Как вырастить компанию на миллиард. Прописные истины венчурного бизнеса - Олег Манчулянцев

Также попробовал поработать с коммерческими банками. Предлагали схемы, по которым создается компания, в которой структуры банка владеют 80 %, мы 20 %, и которой банк выдает кредит для реализации проекта. Получалось, что и доля всего 20 %, да еще и кредит отдавать придется. Пробовали торговаться, но стереотипность поведения банка и головокружение от успехов на ниве недвижимости не позволяло закрыть сделку.

Пытался выстраивать схемы. В частности, пробовал получить финансирование на оборудование от лизинговой компании, что для нашего проекта как раз составляло около 50 % требуемых средств. Деньги лизинговой компании представлял как собственные инвестиции в проект, предлагая инвестиционному фонду добавить недостающие 50 %. Конечно, схема шита белыми нитками, но при заинтересованности менеджеров могла сработать. К сожалению, уникальность нашего оборудования (реакторы, кому они нужны на вторичном рынке) не позволила протащить сделку через инвестиционный комитет лизинговой компании, и схема рассыпалась.

Так как летом у нас и не стояло задачи взять деньги, разведку боем можно было считать завершенной. Раз летом клюет, то уж осенью точно кита выловим. Надо подождать. Мы взяли паузу.

Но осенью 2008-го жахнул мировой финансовый кризис. Биржевые индексы обвалились на 70–80 %. Недвижимость упала на 55 %. Деловая жизнь замерла.

Как я искал инвестора. Попытка № 3

Что ж, чтобы привлечь инвестора в трудные времена, нужна помощь. Первым делом наняли профессионального фандрайзера. Я обновил бизнес-план. Дополнил его презентацией и пожелал успехов. Параллельно через юриста решили возобновить переговоры с фондом, сделавшим нам предложение летом. Мол, его наняли на фандрайзинг, а он решил первым делом восстановить отношения с уже существующими инвесторами.

Начались затяжные будни. Фандрайзер привел фонд одного из откэшившихся прямо перед кризисом олигархов, в котором открыли отдел альтернативных инвестиций. Мы провели быстрые переговоры, фонд заинтересовался и взял проект на экспертизу. С экспертизой долго тянули, но вынесли положительное решение. Теперь предстояло показать проект самому олигарху. Менеджеры вернулись от олигарха с предложением. Если мы договоримся с РОСНАНО[7], то олигарх готов выступить соинвестором. Интересно. Начали готовить документы в стандарте РОСНАНО.

Еще один фонд, которому нас представил фандрайзер, – «Самые богатые сыновья и Ко» – предложил провести повторные эксперименты. Их, де, подвели недавно недобросовестные ученые, так они теперь всем не доверяют. Делать повторную работу из-за каких-то нерадивых коллег? Об этом можно было бы подумать, если бы оборудование, на котором мы работали, находилось у нас в собственности. Но это было оборудование, принадлежащее институту, в котором мы заказывали эксперименты. И сейчас оно было задействовано уже в других лабораториях на других долгосрочных контрактах. Плюс в институте произошла реорганизация, половина лаборантов уволилась, свободных сотрудников для проведения повторных экспериментов не было.

Параллельно с фандрайзером, наш юрист нашел точки соприкосновения с «летним» фондом и переговоры возобновились. Ошибки в условиях были списаны на аналитика, готовившего черновик инвестиционного соглашения. Стороны снова были готовы к сотрудничеству.

Чтобы стимулировать принятие решений фондами, мы объявили, что в начале декабря едем в Танзанию на испытания фотоэлементов из нашего кремния. В результате перед поездкой у нас на руках материализовались инвестиционные предложения от трех фондов.

Какой из них выбрать? Снова возник вопрос из прошлого. Кроме финансовых условий, у каждого фонда были свои специфические требования:

«Летний» фонд требовал страховку ключевых сотрудников на сумму инвестиций. Против этого пункта активно протестовал главный инженер. По его словам, он утром как-то проснулся в холодном поту от жуткого сна. Проект не удался, и его решили убить, чтобы вернуть затраченные средства. Теперь этот сон его преследует, а жена сказала, что пусть он будет бедный, но живой. Посему он против. А решения у нас принимаются единогласно.

Фонд «Самые богатые сыновья и Ко» инвестировал в прожектеров. Посему теперь дует даже на молоко. Что для нас означает повторение экспериментов, или, другими словами, доказать, что мы не верблюды. Такая постановка вопроса изначально ставит нас в неравные условия, посему общее мнение команды было негативным.

Олигарх с РОСНАНО предлагал самые интересные для нас условия, но нужно было найти нано в нашем кремнии.

Есть над чем подумать. Выбор решили сделать по возвращении из Танзании.

Пока мы воевали с инвесторами, РОСПАТЕНТ открыл второй фронт: пришли результаты экспертизы по существу. Из анализа патентов американцев, японцев и немцев явствовало – в патенте отказать.

Письмо потерялось по дороге и когда оно к нам пришло, времени на ответ оставалось всего 2 недели. Я к патентному поверенному. Как так? Мы же проводили предварительный поиск?

– Всяко бывает, процесс изобретений и технический прогресс непрерывны.

– И что теперь делать?

– Нужно обосновывать отличие. Нужно корректировать формулу.

– Так делай.

– Нет, мое дело оформить, а ваше дело сказать, что оформлять. Это работа ученых – технологию дорабатывать. Они же изобретатели.

Собрали совет технологов.

– Да-а, – зачесали бороды мужики. – Только уран нам поможет.

– Уран? – И Андрей Павлович рассказал нам историю про то, как был придуман неодим-железо-бор[8]. Русские и японцы шли ноздря в ноздрю. Эксперименты, разработки, тесты. Но японцы как-то хитро умудрились запатентовать сплав первыми. Причем перекрыли все. Не пролезть. Не просочиться. А уж обойти – куда там!

А не добавить ли нам в сплав немножечко урана? А зачем он там, повис в воздухе вопрос. И, правда, зачем неодим-железо-бору уран? Японцы так и не смогли найти ответ. А русские включили его в формулу и получили патент.

Стали искать «уран» для нашего кремния. Решили, что это может быть тлеющий разряд. Но когда взялись корректировать заявку, выяснилось, что работать мы можем только с уже заявленными веществами в заявленных условиях. Плазмы и тлеющего разряда там не было.

Тем временем, до даты ответа РОСПАТЕНТу оставалось 2 дня.

– Андрей Павлович, вы же столько рассказывали, как сами патенты писали и экспертов ломали. Скажите что делать? Александр Юрьевич, у вас же более 20 изобретений. Напрягитесь, подумайте!

Ответом – глухое молчание. Когда ученые разошлись, я остался с заявкой один на один. Один на один с результатом 16 месяцев работы. Один на один с перечеркнутыми инвестициями. Один на один со своими разбитыми надеждами.