Повесть о Жене Рудневой - Марина Чечнева

Полак говорит: «Сопоставляя между собой разные теории, часто резко расходящиеся друг с другом, читатель должен будет почувствовать, что как ни многогранна, как ни богата красками творческая мысль человека, но природа — еще богаче!» «Мы должны рассматривать, — говорит великий математик Лаплас, — настоящее состояние Вселенной как следствие ее предыдущего состояния и как причину последующего».

К концу подходил 1937 год.

В один из последних дней декабря Женя возвращалась на электричке из школы. Примостившись у окна, она читала Полака. На улице смеркалось, а свет в вагоне почему-то не включали, — читать становилось трудно. Но и оторваться от книги было невозможно — так она захватывала… «Полак умен, — подумала Женя. — Это счастье для человека — его ум». Но тотчас опровергла себя: «Тургеневский Рудин был умен, однако несчастлив». И вдруг возник вопрос: «А я счастлива?» Она мысленно улыбнулась: конечно, счастлива! Она молода, перед ней открыты все дороги. Неделю назад ей, как и другим отличникам школы, вручили пригласительный билет на новогодний бал в Колонном зале Дома союзов, все эти дни она живет ожиданием праздника. Еще бы не счастлива!

Но Женя чувствовала: ее рассуждения поверхностны. Ведь если им следовать, то придется признать: ты вкусно пообедала — счастлива, проголодалась — несчастлива. Но это же чепуха! Вот странно… То и дело слышишь: «Я счастлива», «Он счастлив», «Живут счастливо», «Желаю счастья!». Но мало кто задумывается над тем, что, собственно, такое — счастье? Во всяком случае, она задумалась об этом впервые. Где-то она прочитала: счастье в борьбе за достижение великой цели. Красиво, но не конкретно. Хотя почему не конкретно? Именно в этом смысле счастливо прожили свою жизнь Ленин, Коперник, Колумб… А из литературных героев — Павка Корчагин, Овод… Но ведь большинство людей довольствуется куда меньшим. Счастье многих ограничивается, например, интересами семьи. Общеизвестно, что быть любимой, любить, иметь хороших детей — тоже счастье. Как же разобраться в этом? Есть ли у задачи «Что такое счастье?» однозначный ответ? Ага, задача… Я сказала — задача. Здесь-то и скрывается истина. Каждый понимает счастье по-своему… В зависимости от задачи, которую он ставит перед собой в жизни и решает. Решил — счастлив, не сумел решить — несчастлив. Поэтому голодный, оборванный, больной Павка был счастлив, а сытый, преуспевающий чеховский Ионыч — несчастлив. А будь Ионыч более ограничен, поставь он перед собой с самого начала цель просто разбогатеть — мы увидели бы его счастливым. Что же получается? Задача должна соответствовать возможностям человека? Да, наверное. Одному под силу срубить могучий дуб, другому — лишь тонкую осинку. Но если так, то и корова по-своему счастлива. Она ставит перед собой задачу набить брюхо сочной травой и успешно решает ее. Но почему же тогда мне она не кажется счастливой? Почему, почему… Да ведь тот, что тюкает по своей осинке, тоже, наверное, не кажется счастливым тому, кто врубается в неподатливый дуб…»

Жене вдруг стало не по себе. Стук колес отдавался в ушах назойливым речитативом: счаст-лива-несчаст-лива, счаст-лива-несчаст-лива…» Подумала: «Вот именно: счастлива — несчастлива. Может быть, это только мне кажется, что я счастлива. А кто-нибудь из тех, что врубаются в неподатливую древесину дуба, подумает: «Как несчастна эта Руднева! Совершенно ничего не сделала для человечества, не открыла не то что новой звезды, но даже пустякового астероида и тем не менее почитает себя счастливой. И еще радуется, как несмышленая девчонка, оттого, что ее пригласили на новогодний бал. Какое ничтожество, право…»

Женя почувствовала, как жаром обдало ее лицо. Она отвернулась к окну — не хватало еще, чтобы заметили соседи… А в голове металась горячечная мысль: неужели она в самом деле ничтожество? Что ж, вполне возможно… Если бы Павку Корчагина или Овода пригласили бы на новогодний бал в Дом союзов, разве бы они почитали себя счастливыми? Да они, верно, через пять минут забыли бы об этом приглашении. Потому что свое счастье они видели в несоизмеримо более высоком. Какие же основания у нее считать себя счастливой? Молодость? Но это не ее заслуга. Отлично учится, открыты все пути? Да, пожалуй, здесь источник ее счастья. И пусть то, что ей открыты все пути, не ее заслуга, в будущем она постарается доказать… Нет, ничего она доказывать не будет. Она чувствует в себе силы замахнуться на могучий дуб. И свалить его. И на меньшем не помирится. Потому что сейчас вот открыла для себя: помириться на меньшем — значит стать на всю жизнь несчастной. И это — главное! А новогодний бал здесь ни при чем.

