Дайте шанс! Трилогия (СИ) - Сагайдачный Вадим

— Не понял… Это ТВОЙ выпускной. Мы из-за ТЕБЯ едем.

— Папа, ну если Андре не хочет, пусть остается, — вмешивается Амалия, — выпускной не только у него, там будет Павел. Если спросят, скажем Андре приедет позже. Вряд ли кто-то будет допытываться. Потом начнутся гуляния и всё забудется.

Отец позволяет младшей дочери высказаться и снова обращается ко мне:

— Может быть ты объяснишь свое решение?

— Просто хочу побыть дома. На этом все. Других причин нет.

— Вот так сюрприз. Очень неожиданно. Хорошо, что у нас есть Скориков. Иначе даже не знаю… — с недоумением подкатывает глаза мачеха и говорит со своим фирменным английским акцентом.

— И зачем надо было наряжаться, если все равно не хотел ехать? — подливает масло в огонь Илона.

Отец пару секунду сверлит меня взглядом и резко произносит:

— Все, едем. Не хочет, пусть остается. Мне надо успеть застать губернатора. Поговорим позже.

Отец стремительно покидает дом первым. Дворецкий еле успевает вовремя распахнуть перед ним дверь. За отцом дом покидают мачеха и старшая сестра.

Амалия задерживается и с улыбкой мне подмигивает.

— Пожелай мне удачи. Мне давно пора найти себе достойного мужа. А там будет столько мальчиков! — с воодушевлением восклицает она.

— Мужа? А тебе не рановато? — удивляюсь я.

— Да ну тебя. Ничего ты не понимаешь! — Сестра целует меня в щеку и напоследок говорит: — Зря ты не едешь, потом пожалеешь, — и убегает за остальными.

Благодаря памяти Андрея приходит понимание — это в моем мире женятся кто когда и на ком хочет, здесь царят старые порядки. У высокородных в особенности. В пятнадцать-шестнадцать почти все обручены. Сама свадьба происходит спустя годы.

Андрей тоже обручен. Его будущая жена одноклассница Екатерина Волгина. Не так давно, когда отец спросил на ком хочет жениться, он ответил, что выбрал бы ее, но та вряд ли согласится. Отец рассмеялся и заявил, что никуда она не денется. Спустя полгода они обручились. Всеми договоренностями занимались родители.

Церемония получилась не особо приятной. Катерина — самая красивая девушка лицея, вообще не смотрела на Андрея. А после делала вид, что между ними ничего не случилось. Они ни до этого, ни после — даже ни разу не разговаривали!

Для Андрея помолвка вышла боком. Именно после нее к нему стал цепляться Игнат Тарасов и вызывать на дуэли. А отказаться нельзя. Иначе в глазах окружающих — позор и падение.

Интересно, а что будет, если Андрей, вызвав на дуэль Тарасова, не явится?

Мысленно отмахиваюсь.

Плевать.

С такими-то открывшимися возможностями мне совершенно безразличны любые трудности. С Тарасовым я обязательно разберусь.

Но позже.

Пожилой усатый дворецкий Антон Вениаминович закрывает за Амалией дверь и, осуждающе взглянув на меня, уходит по своим делам.

Он дальний родственник семьи. Открыть и закрыть двери вовсе не его прямые обязанности. Антон Вениаминович проделывает это в знак уважения к главе семьи. В доме он занимается всеми хозяйственными вопросами и прислугой.

Я подаюсь обратно к себе в комнату.

В холле остается дородная Прасковья, разодетая, как полагается гувернантке, в белый передник и смешной чепчик. Все это время она держалась поодаль.

Женщина кидается за мной на лестницу, пыхтя от избыточной массы.

— Андрюша, нельзя так. Машенька бы не одобрила. При вашем-то положении вы обязательно должны выходить в свет. Да и день-то какой. Выпускной он единственный в жизни!

Прасковью позвала в дом еще мать Андрея. Они с детства были знакомы. Сначала женщина была его няней, потом отец оставил ее в доме в качестве гувернантки. Наверное, в большей степени в память о первой жене. С тех пор у Прасковьи и Андрея сохранились близкие отношения. Но женщина не злоупотребляла, всегда поучала парня с глазу на глаз и на «вы».

— Мне бы камин потушить, — вместо ответа перевел я тему.

