Панихида по усопшим - Колин Декстер

Было 1.30 пополудни, когда, сидя в старом пабе, он решил, что ему не следует больше пить. В конце концов, ему нужно ехать домой. И кроме того он нес дополнительную ответственность за пассажирку.

– Я думаю, мы должны идти, – сказал он.

Кэрол кивнула, и осушила третий бокал безалкогольного коктейля. С самого начала она чувствовала смущение в его присутствии, и все еще не могла поверить, что он говорил с ней, кстати – так естественно! Так непринужденно! Это было совсем не то, что она ожидала. Или на что надеялись. Она, конечно, бывала в пабах и прежде, – несколько раз; но только, чтобы похихикать возле музыкального автомата вместе с другими ребятами из школы. Но это? Все это было страшной ошибкой, так или иначе; и все же это так сильно отличалось…

Автомобиль был припаркован в дальнем конце стоянки позади паба, и Моррис вежливо открыл дверцу для своей пассажирки прежде чем упасть на сиденье водителя и вогнать ключ в замок зажигания.

– Ты никому не скажешь об этом, хорошо?

– Конечно, я не буду болтать.

– Ты не должна вообще ничего…

– Ни одной живой душе, – сказала она.

Ее глаза, с веками, обрамленными зловещими синими тенями, были тусклыми от разочарования. Моррис сделал глубокий вдох:

– Перемести свой ремень безопасности повыше, девочка моя.

Он наклонился, чтобы неловко помочь исправить дело, и ощутил под рукой мягкость ее груди. С, казалось бы, отеческой лаской он взял ее за руку; и когда она повернула к нему голову, он слегка прижался к ней ртом и почувствовал, как ее полные губы мягко амортизируют под его собственными. Он не имел в виду ничего более этого; но не отодвинулся, потому что губы девушки нежно – еще едва заметно! – открылись навстречу его собственным. И он медлил, наслаждаясь долгим чувственным восторгом. Он положил руку на спинку сиденья, все более тесно прижимая ее к себе; а затем кончиком языка попытался войти в ее рот, и сквозь тлеющий дым прорвался пылающий огонь… Жадно его рука дернулась к обнаженному бедру, и ее ноги медленно и призывно раздвинулись.

Они виновато оторвались друг от друга, когда в узкое пространство рядом с ними кто-то загнал автомобиль, и Моррис поехал в Кидлингтон, высадив ее на северной окраине.

– Не хочешь как-нибудь зайти ко мне? – это были его первые слова, сказанные на обратном пути.

– Когда вы имеете в виду?

– Не знаю, – его горло пересохло, – сейчас?

– Отлично.

– Сколько мне тебя ждать?

– Десять минут.

– Тебе лучше войти через заднюю дверь.

– Отлично.

– Я хочу тебя, Кэрол!

– Я хочу вас, сэр. («Сэр»! Боже мой! Что он делает?)

– Приходи так быстро, как только сможешь.

– Я приду, не волнуйтесь.

На кухне он открыл бутылку «Божоле», принес два фужера из гостиной, и еще раз посмотрел на часы. Подождать еще пять минут. Давай, Кэрол!.. Мысленно он уже расстегивал пуговицы на ее белой блузке, а руки скользили по телу, лаская ее грудь… Он глубоко вдохнул, дожидаясь с почти отчаянным нетерпением.

Когда, наконец, послышался робкий стук, он подошел к задней двери, как человек, вновь открывающий для себя врата рая.

– Добрый день, – сказал Лоусон. – Я надеюсь, что не заявился в неудобное время? Скажите, могу ли я пройти и поговорить с вами. Это… э-э… это довольно важно.

Вторая книга Бытия.

Глава шестая

Для неторопливого главного инспектора Морса было давней мечтой отправиться в круиз по греческим островам. Тремя месяцами ранее, в январе, он обсудил с турфирмой поездку на пасхальные каникулы, принес домой цветную брошюру, созвонился со своим банковским менеджером, чтобы узнать курс обмена фунтов на драхмы, купил тонкий «Современный греческий разговорник», и ему даже удалось снова найти свой паспорт. Он никогда не бывал в Греции; и теперь, все еще холостяк сорока семи лет, сохраняя достаточно романтики в душе, представлял себе ленивую связь с какой-нибудь обмирающей от страсти кинозвездой среди винных паров и темных волн Эгейского моря.

