Скотный двор - Джордж Оруэлл

На длинном пастбище, недалеко от строений, был небольшой холмик, который, тем не менее, был самым возвышенным местом на всей ферме. Ознакомившись с грунтом, Сноуболл объявил, что здесь самое подходящее место для ветряной мельницы, которая будет вращать динамомашину и снабжать ферму электрической энергией. Можно будет осветить стойла и согреть их зимой, будет работать циркулярная пила, соломорезка и даже, может быть, свекломешалка и механическая дойка. Животные никогда не слышали ни о чем подобном (ибо на этой запущенной ферме были только самые примитивные механизмы), и они в изумлении внимали Сноуболлу, который развертывал перед ними величественные картины фантастических машин, которые будут делать за них всю работу в то время, когда обитатели фермы будут гулять по лугам и упражняться в чтении и беседах.

Через несколько недель планы Сноуболла обрели законченный вид. Детали были позаимствованы из трех книг, принадлежавших мистеру Джонсу: «Тысяча полезных вещей для дома», «Каждый — сам себе каменщик» и «Электричество для начинающих». Свои замыслы Сноуболл воплощал под крышей помещения, которое когда-то служило инкубатором и обладало гладким деревянным полом, годным для рисования. Из этого помещения он не вылезал часами. Время от времени заглядывая в книгу, придавленную на нужной странице камнем и с куском мела между копытцами, он носился взад и вперед, проводя линию за линией и тихонько похрюкивая от восторга. Мало-помалу его план превратился в массу коленчатых валов, рукояток и шестеренок, изображения которых покрывали весь пол, и которые для всех остальных представляли совершенно непонятное, но очень внушительное зрелище. Посмотреть на творчество Сноуболла в течение дня хотя бы по разу заходили все обитатели фермы. Заходили даже гуси и куры, осторожно стараясь не наступать на меловые линии. Только Наполеон держался в стороне. Он с самого начала выступал против мельницы. Но однажды и он неожиданно явился ознакомиться с планом. Тяжело ступая, он обошел чертеж, внимательно вглядываясь в каждую деталь, пару раз хрюкнул и остановился поодаль, искоса глядя на схему; затем он неожиданно приподнял ногу, помочился на чертеж и вышел, не проронив ни слова.

Вопрос о мельнице вызвал серьезные разногласия на ферме. Сноуболл держался той точки зрения, что построить мельницу будет не так уж трудно. Камни можно доставить из каменоломни и возвести из них стены, затем смонтировать крылья, а потом останется только раздобыть провода и динамомашину. (Как их достать, Сноуболл не говорил). Но он утверждал, что все это можно сделать за год. А затем, восклицал он, мельница возьмет на себя столько работы, что животным только останется трудиться три дня в неделю. С другой стороны, Наполеон говорил, что сегодня главная задача — это добиться увеличения продукции и что если они потеряют время на строительстве мельницы, то умрут с голоду. Вся ферма разделилась на две фракции, которые выступали под лозунгами: «Голосуйте за Сноуболла и трехдневную рабочую неделю» и «Голосуйте за Наполеона и за сытную кормежку». Единственный, кто не примкнул ни к одной фракции, был Бенджамин. Он не верил ни в изобилие, ни в то, что мельница сэкономит время. С мельницей или без мельницы, сказал он, а жизнь идет себе, как она и должна идти, то есть, хуже некуда.

Кроме споров о мельнице, надо было еще заниматься вопросом об обороне фермы. Было совершенно ясно, что, хотя человечество потерпело поражение в битве у коровника, враги могут предпринять еще одну и более успешную попытку захватить ферму и восстановить власть мистера Джонса. Заниматься этим было тем более необходимо, что слухи об их успешной обороне распространились по всей округе, вызвав волнение среди животных на соседних фермах. Как обычно, между Сноуболлом и Наполеоном разгорелись споры. Наполеон считал, что животные должны достать огнестрельное оружие и учиться владеть им. С точки зрения Сноуболла, они должны рассылать все больше и больше голубей по соседним фермам и разжигать пламя всеобщего восстания. Один говорил, что если они не научатся защищаться, то потерпят поражение, другой же считал, что если вспыхнет всеобщее восстание, им не придется думать о собственной обороне. Животные слушали сначала Наполеона, затем Сноуболла и никак не могли понять, кто же из них прав, надо отметить, они всегда соглашались с тем, кто говорил в данный момент.