По темным улицам поселка Женя шагала с легкой душой, не чуя под собою ног. Сбросив в прихожей пальто, огорошила мать чрезвычайным известием:

— Мама, поздравь меня — я совершила великое открытие! Счастье — это борьба за достижение великой цели!

— Ну, ну, садись есть, фантазерка.

— Фантазерка? Я такая теперь реалистка, что во мне уместился бы десяток Базаровых… Со временем ты в этом убедишься.

Проглотив первую ложку наваристого борща, она вдруг расхохоталась.

— Да что с тобой сегодня? — вытирая руки о полотенце, обернулась к ней Анна Михайловна. — Смешинка в рот попала?

— Еще открытие, мама: мясной борщ с голодухи — тоже счастье.

Жене, привыкшей встречать Новый год дома, было немного грустно оставлять родителей одних. Но так хотелось принять участие в главном Новогоднем бале страны! Тем более что мать сшила ей новое салатового цвета платье. Закончила она его днем 31 декабря. Теперь Женя стояла в нем перед зеркалом, и Анна Михайловна последний раз что-то подшивала, разглаживала складки, отходила и со стороны любовалась дочерью.

— По-моему, все хорошо, даже замечательно. Ты у меня чудо! — сказала Женя, поворачиваясь к зеркалу спиной и рассматривая свое отражение через плечо.

Она порывисто расцеловала мать в обе щеки и выскочила в кухню. Там в кастрюле уже поднималось тесто, а на столе в кулечке лежал еще не вымытый изюм. Она схватила щепотку и бросила в рот. Думала, получится украдкой, но тут как раз вошла мать.

— Он же немытый, Женя!

— Ничего, у меня сильный организм, с любыми микробами справится. Да и не может на нем ничего зловредного быть, ведь изюм под солнцем сушат, а солнце — великий санитар, любую заразу выжжет. Вот как! — и ухватила еще несколько изюминок.

В Колонный зал надо было ехать к 9 часам, и еще оставалось два часа на всякие домашние дела. Во-первых, перед балом следовало поесть, обязательно попробовать маминой баклажанной икры. А во-вторых, предстояло проверить, как будет выглядеть их домашняя небольшая, но очень пушистая елочка с зажженными свечами. Женя наскоро поела, выпила чаю и занялась елкой. Она зажгла все свечи, зеленые, розовые, синие, погасила в комнате свет, и разом засверкали и заиграли стеклянные игрушки. Как завороженная, Женя смотрела на перламутровые шары и видела в них свое лицо, странное, смешное, с большим расплюснутым носом и огромным, растянутым ртом. Она высунула язык, и он оказался еще больше носа и закрыл почти все лицо.

— Пикантная мордашка, — сказала она вслух и рассмеялась.

От уютной елки, от тихо оплывающих наивных свечек нельзя было оторвать глаз. Женя с сожалением щелкнула выключателем — сказочность елки сразу исчезла. «Сказка не терпит яркого света, — подумала она. — Пора, надо бежать!»

Новогодний вечер в Колонном зале начался хороводом вокруг огромной елки. Потом ребята разошлись по комнатам. В каждой их ожидало что-нибудь интересное. В одной шло кино, в другой выступали артисты эстрады, в третьей по кольцу бегал электропоезд, в четвертой крутилась карусель, в пятой можно было в течение минуты получить свой профиль, вырезанный из плотной черной бумаги. Женя побывала всюду. Она участвовала в Пушкинской викторине и в игре, смысл которой заключался в том, чтобы придумать самое длинное слово; победителю вручалась книга Гоголя «Мертвые души». Жене книга не досталась, хотя она и была близка к победе. Она назвала слово «электролюминисценция». Но тут же рядом серьезный мальчик с тонкой шеей неуверенно произнес: «Этилендиаминтетрауксус». Его слово оказалось на две буквы длиннее Жениного, но и он не стал победителем. Книгу получил веселый белобрысый парень, который в самую последнюю секунду громко сказал:

— Дветысячипятьсотпятидесятипятилетие.

Это был рекорд, почти в два раза длиннее ее слова.

«А я мучилась, умные слова вспоминала», — разочарованно подумала Женя.

До Нового года осталась одна минута. В зале погас свет, елка засверкала разноцветными огнями, над головами закружились звезды, поплыли самолеты, все притихли. Наконец раздался первый звонкий удар кремлевских курантов, и тотчас на потолке зажглись слова: «С Новым годом!» И разом грянуло «Ура!».