Десятка (сборник) - Владимир Козлов

Из колонок звучит техно. В углу большой комнаты Маша танцует стриптиз. На ней – короткое красное платье и черные чулки в сеточку. Кроме нее, в комнате человек пять мужчин и девушка в черном вечернем платье. Девушка держит в руке большой бокал белого вина. В углу в кожаном кресле сидит Будович. Он, не отрываясь, смотрит на Машу. Во рту дымится сигарета.

Комната обшита деревянными панелями. Вдоль одной стены – стеллажи с книгами: в основном многотомными собраниями сочинений в тисненых переплетах. Из другой части дома доносятся звуки техно.

На кожаном диване сидят Георгий и мужик лет сорока, толстомордый, стриженный налысо, в костюме, без галстука. Две верхние пуговицы белой рубашки расстегнуты, открывая седые волоски и толстую золотую цепь. Георгий наливает себе и толстомордому коньяка, они чокаются, выпивают. Толстомордый берет с тарелки ломтик лимона, нюхает, сует в рот, начинает жевать.

– Неправильно делаешь, – говорит Георгий. – Ты лимоном убиваешь вкус коньяка.

– Не еби вола.

– Ты знаешь, почему вообще коньяк стали закусывать лимоном?

– Нет.

– Царь Николай Второй очень не любил вкус коньяка. А лимон перебивает любой вкус, поэтому царь стал закусывать коньяк лимоном. Причем, говорят, в первый раз он это сделал как раз у нас, на Урале. Потом его свита переняла эту моду, а от нее – все остальные. Включая тебя…

– Ладно, все это херня. Что насчет девки?

– Все в порядке. Пляшет вон… – Георгий кивает на дверь в коридор, откуда доносится музыка.

В комнату заглядывает Кирилл с бокалом пива. Толстомордый и Георгий сидят к нему спиной. Кирилл садится в кресло метрах в трех от мужчин. Они его не замечают.

– Мне это не особо нравится, – говорит толстомордый.

– А что тебе может не нравится? Девку должны закрыть. Уголовное дело, подписка о невыезде… Все решат, что ушла в бега. Объявят в федеральный – так, для галочки…

– А чего ее Николаев прессанул?

– За то, что не дала. За что ж еще?

Оба смеются.

– Дура, бля, – говорит толстомордый.

– Но ты ее сразу обломишь, да? Будет работать, как все твои. А то и лучше… Когда будем расходиться, посадишь в свою тачку. Она сядет без вопросов, я ей объяснил конкретно…

Кирилл заходит в комнату, где танцует Маша. Она осталась в трусах, чулках и туфлях, начинает медленно снимать чулок. Мужчины подтянулись поближе, среди них – Панченко. Девушка с бокалом пританцовывает мимо ритма музыки, бокал почти пустой. Будович все так же сидит в кресле с сигаретой.

Кирилл подходит ближе. Маша смотрит на него, продолжая стаскивать чулок.

Небольшая комната. Маша торопливо натягивает джинсы. На кровати валяются ее красное платье, сумка, чулки. Кирилл стоит рядом, в куртке, на плече – рюкзак.

В комнату заглядывает Георгий.

– В чем дело? – спрашивает он. – Куда это ты, а? Что, забыла про договоренность? А ты кто такой? – Он смотрит на Кирилла.

Кирилл бьет его кулаком в челюсть, ногой в живот. Хватает за руку, бросает на кровать, добавляет сзади по затылку.

– Он «в ауте» надолго, – говорит Кирилл. – Сейчас спокойно выходим, очень спокойно.

Он берет сумку Маши, оба выходят из комнаты. Кирилл закрывает дверь.

Они идут по коридору, навстречу – Панченко. Он улыбается.

– Ну, ты, Кира, зря время не теряешь… Ладно, давай, удачи!

Квартира. Маша сидит на диване. Кирилл ходит по комнате. Оба курят.

– У меня абсолютно нет вариантов, – говорит Маша. – В отличие от тебя. Ты можешь вернуться домой. Если что, тебя папа отмажет – ты же сам говорил… А мне надо куда-нибудь уезжать…

– Куда?

– Хоть куда. Может, в Москву…

– Загранпаспорт у тебя есть?

Маша мотает головой.

– А кто в Москве?

– Подруга.

– Насколько близкая?

– Раньше была близкая, сейчас – сложно сказать, мы давно не виделись…

– Не вариант. Есть такое предложение. У меня тетя в Туапсе. У нас с ней очень хорошие отношения, и вообще она понимающий человек. Можно поехать к ней, пересидеть… Тем более что там теплее, море рядом…

– Не говори ерунды. Ты что, вот так вот просто готов все бросить и поехать со мной?

Кирилл пожимает плечами, смотрит на Машу.

– Надо выбираться из города на попутках. Эти уроды могли сообщить ментам, что ты нарушила подписку… А лучше вообще всю дорогу автостопом.