— Опять на огонь смотрели? Не хорошо это. Не к добру часто смотреть на огонь.

Прасковья, охая, уходит, а я дальше поднимаюсь по лестнице.

Андрей любил разводить в камине огонь. Он его успокаивал. Вот и сегодня, готовясь к дуэли с Тарасовым, парень таким образом пытался угомонить разыгравшиеся нервы.

Память не открыла ни одного случая, когда через огонь Андрей общался с умершей матерью, но я точно знал, в эти минуты она была где-то рядом.

Из кармана пиджака слева раздался одиночный сигнал, и почувствовалась вибрация. Сунув руку, я нашел вполне современный по меркам моего мира смартфон.

Сообщение пришло от приятеля Андрея.

«Иван Карлицкий: Где тебя носит? Все собрались. Уже начали разливать шампанское».

Ничего не ответив, я вернул смартфон в карман и вошел в комнату.

Сначала письменный стол. Вытащив из верхнего отделения ноутбук, я подался к дивану, в нетерпении побольше узнать об этом мире.

— Зря вы, Андрей, смотрите на огонь. Я же говорила, к не посвященному огнем родные не приходят. Ни вы не услышите Машу, ни она вас. Только тоску себе нагоняете, — войдя в комнату и начав из кувшина заливать водой горящие угли, пробормотала Прасковья.

Упоминания о посвящении огнем открывают у меня новые воспоминания.

Мария Вагаева, как и вся ее семья, была язычницей. Они поклонялись огню. После рождения ребенка проводился особый ритуал. Младенца проносили через горящее пламя. Тем посвящали в стихию огня.

Прасковья рассказывала Андрею, что мать очень хотела приобщить сына к язычеству, но отец был категорически против. Тем не менее Мария намеревалась втайне провести с ним обряд, но не успела. Она погибла спустя неделю после родов сына.

Закончив с камином, Прасковья спросила, когда подать ужин. Я ответил, что через час и на том она ушла.

Знания Андрея без труда помогли освоить ноутбук за пару минут. Я вошел в сеть, которая здесь также называлась интернетом, и в первую очередь открыл карту мира.

Империи, империи, империи…Этим миром правят Империи!

Российская, Британская, Японская… На западе от России — Священная Римская Империя, объединявшая в себе Германию, Италию, Польшу и несколько других стран, включая всю Прибалтику и половину Украины. Можно было расстроиться из-за наличия столь серьезного соседа на западной окраине, но другая часть Украины и весь Крым — наши.

На Кавказе, правда, имелась проблема. Ну как проблема? Весь Кавказ вплоть до реки Дон мы потеряли. Территорию делили между собой Персидская и Османская Империи.

Не вся Евразия была в Империях. Их разбавляли куда меньшие по размеру Королевства и Султанаты. Монархии не коснулась лишь Республика Франция. Также как в нашем мире в конце 18 века там случилась революция, и после нее во главе страны стал избираться лидер. Правда, избираться исключительно высшей знатью.

Политическая карта обеих Америк тоже оказалось иной. В числе российских территорий я обнаружил Аляску и часть западного побережья вплоть до Калифорнии. Сама Республика Америка, оказалась объединенной с Канадой и половиной Мексики, но уже демократической. По официальной версии, стать президентом там мог даже человек незнатного происхождения.

Остальные части обеих Америк находились под колониальным протекторатом британцев, испанцев, португальцев и французов. То же самое творилось на Африканском континенте, Океании и Австралии.

Покончив с географией, я приступил к поверхностному изучению не совсем древней истории.

Что удивительно, до определенного времени наши миры почти не отличались. Все развивалось идентично до 1791 года, когда семь боярских родов, утомившись от правления Екатерины II с ее повальным внедрением всего европейского и засильем дворян-иностранцев, решили восстать.

К этому времени древняя российская знать в большинстве своем была или истреблена, или совсем обмельчала. Сильных оставалась горстка. Так что о прямом столкновении не могло быть речи. Именно поэтому бояре обратились за помощью к высшим силам. Обратились к самому Богу.

Бог не явился. Вместо него на землю спустился Свет. Да такой сильный, что осветил почти всю Тобольскую губернию, где и проводился ритуал. Все, кто попал под его сияние, стали осветленными.