Питер Пэн в Кенсингтонском Саду - Джеймс Барри

Но хитрая королева презрительно вздернула носик и хмыкнула:

- Всего-то? Уж просил бы чего-нибудь побольше...

- А что, разве мое желание маленькое? - изумился Питер.

- Не больше, чем это, - королева соединила большой палец с указательным.

- А какого размера должно быть самое заветное?- поинтересовался Питер.

И королева указала на свой шлейф, который, по моде того времени, тянулся через весь танцевальный круг.

Что-то прикинув, Питер сказал:

- Хорошо, я согласен на два желания средних размеров вместо одного большого...

Феи были неприятно поражены сметливостью Питера, но его это ничуть не смутило. Он пожелал слетать к маме, но с правом возвращения в Сад, если вдруг эта леди окажется неподходящей. О своем втором желании он предпочел пока помалкивать.

- Я дам тебе возможность долететь до дома, - предупредила Питера королева Меб, - но я бессильна открыть перед тобой двери...

- Когда я улетал, окно было отворено,- сообщил ей Питер,- мама всегда держит окно открытым, потому что она никогда не перестает ждать меня.

- Откуда ты это знаешь? - изумились феи.

Но Питер этого объяснить не мог.

Что ж,феям ничего не оставалось, кроме как сдержать честное волшебное слово.Они изо всех сил замахали крылышками, отряхивая с них пыльцу на плечи Питера. Питер почувствовал в плечах приятное жжение, а потом вдруг стал подниматься выше и выше, пока не взлетел над Садом. Порывом ветерка его подняло над крышами ближайших домов. Летать было до того восхитительно, что Питер и не подумал торопиться к дому своей мамы. Вместо этого он облетел купол собора св. Павла, слетал к Хрустальному Дворцу, на бреющем полете спустился к самым водам Темзы и не спеша полетел вдоль нее до дворца Регента. Пока он добирался до маминого окна, у него окончательно созрело второе желание. После посещения родного дома (теперь это уже не казалось ему таким уж обязательным) Питер решил стать птицей.

...Окно было распахнуто. Свою маму он увидел сразу, как только влетел. Она спала, положив ладонь под голову, и ямка в подушке под ее головой была похожа на уютное гнездо, выстеленное ее благоухающими земляникой каштановыми прядями. Питер, примостившись на краю кровати, внимательно вглядывался в родное, полузабытое лицо. Впрочем, он моментально вспомнил, как она всегда распускала на ночь волосы и надевала что-то такое воздушное, с розовыми оборками, обрамлявшими нежный овал ее лица. Он был счастлив, что мама его не подвела и оказалась такой симпатичной. Только печальная морщинка меж бровей немного портила ее. Питер знал, когда эта морщинка поселилась на мамином лице. Одна ее рука все время беспокойно скользила по подушке, будто искала кого-то, чтобы крепко обнять. И он знал, кого она ищет и кого хочет обнять.

Он знал также, что стоит ему очень тихо позвать ее и она тут же проснется. Мамы всегда тут же просыпаются, узнавая наш зов из тысячи других. Она расплакалась бы от счастья и крепко обняла его. О! Как бы он обрадовался! Но несравненно большую радость он доставил бы ей.

Он нисколько не сомневался,что такой умный, разносторонний и необыкновенный ребенок может осчастливить любую, даже самую придирчивую маму. Ничего не может быть приятнее, думал Питер, чем завести такого мальчика. Это не только приятно, но и лестно, почетно, а также выгодно...

Но почему же он так долго сидит на спинке кровати? Почему не крикнет наконец: "Мамочка, я вернулся!"

Если бы я сказал,что Питер окончательно и бесповоротно решил вернуться домой, то у нас получилась бы хоть и прекрасная, но совершенно другая сказка. На самом деле Питер Пэн вглядывался то в милое лицо своей мамы, то в ночь за окном.

Безусловно, размышлял Питер, не лишено приятности опять стать ее мальчиком, но, с другой стороны, что за денечки были в Кенсингтонском Саду! Да и уверен ли он, что ему доставит удовольствие вновь кутаться в одежду?

Он вспорхнул с кровати и открыл шкафчик. Его вещи по- прежнему лежали на месте, аккуратно выглаженные и переложенные веточками лаванды. Но он никак не мог вспомнить, что же с ними делают. Питер попытался пристроить носки сначала на руки, а потом на ноги, но и то и другое показалось ему излишним.

Возможно, Питер слишком громко пыхтел, натягивая носки, а может, скрипнула дверца шкафа, но... его мама проснулась! Он услышал, как она позвала его: " Питер!" Мама так бережно произнесла его имя, будто это самое прекрасное слово на свете.