– Сколько там километров?

– Три тысячи. Или две с половиной. Около того, короче… Да, нужно отключить мобильники – чтобы нельзя было засечь… Где-нибудь купим левые «симки».

– Да, сейчас, только сброшу маме эсэмэску…

– Не сообщай ей, куда мы поедем. Никто не должен знать, даже она…

– Ладно.

Кирилл выключает свой мобильник.

– А тебе зачем отключать? – спрашивает Маша. – Про тебя ведь никто ничего не знает. Или, думаешь, могут сдать твои эти люди?

– Не исключено. Я им никто, а они между собой все повязаны…

Маша и Кирилл выходят из подъезда. Кирилл несет рюкзак и сумку.

– Ты представляешь себе маршрут? – спрашивает Маша.

– Так, примерно. Посмотрел в интернете. Уфа, Самара, Саратов…

– А как выезжать из города?

– На трассу Р-242.

Они сворачивают за угол дома, выходят на улицу.

Кирилл ставит сумку и рюкзак на тротуар. По улице едет «семерка» вишневого цвета, с проржавевшими крыльями. Кирилл машет рукой. Машина останавливается.

Моросит мелкий дождь. Кирилл и Маша стоят на обочине. Позади – окраинные жилые районы, впереди над дорогой проходит линия электропередачи. Кирилл машет рукой КамАЗу-фуре. КамАЗ тормозит.

Кирилл встает на ступеньку, открывает дверь кабины.

– Здравствуйте, не подвезете?

– А куда вам? – спрашивает водитель, усатый мужик под пятьдесят, в серой кепке.

– На Уфу.

– Залазьте.

КамАЗ едет по пустому шоссе.

– А что в Уфе? – спрашивает водитель.

– Ну, Уфа – это первый пункт, – говорит Кирилл. – А вообще – мы к морю.

– К морю? В такое время?

– Ну да. Летом – банально, летом все и так ездят…

– Тоже правильно. Ну, до Уфы вас как раз довезу. Если что – можете поспать на спальном месте. По очереди. Может, и вдвоем поместитесь, конечно… – Мужик хмыкает.

– Полезешь? – спрашивает Кирилл.

Маша кивает, залезает на спальное место.

– Я вообще из Свердловска, – говорит водитель. – И рейсы, в основном, между Москвой и Свердловском. Всякий ширпотреб, в основном. Все у нас, блядь, через Москву. Мы ей – природные богатства, а она нам – всякий ширпотреб. Да и то не свой, а из Европы. Вот дожили, что называется… Хотя оно и при Союзе было так… Вся страна на Москву работала…

Дворники скребут по стеклу, размазывая капли дождя. Кирилл молча смотрит на шоссе.

Утро. Маша сидит рядом с водителем. За окном – поля и голые деревья.

Водитель берет из пачки сигарету. Маша вынимает из кармана свою пачку. Оба закуривают.

– Я одно знаю, – говорит водитель, – если начнется вдруг какая заваруха, я сразу скажу: дайте автомат. И буду их мочить.

– Кого?

– Как – кого? Оппозицию, блядь, эту сраную, кого еще? Все эти, падла, белые ленты, или что там еще у них? Говнюки они, вот что я тебе скажу. Все на американские деньги. Родину, сука, готовы продать за три копейки…

Маша делает затяжку, смотрит вперед через лобовое стекло. Фуру обгоняет белая «Тойота», исчезает за изгибом шоссе.

– Что, неправильно говорю? – спрашивает водитель. – Может, и неправильно. Вам, молодым, виднее. Только я про этих говнюков все знаю… Или вот скажи – это нормально, что человек приезжает к нам из какого-нибудь, блядь, Узбекистана или Таджикистана и хочет жить, как у себя дома, как в своем кишлаке? Я вот читаю в газете: надо сделать правила для мигрантов, чтобы они прочитали и поняли, что здесь и как, что можно делать, а что нельзя. Это все правильно, в основном. Только у меня вопрос: на каком языке этот кодекс составить? На русском? Они ж толком говорить не умеют, не то что читать… Значит, надо на все их языки переводить… А еще в газете читаю: у них там все строго, женщины ходят в платках с ног до головы, а здесь видят девушку в мини-юбке – и все, у них крышу сносит. То есть, получается, если ты приехал из кишлака, то ты здесь имеешь право насиловать девушку за то, что она в мини-юбке? Это ж не оправдание, что у них там все девки в платки завернуты. Решай свои проблемы сам с собой – или ищи такую, которая по согласию. Есть же всякие бляди, они с любым готовы, даже с чуркой…

Кирилл и Маша выходят из магазина на автозаправке. У обоих – пластмассовые стаканы с кофе. Кирилл делает глоток.

– …да, я теперь понимаю, что нужно было выбирать более практичную специальность. Но я была девушка романтичная, любила литературу – классику, в основном… Представляешь – сама пыталась писать стихи…