умереть с голоду и не оказаться на улице, и никогда не думать о завтрашнем дне.

Зачем, когда и так есть то, что нужно, — свобода. Только ее одну я никому и никогда не отдам.

Но мне мешал уйти вопрос — за что? И главное — когда? Не верить целиком во все рассказанное я не мог, но и поверить полностью тоже. Странно все это, что ни говори. Василий и Вероника разговаривали так, словно они в каком-то смысле боги, а я простой человек, да к тому же еще и смертен, приговоренный к уничтожению. Словно они и вправду играли в какую-то игру, правила которой мне не понять. Но я все-таки постараюсь попробовать. Если и вправду меня ожидает смерть, то мне не хотелось умирать, не зная абсолютно ничего.

Зайдя в подъезд, я на мгновение остановился, затаив дыхание и прислушиваясь. Вроде никого, но никогда нельзя сказать наверняка.

Я сделал несколько шагов и, перепрыгивая через три ступеньки, взлетел на четвертый этаж. В кромешной темноте вновь замер.

Тишина.

Как же Вероника умудрилась меня напугать! Сам поражаюсь! Вынул из кармана связку ключей и, стараясь не бряцать ими, долго на ощупь выискивал нужный ключ. Когда нашел, еще Минуты две шарил по двери ладонью, определяя, где ручка, а где замочная скважина. В куртке у меня лежала зажигалка, но вынимать ее я не стал.

Щелкнул замок, и дверь, поддавшись моему напору, со скрипом приоткрылась. Я проскользнул внутрь, неслышно закрыв ее за собой.

Теперь надо было решить, стоит ли включать свет или нет.

Наверное, все-таки придется. Я абсолютно не помнил, куда положил паспорт и кошелек с остатками денег. Возможно, второе и не пригодится, если учитывать, что у Вероники с Васей проблем с деньгами нет никаких, но взять возьму. На всякий пожарный. Свет включу в комнате всего на пару минут, возьму то, что надо, и сразу выключу. Никто и не заметит… Если только кто-нибудь специально не наблюдает за моими окнами.

Яркий свет лампы на секунду ослепил меня, но зато я сразу увидел кошелек на тумбочке и засунул его в задний карман джинсов. Я зашел в комнату. Документы лежали на книжной полке, между Рэем Брэдбери и Стругацкими. Еще в прыщавом подростковом возрасте я накупил всю это, а теперь все никак не доходят руки, чтобы выбросить. Может, правда, отдаю дань уважения безоблачному детству и подсознательно не выкидываю ничего, что с ним связано. Вот, к примеру, до сих пор храню в шкафу старые коньки. Мне довелось прокатиться на них всего раза три, прежде чем одно из лезвий не треснуло ровно пополам, опрокинув меня на лед, следствием чего стала сломанная рука и полтора месяца вынужденных каникул. Спрашивается — зачем они мне? Я не знаю, но все равно не выкидываю. На старом скрипящем диване с выпирающими пружинами я сплю с четырнадцати лет. Думаю, в один прекрасный день диван сдастся и уйдет из мира сего, попросту рассыпавшись в труху. Я мог купить новый несколько лет назад, но что-то меня сдержало. Наверное, все те же воспоминания… Без них мне никуда.