Анахрон. Книга вторая - Елена Хаецкая

Все очень просто. Врут все п-пианинщики. Септаккорд — это когда растопырить пятерню и добавить еще два пальца с другой. Веером. Сигизмунд с настойчивостью экспериментатора исследовал свое открытие. То убирал один палец, то добавлял сразу два. Старенький «Красный Октябрь» добросовестно стонал…

Надо Аське позвонить. Рассказать. Не следует открытие в себе держать.

— Дед! — закричал Сигизмунд, обращаясь к фотографии. — Дед! Я открыл септаккорд!..

Дед на фотографии упорно двоился в глазах.

Кобель, который все это время исполнял свой долг и героически лежал у ног хозяина, вдруг сорвался с места и помчался к двери, заливаясь громким лаем.

— Кого там несет?! — грозно зарычал Сигизмунд и взял еще несколько «септаккордов». — Нету меня дома! Я творю!

Звонили настойчиво. Кобель исходил на нет, вертясь и гавкая.

Сигизмунд как-то разом поскучнел и покорно побрел по очень узкому коридору к двери — открывать.

За дверью кто-то был. Сигизмунд сделал над собой усилие и заставил взгляд сфокусироваться на незваном госте.

На площадке стояла давешняя аськина сестрица. Была строга и недовольна. Сигизмунд отступил на шаг, созерцая и недоумевая. Сестрица неопределенно множилась.

— Можно войти? — процедила она кисло.

— А ты кто? — спросил Сигизмунд, пошатнувшись.

— В каком смысле?

— Не знаю… Проходи.

Он стоял, держась рукой за стену.

— Анастасия вам обед прислала, — молвила сестрица еще более кисло.

— Аська, что ли? — всхохотнул Сигизмунд. — А у ней хайра нету, у этой твоей Анастасии. — И без перехода похвалился: — А я септаккорд открыл.

Пес настырно ввинчивал морду в полиэтиленовый мешок.

Не разуваясь, сестрица двинулась на кухню. Сигизмунд, пошатываясь, поплелся следом, выкрикивая ей в спину на разные голоса — от устрашающего до завлекательно-воркующего:

— Олл ю нид из лав!.. Олл ю нид из лав!..

Дверь на кухню энергично закрылась перед его носом. Сигизмунд приложил ухо к двери, заговорщически ухмыляясь и усиленно подмигивая кобелю. Мол, и тебя, кобель, не пустили. А там таинство какое-то творится.

Следуя необъяснимой логике, Сигизмунд неожиданно взревел:

— Энд соо… зе кинг из уанс эгэйн май гэст… Энд уай из зис воз Херод анимпрест… Джииизус Крайст! Суперстааар!.. Олл ю ниид из лаав!

Он замолчал. Прислушался. На кухне хлопнула дверца холодильника.

— Маленький двойной! — заорал Сигизмунд. — За двадцать шесть, ты, курва!.. Не жри из моего холодильника, слышишь? Мэйк лав нот вор! Ураа… Товаарищ, я ваахту не в силах стояаать, сказаал кочегаар кочегаару… А за жратву из холодильника ответишь!..

Мир вокруг Сигизмунда окончательно утратил определенность. Он хныкнул, позвал Лантхильду. За дверью послышались шаги. Аськина сестрица (как ее звать-то?) попыталась выйти в коридор.

А, попалась птичка!.. Сигизмунд всем телом навалился на дверь, не пуская. Там толкнули несколько раз. Сказали холодно:

— Откройте, Сигизмунд Борисович.

— Ик им микила! Ик им махта-харья! Аттила хайта мик Сигизмунд Борисович!

Повисло странное молчание. Сигизмунд вдруг разом утратил интерес и к холодильнику, и к теме борьбы за мир. В мыслях шевельнулось и проклюнулось что-то важное. Оно клубилось, клубилось в одурманенных мозгах и вдруг оформилось. Озо! Озо, блин! Она звонила по озо! Кто мешает снять трубку и…

Вика вышла в коридор. Пьяного аськиного приятеля у кухни уже не было. Сгинул куда-то. Торопясь уйти, она направилась прямиком ко входной двери, туда, где нелепо болтались ножницы и молоток. Вика поджала губы. Бог ты мой, будь она неладна, эта привычка Анастасии возиться со всякими убогими, полоумными, бесноватыми и просто пьяницами. Тоже мне, нашла генерального директора. Обычный пропойца. Нет уж, больше никакой филантропической деятельности, никаких супчиков в баночках и огурчиков в пакетиках…

Стоп. Куртка лежала на тумбочке у входа, там, где Вика ее сбросила. А где шапка? Можно, конечно, уйти и без шапки, до библиотеки два шага, но лучше все-таки…

Так. Откуда-то из недр квартиры выскочил кобель. Порычал, чтобы Вика обратила на него внимание. Глаза пса блестели, борода растопырилась, хвост выжидательно помахивает. В пасти — викина шапка.

— Отдай! — тихо, сердясь, велела Вика. И шагнула к кобелю.

