Глаз бури - Питер Рэтклифф

крайней мере, моя мать. Она нашла себе другого мужчину и уехала с ним жить в Моркамб, захудалый курортный городок на побережье Ланкашира. Когда она уехала в мебельном фургоне, я отправился с ней. Мне было почти пятнадцать лет, и у меня не было особого выбора, хотя мой отец так не считал. Для него мой отъезд стал таким же большим предательством, как и поведение моей матери.

Не прошло и нескольких недель, как Моркамб им надоел — что совсем неудивительно, учитывая природу того места, — и новый мужчина моей матери устроился на работу в Престоне, городке милях в тридцати от них.

Так что они с моей матерью переехали. Возможно, для меня и нашлось бы место в доме в Престоне, где они собирались жить, но я попал в безвыходное положение. Я только что устроился на работу и не хотел рисковать оставить ее. Я просто не мог позволить себе уйти и снова начать всю эту бодягу по поиску работы, найти которую для неквалифицированного пятнадцатилетнего подростка в 1960-х годах было практически невозможно. Для меня было лучше остаться и жить в ветхом пансионе в Моркамбе.

ГЛАВА ВТОРАЯ

«Сигаллс нест»[17] представлял собой дом из красного кирпича, фасад которого парадная дверь, выкрашенная кем-то в желчно-зеленый оттенок, совсем не украшала. Он стоял в пяти улицах от набережной Моркамба, в его эркере на веревочке постоянно висела пожелтевшая картонная табличка «Сдается внаем». Казалось бы, место, где всегда есть свободные места.

Единственным другим «гостем» в пансионе был одноногий мужчина средних лет. Каждую ночь он ковылял в своей комнате, как Долговязый Джон Сильвер[18], и для полноты этой картины ему был нужен только болтливый попугай. Он был тем, кого мы тогда называли педиком, и даже в возрасте, обычно не отличающемся нежностью к другим, мне иногда было его немного жалко. Конечно, иметь только одну ногу было достаточно сложно, даже не будучи при этом геем (это было до того, как гомосексуальность была декриминализована), а шансов найти себе партнера в Моркамбе практически не существовало.

Я ненавидел Моркамб, но оставался там в одиночестве на протяжении шести месяцев, потому что зарплата, которую я получал в качестве подмастерья штукатура на стройке — 5 фунтов стерлингов в неделю — означала, что я не мог позволить себе переехать из «Сигаллс нест». Арендная плата за пансион оставила мне всего 10 шиллингов (50 пенсов) на неделю, хотя в мою плату также входило питание. Каждый рабочий день в обязательном порядке хозяйка давала мне сухой паек из бутербродов с тертым сыром. Их я тоже ненавидел.

Я решил, что не гожусь быть штукатуром, поэтому покинул Моркамб и переехал в Престон, где устроился учеником столяра и начал работать в британских магазинах для дома на Фишергейт. В Престоне была одна хорошая вещь, — пока я там находился, то мог много играть в футбол. Два парня из местной команды, за которую я играл, работали на бирже труда, и вскоре после знакомства я поселился с ними в доме в Рибблтоне, пригороде Престона. Теперь я зарабатывал несколько шиллингов, и жизнь стала немного легче. Не сильно, правда, но немного.

Вечно помешанный на футболе, однажды в пятницу вечером в сентябре 1968 года я отправился автостопом в Лондон, чтобы посмотреть, как «Манчестер Юнайтед» играет против «Вест Хэма». Первый раз я поймал машину около полуночи на престонской развязке с автомагистралью М6 и прибыл в Лондон около полудня. Оказавшись на стадионе «Хаммерс» в Аптон-парке, я обнаружил, что ворота снесены толпой, и мне удалось пройти бесплатно. И что еще лучше, «Юнайтед» выиграл со счетом 3–1.

Однако после этого все пошло наперекосяк. На матче я встретил друга, который тоже приехал автостопом, поэтому мы решили поймать машину на север вместе. Мы ждали целую вечность, пока, наконец, нас не подвезли на фургоне до поворота с Нортгемптона на трассу M1. К тому времени было три часа утра и лил дождь. На развязке, где нас высадили, стояла телефонная будка, так что мы втиснулись в нее и попытались немного поспать.

Но двоим парням, сгорбившимся на полу телефонной будки, было не совсем удобно, — хотя с тех пор мне приходилось спать в местах, которые делали пол этой телефонной будки похожим на «Ритц»[19]. Мы дрожали и судорожно дремали в течение часа или около того, пока где-то после четырех часов утра в дверь не постучал мужчина и не спросил, может ли он воспользоваться телефоном. Мы вылезли под дождь и, промокшие до нитки, отправились в Нортгемптон, все еще одетые в шарфы и кепки «Манчестер Юнайтед». С трудом проковыляв по темному городу, мы, наконец, добрались до железнодорожной станции, только чтобы обнаружить, что контролер, думая, что мы хулиганы, не пускает нас на нее. Тут мы и решили расстаться.

Уставший, я продолжал идти из Нортгемптона, пытаясь поймать каждую машину, которая проезжала мимо меня. В конце концов, водитель большого, новенького, совершенно пустого автобуса остановился и довез меня до развязки автомагистрали М1 на Дерби. Было десять часов утра. От перекрестка я прошел двадцать миль до Мэтлока без малейшего намека на то, чтобы меня кто-то подбросил. Я был абсолютно измотан. По прибытии на станцию я увидел ​​поезд, который должен был отправиться в Манчестер, и бросился к кассе, надеясь назвать свое имя и адрес в обмен на билет, но кассир сказал, что у него уже нет времени продавать мне билет, и чтобы я немедленно садился на поезд, поскольку он вот-вот должен был отправляться. Я даже рта не успел открыть. Единственно что, у меня хватило ума спросить у него, сколько стоит проезд.

В Манчестере я вышел из поезда и направился к шлагбауму. Когда меня попросили показать билет, я просто ответил, что потерял его. Контролер больше не сказал ни слова. Он просто дунул в свисток, на что подошли два полисмена, которые тут же отвели меня в какой-то кабинет, где спросили, как много я проехал. По глупости я ответил, что направляюсь из Мэтлока и что не помню, сколько я заплатил.

Подобную ложь они слышали и раньше, и моей были склонны поверить не больше, чем кому бы то ни было еще. Сообщив мне, что мне будет предъявлено обвинение в правонарушении, они записали мое имя и адрес, прежде чем сопроводить меня к автобусу и оплатить проезд до Престона. К тому времени я был полностью измотан, поэтому плюхнулся на заднее сиденье и заснул.