Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - Френсис Уэлч

атмосферу английского загородного дома, и такая обстановка удивительным образом подходила Императорской семье. (Хотя готовили плохо, это никого не беспокоило, и меньше всего Императрицу.) Для учителя английского языка месяцы пролетали быстро. В рабочие дни Гиббс либо отправлялся в Царское Село, где давал, по меньшей мере, два урока, либо оставался в Санкт-Петербурге и уделял время другим профессиональными обязанностями. Гиббс жил все той же упорядоченной жизнью, вел подробные счета (внося в них каждую копейку) и общался с соотечественниками. Заниматься с царскими детьми становились все легче по мере того, как они узнавали и принимали Гиббса. Его овдовевший и вышедший на пенсию отец был рад узнать, что Чарльз занимает такое ответственное положение при дворе.

В 1913 году Императрица попросила Гиббса начать занятия английским языком с девятилетним Цесаревичем, который до того времени не желал произносить на этом языке ни единого слова. Незадолго до того Пьера Жильяра, швейцарца, который с 1906 года преподавал Великим Княжнам французский язык, также попросили приступить к занятиям с Алексеем Николаевичем[27].

Этот мальчик с золотисто-каштановыми волосами (официально — Великий Князь Алексей Николаевич, наследник престола) со временем должен был унаследовать обязанности своего отца. С того дня, как Император стал преемником Александра III, он пережил ряд серьезных политических кризисов в качестве главы дома Романовых или, по словам Мориса Баринга[28], «…последнего монарха из династии, родившейся под несчастливой звездой, Помазанного Императора, по праву помазанника Божия, от ледяных просторов Арктики до Аральского моря, от Варшавы до стен Татарии».

Это были студенческие беспорядки 1899 года, серия крестьянских бунтов, трагедия войны с Японией, восстание 1905 года с последующей всеобщей забастовкой и мятежом на флоте, душевные терзания при учреждении Думы и много всего другого. Но именно здоровье Цесаревича было постоянной, не затихавшей болью (это оставалось тайной, которую следовало хранить как можно дольше, не допуская, чтобы о ней узнали). Когда Цесаревичу было всего шесть недель, в семье узнали, что ребенок болен гемофилией. После любой раны или малейшего ушиба кровь не свертывалась, как это происходит обычно. Внутренние кровотечения причиняли страшную боль, и Алексей Николаевич, на время становившийся инвалидом, был прикован к постели. За ним, любящим приключения, надо было постоянно следить. Императрица, склонная к уединению и малообщительная, отдалилась от светской жизни еще больше. Именно из-за Цесаревича она всецело доверилась Православной Церкви, из-за него она искала духовного наставника и всем сердцем приняла дар целительства сибирского крестьянина Григория Ефимовича, прозванного с юности Распутиным[29]. Самоуверенный, неопрятный и полуграмотный, он был известен как «человек Божий», мог с помощью молитв облегчать страдания Цесаревича. Этого человека с чарующими серыми или, скорее, светло-голубыми глазами (однажды их назвали «блестящими, стальными») стали считать злым духом, стоящим позади Российского трона и правительства. Чем большим нападкам он подвергался, тем преданнее поддерживали своего друга Николай II и Императрица, которые считали его спасителем Царевича, а через него, по иронии судьбы, — всего народа. Чарльз Сидней Гиббс рассказал историку Георгию Каткову[30], что однажды во время войны он наблюдал, как Николай II вскрывал Императорскую почту в Cтавке в Могилеве. Бросая письмо в корзину для бумаг, Николай Александрович воскликнул: «Еще один донос на Григория. Я получаю их почти каждый день и выбрасываю, не читая».

С течением времени образ Григория Распутина неизбежно упрощался, приобретая мелодраматические черты. Он не мог иметь всего того тайного политического влияния, которое ему приписывалось. Но число врагов Распутина, убежденных в его неискренности и алчности, угрожающе увеличивалось. Распутин не занимал никакой официальной должности, было достаточно того, что он пользовался расположением Императора, и его принимали при дворе в течение одиннадцати лет[31]. Из них пять последних лет его возвышения, которым он, прежде всего, был обязан своей способности облегчать боль больного Цесаревича, совпали со временем роковой гибели Российской Империи.

Глава III

Наследник престола

Чарльза Сиднея Гиббса просили добиться успеха в том, в чем даже Императрица потерпела поражение, и теперь перед англичанином стояла сложнейшая задача. Занятия с маленьким Цесаревичем проходили в Александровском дворце в личных покоях Императорской Семьи. Поначалу мальчик относился к своему наставнику с недоверием и некоторым подозрением.

Прошло немало времени, прежде чем уроки стали проходить так, как этого желал Гиббс, поскольку в то время Цесаревич страдал от самого тяжелого приступа гемофилии за всю свою короткую жизнь. В течение всего 1913 года Цесаревич медленно восстанавливался после страшной травмы. Этот год был отмечен празднествами в честь 300-летия Дома Романовых, с того дня, как Михаил Федорович, основатель царской династии, взошел на престол в 1613 году. Несчастье произошло во время пребывания семьи на отдыхе в Восточной Польше осенью 1912 года. Еще в Беловеже, прыгая в лодку, мальчик ударился внутренней стороной левого бедра об уключину. Боль, казалось, ослабла, но через две недели, когда Царская Семья уже находилась в Спале, она возобновилась с ужасной силой. В области паха и бедра возникло угрожающее кровоизлияние. В течение многих дней Цесаревич находился в мучительном бреду. Его обезумевшие от горя родители пытались, и, в целом, небезуспешно, сохранить его болезнь в тайне. Выходили медицинские бюллетени, в которых не говорилось ничего определенного. В одну из октябрьских ночей конец был близок[32]. Тогда Императрица в ужасе отправила телеграмму Распутину, находившемуся дома в Сибири, умоляя его помолиться за Цесаревича. Он немедленно телеграфировал: «Бог увидел Твои слезы и услышал Твои молитвы. Твой сын будет жить. Болезнь не опасна, как это кажется. Пусть доктора Его не мучают»[33]. Через день кровотечение прекратилось. Этому так и не было дано рационального объяснения. Императрица никогда не считала, что сообщение Распутина было случайным совпадением: для Александры Федоровны он был орудием Божиим. Алексей Николаевич действительно выздоровел, хотя еще почти год не мог ходить[34], и в Москве в разгар празднования 300-летия Дома Романовых его на руках нес в Кремль казак охраны[35].

Цесаревич Алексей Николаевич и его наставник Чарльз Гиббс на прогулке. Александровский дворец. Царское Село, весна 1914 г. (фото из архива Ч. Гиббса)

Все церемонии, начиная с открывающего торжества благодарственного молебна в сопровождении хора кафедрального собора в Санкт-Петербурге, были блистательны. Поистине, это было последним блистанием славы Дома Романовых. Празднества отвлекли общественное сознание от текущих проблем и способствовали укреплению верности трону как раз тогда, когда это было необходимо. Но для Императрицы торжества оказались настоящим испытанием. Александре Федоровне вместе с Императорской Семьей пришлось переехать из Царского Села в огромный Зимний