Питер затаил дыхание, недоумевая, как мама догадалась, что это именно он.Если бы она еще раз позвала его, то он с криком "Мамочка!" бросился бы к ней на шею, но она ничего больше не сказала, только горестно всхлипнула.

Когда Питер решился выбраться из-за дверцы шкафа и взглянуть на маму, она опять спала и только слезы катились по ее щекам. Питер был убит ее горем. И, как ты думаешь, что он сделал? Он достал свою дудочку и заиграл на ней самую чудесную колыбельную, которая только звучала на этой земле. Он играл с тем же трепетным чувством, с каким мама произносила его имя. И еще он втайне надеялся, что мама проснется и скажет: "О Питер, как замечательно ты играешь!"

Но как только мама перестала выглядеть несчастной, Питер опять пристально вгляделся в даль за окном.

Нет-нет, он не улетит, конечно, навсегда, он твердо решил стать мальчиком своей мамы, но... Но что-то мешало ему сделать это прямо сейчас. Это "что-то" было его вторым желанием. Он больше не хотел быть птицей, но каким бы ни было его новое второе желание, оно не исполнится, если он не вернется к феям. Более того, стоит ему даже отложить возвращение на короткое время, легкомысленные феи попросту забудут о своем обещании.

Он спрашивал себя, неужели он так бессердечен, что не скажет последнего "прощай" Соломону? Да и проплыть последний раз под парусом тоже неплохо...

Такие доводы в запальчивости приводил Питер своей спящей ма- ме. "А как было бы здорово рассказать об этом приключении птицам", - радостно говорил он ей.

" Я обязательно, обязательно вернусь", - убеждал он спящую маму, направляясь к окну. И в этот момент он искренне верил, что выполнит обещание...

Еще дважды Питер прилетал к окну своей мамы. Окно, естественно, было открыто, и Питеру ужасно хотелось залететь и поцеловать ее. Но каждый раз он боялся ее разбудить, поэтому играл поцелуй на дудочке, сидя на подоконнике.

Много, слишком много дней, ночей и даже месяцев пролетело, прежде чем Питер объявил феям второе желание. И я не знаю, почему он ТАК медлил. Конечно, немало времени ушло на прощанья со всеми: с закадычными друзьями, с друзьями друзей, с шапочными знакомыми. Он попрощался даже с бестолковыми утками (и напрасно, ибо через минуту после церемонии они не могли вспомнить, зачем же их побеспокоил этот непоседливый мальчишка). Питер облетел самые заветные уголки Сада, затем совершил последнее плаванье, потом - самое последнее, а потом сплавал еще раз пятьдесят в самый наипоследнейший раз. А уж сколько прощальных балов и ужинов было дано в его честь - не сосчитать!

Еще одна и, пожалуй, самая приятная причина его медлительности заключалась в том, что... Питеру незачем было торопиться! Ведь он знал наверняка: мама никогда-никогда не перестанет ждать его, она никогда-никогда не закроет окна.

Эта причина несказанно огорчала старого Соломона:он считал, что стыдно и вредно пользоваться ожиданием и надеждой любящих сердец. Соломон внушил птицам несколько золотых истин, помогающих им в жизни. Он говаривал: "Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня". И еще: "Второго шанса не бывает".

Питер же легкомысленно преступал Соломоновы заповеди.А птицы, видя, что это намного приятнее, тоже становились день ото дня все более необязательными.

Феи, в отличие от Соломона, нерасторопностью Питера были довольны. Более того, они мечтали, чтобы Питер никогда не улетал из Сада и всегда играл на их балах. Коварные существа шли на всякие уловки, лишь бы подловить Питера на пустяковой фразе, типа: "Я хочу, чтобы трава не была такой мокрой". А некоторые из них специально танцевали дольше положенного, чтобы Питер сказал: "Я хочу, чтобы вы посмотрели на часы". Тогда феи сказали бы, что это и есть его второе желание. Но Питер каждый раз обманывал их надежды. И если случайно выпаливал: "Я хочу...", то тут же замолкал.

Поэтому, когда он торжественно объявил: "Я хочу вернуться к моей маме отныне и навсегда!" - феям ничего не оставалось, кроме как вновь стряхнуть пыльцу на его плечи и позволить ему покинуть Сад.

Как только Питер поднялся над Садом, он почувствовал, что очень спешит. Так сильно ему захотелось увидеть маму плачущей от счастья. Он заранее гордился, что он - единственный человек на свете, который с легкостью заставит ее забыть о печали и осчастливит на всю жизнь. Питер нисколько в этом не сомневался, как не сомневался и в том, что скоро, очень скоро он уютно угнездится в ее ласковых объятьях. На этот раз он даже не кружил над городом, а прямиком полетел к заветному окну, которое всегда для него было распахнуто!