Наконец настал день, когда план Сноуболла был полностью завершен. В следующее воскресенье на ассамблее был поставлен на голосование вопрос, строить мельницу или нет. Когда все собрались в большом амбаре, Сноуболл встал и, не обращая внимания на овец, которые время от времени прерывали его блеянием, изложил свои доводы в пользу строительства мельницы. Затем поднялся Наполеон. Очень тихо и спокойно он сказал, что строительство мельницы — это глупость и что он никому не советует голосовать за это. Наполеон опустился на свою место; говорил он не более тридцати секунд и, похоже, его совершенно не волновал результат выступления. Сноуболл, стремительно вскочив и гаркнув на овец, снова начавших блеять, бросил пламенный призыв — строить! Произошло это в тот момент, когда симпатии животных разделились почти поровну между двумя ораторами, и красноречие Сноуболла весомо упало на чашу весов. Он блистательно описал, как преобразится скотский хутор, когда груз унизительной работы будет сброшен раз и навсегда. Его воображение простиралось значительно дальше соломорезки и свекловыжималки. Электричество, сказал он, заставит работать веялки и косилки, жатки и сноповязалки, оно будет пахать и бороновать землю, не говоря уже о том, что в каждом стойле будет свое освещение, горячая и холодная вода, а также электрогрелки. Когда он кончил говорить, не было и тени сомнения, как пойдет голосование. Но в этот момент Наполеон встал и, искоса испытующе посмотрев на Сноуболла, издал странное хрюканье, которое никто раньше не слышал от него.

Снаружи раздался яростный лай, и девять огромных собак в ошейниках, усеянных медными бляхами, ворвались в амбар. Они кинулись прямо к Сноуболлу, который, отпрыгнув, едва успел увернуться от их оскаленных челюстей. Через мгновение он уже был в дверях, и собаки кинулись за ним. Чересчур потрясенные и испуганные для того, чтобы говорить, животные сгрудились в дверях, наблюдая за происходящим. Сноуболл мчался через длинное пастбище по направлению к дороге. Он бежал так быстро, как только могут бежать свиньи, но собаки уже висели у него на пятках. Внезапно он поскользнулся, и стало ясно, что сейчас его схватят. Но он смог собраться и припустил еще быстрее. Собаки продолжали его преследовать. Одна из них едва не ухватила Сноуболла за хвостик, но в последний момент он успел его выдернуть. Сноуболл сделал последний рывок. От преследователей его отделяло несколько дюймов, но Сноуболл успел нырнуть в отверстие в заборе — и был таков.

Примолкшие и напуганные, животные собрались обратно в амбаре. Вернулись прибежавшие собаки. Сначала никто не мог понять, откуда они взялись, но загадка разрешилась очень просто: это были те самые щенки, которых Наполеон взял у их матерей и чьим воспитанием занимался он лично. Они еще продолжали расти, но тем не менее уже были огромными свирепыми псами, смахивающими на волков. Они окружили Наполеона. Было заметно, что, когда он обращается к ним, они виляют хвостами точно так же, как в свое время другие собаки реагировали на слова мистера Джонса.

Теперь Наполеон в сопровождении собак поднялся на то возвышение, где когда-то стоял Майер, произнося свою речь. Он объявил, что, начиная с сегодняшнего дня, ассамблеи по утрам в воскресенье отменяются. В них отпала необходимость, сказал он, мы только теряем время. На будущее все вопросы касательно работ на ферме будет решать специальный комитет из свиней, возглавляемый им лично. Они будут обсуждать все проблемы и затем сообщать всем остальным о принятых решениях. Все обитатели фермы будут по-прежнему собираться в воскресенье утром, чтобы отдать честь флагу, спеть «Скоты Англии» и получить задания на неделю; какие бы то ни было споры исключаются.

Несмотря на шок, который вызвало изгнание Сноуболла, животные почувствовали глубокое разочарование при этом сообщении. Некоторые из них даже испытали желание выступить с протестом — если бы они были в состоянии найти убедительные аргументы. Даже Боксер был несколько взволнован. Он прижал уши, несколько раз встряхнул челкой и принялся приводить мысли в порядок; но в конечном счете он так и не нашелся, что сказать. Остальные свиньи проявили больше сообразительности. Четверо поросят, сидевших в первом ряду, пронзительным визгом выражая свое несогласие, вскочили на ноги и стали говорить все разом. Но внезапно собаки, кольцом окружавшие Наполеона, издали низкое глубокое рычание, что заставило свиней замолчать и занять свои места. Затем овцы принялись громогласно блеять: «Четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо», это длилось примерно около четверти часа и окончательно положило конец всяческим разговорам.