Он пулей помчался прочь. Для того и схитил шапку, чтобы за ним с проклятиями гонялись по всей квартире. Замысел у кобеля был такой.

Пришлось принимать правила чужой игры. Вика ворвалась следом за кобелем в комнату — и замерла. Перед ней была картина вселенского разгрома. Рухнувший стеллаж загромождал комнату. Повсюду валялись книги, фотографии, какие-то безделки. А посреди всего этого кошмара, на полу, обняв телефон, восседал генеральный директор, дружок Анастасии, пьяный в хлам, и говорил, говорил что-то бесконечным потоком, густо пересыпая речь словами незнакомого языка.

Вика невольно прислушалась. Норвежский?.. Нет, но германский. Это точно. Не шведский. И не датский, конечно.

Пес подошел, ткнул в викины колени мордой с зажатой в зубах шапкой. Когда она протянула руку, припал на передние лапы и потребовал, чтобы с ним играли.

— Отстань, — сказала Вика и снова прислушалась.

Сигизмунд продолжал матерно плакаться на судьбу. Обокрали его, видите ли. И обосрали. Обокрали и обосрали. Затем он снова перешел на незнакомый язык. Вернее даже не на «язык», а на какую-то чудовищную смесь из русских и германских слов. Но не литовский же!.. Вообще не балтский. Германский.»…Аттила хайта мик Сигизмунд Борисович…» Ни больше, ни меньше. Но чаще всего повторялось слово «срэхва».

— Что стоишь? — взревел вдруг Сигизмунд, бросая трубку.

Вика вздрогнула. Она не сразу поняла, что это ей.

— Что пялишься? Вали отсюда! Давай, давай…

Он тяжело поднялся и надвинулся на нее, дыша луком и водкой.

— Катись ты в жопу! И все вы катитесь в жопу! Как хочу, так и живу, поняла? Не хрен мне тут указывать, поняла?

Она повернулась и выбежала вон, захлопнув за собой дверь.

Сигизмунд проснулся. Он лежал на полу. Замерз и затек. Рядом дрых кобель, положив морду на чью-то вязаную шапку с помпоном. Было невыносимо.

Он помнил, как начал пить. Помнил, как изобрел «септаккорд». Потом… потом, вроде, приходили. Сигизмунд напрягся. Кто? Сосед Михаил Сергеевич? Или соседка гражданка Парамонова. Впрочем, она не Парамонова. Забыл.

Может, Аська приходила? Нет, Аська бы его не оставила лежать в опрокинутом стеллаже и стыть. Аська бы набралась за компанию и стыла бы рядом…

Вспомнил. Аськина сестрица приходила. Стро-огая… А Аська то ли приходила, то ли нет. Скорее всего, да. А чья это шапка?

— Кобель, откуда шапка?

Кобель стукнул хвостом по полу и осклабился.

Сигизмунд побрел на кухню. Долго пил воду из чайника. Пошарил в холодильнике, обнаружил супчики. Явно аськиного происхождения. По привычке глянул на руку — посмотреть время. Вспомнил, что часы разбил. На днях. Взял вот и разбил. Чтобы не тикали. Деградируем-с.

Тяжко побрел по квартире. Узрел размашисто намалеванный на стене «пацифик». Привычно отреагировал на него фразой «All you need is love» и вдруг… ВСПОМНИЛ ВСЕ!

Ой, неудобно-то как!..

Пошел к телефону — звонить и извиняться. Почти уже набрал номер, как осенила светлая мысль: может быть, все-таки для начала время узнать? Было полтретьего ночи. Ничего, Аське еще можно звонить.

— Алло, Аська?

— Прорезался, бизнесмен прихиппованный? — с удовольствием спросила Аська. — Как поживаешь? Головка не бо-бо?

— Бо-бо, — угрюмо сказал Сигизмунд. — Слушай, что я там творил?

— Меня там не было, я не видела…

— Как — не было? А шапка чья?

Аська развеселилась.

— Морж, ты извращенно озабоченный. Сестрицы моей домогался грязно. Кобеля на нее науськивал, по квартире скакал, песни пел, на кухне ее зачем-то запер… А потом напугал. Нехорошо-о… Как супчик-то, вкусный?

— Не знаю, не ел еще. Худо мне, — пожаловался Сигизмунд.

— А с чего тут хорошо быть? — рассудительно произнесла Аська. — Похмелись лучше, если осталось. Осталось?

— Невыносимо мне, — простонал Сигизмунд. — Извинись там за меня перед Викой…

— Сам извиняйся, буду я еще… Что я тебе, телефон?

— Озо, — сказал Сигизмунд.

— Что?

— Да так… А что она говорила?

— Что ты мудак, говорила. Слушай, а ты правда до нее домогался, Морж?

— Это я по фамилии Морж. А по жизни я человек.

— Говно ты, а не человек, — беззлобно обозвала Аська. — Похмелись и спать иди. Тебе завтра тараканов морить.

Глава вторая

Аськина сестрица, к немалому удивлению Сигизмунда, пришла к нему на следующий день, к вечеру. Как ни в чем не бывало. Поздоровалась, улыбаясь.