Пикалка - Леонид Каганов

— Так надо, — добавил я.

Мюзикл на дисплее исчез и появилась Верба.

— Экстренный материал на нашем канале! — объявила она торжественно. — Многие из вас уже слышали из неофициальных источников о гипотезе профессора Йогана, который сегодня отдал себя в жертву Пикалке, и о группе горожан, которые предприняли неофициальную попытку уничтожить Пикалку. До этой минуты первый областной канал не мог раскрыть эти подробности, чтобы не сорвать план профессора, но сейчас вы узнаете правду! Профессор Йоган не только математически доказал, что Пикалка делает выстрел раз в секунду и поэтому совершенно беззащитна против одновременной атаки множества людей! Профессор Йоган раскрыл сам принцип, с помощью которого Пикалка выясняет, кто именно, как и откуда пытается ее атаковать!

— Даже если Пикалка нас всех сейчас убьет, — прошептал над мим ухом Нариман, — флешка-то уже крутится.

— Да, — сказал я тоже шепотом, и мы переглянулись. — Как думаешь, поверят в эту чушь?

— Поверят, — убежденно кивнул Нариман. — Зрители нашего канала и не в такую чушь верили.

Верба на экране тем временем продолжала:

— Принцип этот связан с неизвестным нам прежде явлением архивного облака — там в виде голограммы вечно хранится история всех событий, когда-либо происходивших во Вселенной! Именно этот доступ использовала Пикалка для террора и убийств — так она вычисляла опасных для нее людей. Но теперь ее технология скопирована и доступна нам! Человечеству больше не нужны уличные камеры и видеорегистраторы! — Голос Вербы стал тверже. — Вся наша жизнь. Все наши слова и поступки. Каждый момент судьбы каждого из нас отныне доступен для просмотра всем — с помощью несложной системы особых линз! И сейчас вы увидите, как это работает. Напоминаю телефон нашего прямого эфира — вы его видите внизу на экране. Первый дозвонившийся получит изображение любого выбранного момента своей жизни! А вот и первый звонок. Ало? Ало?

— Здравствуйте! — послышался через шорохи глухой голос дозвонившегося.

— Как вас зовут? — спросила Верба. — Говорите громче, плохо слышно.

— Меня зовут Майк, — сказал телезритель, словно с набитым ртом.

— Майк, какой момент вам показать?

— Ну, — усмехнулся Майк, — что я делаю сейчас?

— Прямо сейчас? Минуточку…

Верба пощелкала невидимыми клавишами, и вдруг на экране появилась вставка: собеседник сидел на кухне. Перед ним была чашка с чаем. Его руки, покрытые до самых плеч татуировками, держали надкушенный бутерброд, а сам он смотрел прямо в камеру. Ехидная усмешка вдруг сползла с его лица, глаза округлились, а рот открылся так, что стал виден непрожеванный бутерброд.

— Охренеть! — воскликнул он и принялся нервно оглядываться в поисках камер. Даже, пожалуй, слишком нервно. — Да как это?!

— Теперь, Майк, — продолжала Верба. — Назовите какую-нибудь дату и место?

— Ну… Двадцать лет назад. Второе мая. Дача моей бабушки.

— Время?

— Ну, не знаю… Шесть вечера… восемнадцать минут и три секунды?

Верба снова пощелкала клавишами, и на экране вдруг появился уютный деревянный домик с открытой верандой, утопающей в кустах цветущей сирени. На веранде стоял стол, где в окружении взрослых сидел серьезный малыш, а перед ним был тортик с четырьмя свечками. «Давай! Ты должен задуть все!» — подбадривали его взрослые. Малыш набрал воздуха и задул все свечки, кроме одной. И расплакался. А взрослые захохотали.

— Охренеть!!! — снова закричал телезритель. — Это же мой день рождения! Так и было!!! А можно мне где-то скачать эту запись?!!

— Можно! Отныне любую запись любой жизни можно скачать при помощи наших новых линз! Спасибо за участие, Майк, — поблагодарила Верба и отключила звонок. — Эта технология будет доступна каждому, но прежде мы должны решить проблему Пикалки, и сделать это можем только мы — жители города, в котором обосновалась тварь. Прямо в это секунду каждый из вас — все, кто смотрит сейчас наш экстренный выпуск — должен взять палку, вилку, камень и броситься к городскому парку. Пикалка должна быть уничтожена, она ничего не сможет сделать всем нам одновременно! Мы должны помнить — каждый наш храбрый поступок пишется в архивное облако. Каждая наша трусость — тоже там. Никто из нас не сможет завтра сказать, что не знал, не слышал и не видел! Все вы, смотрящие сейчас в экран, все ваши дальнейшие поступки завтра станут историей нашей победы и вечным позором для струсивших, от которого уже не отмыться! Каждого! Запомните: поведение каждого в эту минуту — это история, которая записывается и будет завтра известна всем! Никто не сможет сказать, что он ни при чем! Никто! Вперед друзья, мы вместе спасем нашу планету! Встретимся в парке! Вперед! — Верба вскочила, и экран потух.

Я наверно никогда не ездил так быстро — от телецентра до проспекта мы долетели всего за семь минут. А вот дальше было не пробиться — поперек дороги громоздились брошенные как попало автомобили, многие даже с распахнутыми дверцами и невыключенными моторами. Я тоже не стал терять время. Но когда мы добежали до поляны, всё уже было кончено.

Тут было столько ликующего народа, что пробиться к центру оказалось невозможно.

— Пустите телевидение! — кричал Нариман, поднимая камеру над головой.

— Нахер нам теперь телевидение? — спросил кто-то в темноте. — Линзы давай! Волшебные линзы!

— Дорогу! — требовательно повторил Нариман.

— Да ведь это же Майк! — заорал вдруг кто-то ликующе и повис на руке Наримана. — Ребята, и Майк с нами! Пустите Майка — ему последнюю свечу задуть надо! — загоготал он.

— Да уже задули всё! — радостно отозвалась толпа. — Обе задули! И большую, и маленькую — в крошево!

— Верба! — вдруг раздались голоса. — И Верба с нами!

— Верба, нас каждого покажут по телеку?

— Верба, линзы давай! Где линзы взять!

— Да не было никаких линз, — отмахнулась Верба. — Просто мы победили.

Но ее не расслышали.

— Качай Вербу! — заорала толпа. — Ура!

Меня быстро оттеснили. Я стоял в ликующей толпе, сжимая ненужную больше монтировку, и чувствовал, как по щекам катятся слезы. На меня никто не обращал внимания. Я отошел в сторону и позвонил Аде — сказал, что со мной все в порядке, и что мы победили. А она и так уже знала. Передачи нашей она не видела, но все почему-то уже знали.

И я поспешил домой. Идти было трудно — все новые и новые люди бежали и бежали навстречу через парк. Внезапно я наткнулся на рыжего охранника — он стоял, прислонившись спиной к дереву и смотрел вперед.

— О, репортеры! — узнал он меня. — Прямо не верится, что все закончилось, браток… — И вдруг от души меня обнял.

— Сколько? — спросил я. — Уже известно, сколько?

— Всего трое! И одному руку сломали бейсбольной битой, случайно. Герои наши! — он с уважением