Но мечтам не суждено было сбыться. Вместо этого, поздним утром холодного понедельника в начале апреля, он стоял на автобусной остановке в Северном Оксфорде, с перспективой двухнедельного отпуска впереди; и больше всего его интересовало, как другие люди умудряются правильно организовывать свою жизнь, принимать решения, и даже писать письма.

Автобус по-прежнему отсутствовал в поле зрения.

Сильно беременная мамочка затолкала хрупкую, складную коляску под навес, отстегнула младенца внутри нее, а затем высунулась, чтобы увещевать своего более взрослого потомка, уже представлявшего из себя, по мнению Морса, потенциального уголовника: «Прекрати бросать кирпичи, Джейсон!»

Джейсон[4]! Ясон и аргонавты на парусниках, плывущие по Геллеспонту… Морс не забыл то, о чем ему и так не было необходимости напоминать, – фактически во второй раз за это утро: по радио должны были транслировать интервью с викарием прихода Сент-Фрайдесвайд, недавно вернувшегося после недельной поездки в монастырь на острове Патмос.

Морс посторонился, чтобы чудесная мать Джейсона могла войти в автобус первой. Она попросила билет до «Сент-Фрайдесвайд», и пока она копалась в сумочке, остальные пассажиры смотрели в беспомощном молчании, как герой «Арго» вытирает грязные ботинки о чехол на ближайшем сиденье.

Морс знал, конечно, где находилась Сент-Фрайдесвайд: одно из череды церковных зданий вдоль Корнмаркет… где имело место некоторое довольно любопытное происшествие прошлой осенью. Сам он тогда находился далеко, откомандированный на восемь недель в Западную Африку.

– Куда, приятель?

– Э-э… (прошло больше года, с тех пор, как Морс садился в автобус) Церковь Сент-Фрайдесвайд, пожалуйста.

Эта остановка была для него также удобна, как и любая другая вблизи Эшмолианского музея[5], а Морс дал себе обещание часок-другой побродить по его галереям: было бы хорошо снова увидеть картины Тьеполо; и Джорджоне.

Но он не увидел их в это утро.

Пока миссис Джейсон высвобождала коляску из багажника автобуса, сам молодой вандал уже праздновал освобождение на улице, и вскоре нижняя половина объявления, закрепленного на церковной ограде, отплыла от своего причала.

– Ох, сколько раз я просила тебя, Джейсон?

Этот риторический вопрос сопровождался увесистой затрещиной по уху мальчишки, и обливающегося слезами сопляка, утащили прочь.

На объявлении теперь можно было прочитать: «Пасхальное расписание прихода Сент-Фрайдесвайд в…». Это все. Любые подробности о датах, времени и месте исчезли вместе с Джейсоном.

Морс не верил ни в существование Бога, ни в предопределенность судьбы. О таких материях он никогда не знал, что и думать; и его жизненная философия представляла из себя клубок путаных впечатлений, сходных с теми, которые испытывает растерянный малыш на шоу фокусника. Тем не менее, оглядываясь назад, он чувствовал, будто кто-то заранее вел его в то утро единственным курсом; и он шел этим курсом, повинуясь какому-то странно волнующему импульсу. Он прошел несколько шагов от ограды, пересек паперть и открыл дверь в северной стене церкви Сент-Фрайдесвайд.

Глава седьмая

Будучи школьником, Морс однажды заплатил несколько шиллингов за книгу по архитектуре, а потом обошел множество церквей, искренне желая проследить влияние англо-нормандского стиля на готику. Но это увлечение, как и многие другие, было недолгим. И теперь, когда он в молчании стоял под сводами, глядя вниз на центральный проход к алтарю, на плотную штору, закрывавшую ризницу справа от него, некоторые особенности архитектуры показались ему достаточно знакомыми; и, в то же время, его голова оставалась раздражающе пустой – будто при амнезии, возникшей у орнитолога на утином пруду.

Кольцом горели свечи вокруг статуи Богородицы, и изредка удлиненная звездочка света отражалась в блестящей вспышке на ближайшем распятии. Воздух был тяжелым от ладана.

Медленно продвигаясь к алтарю, Морс вдруг понял, что был неправ хотя бы относительно безмолвия. Откуда-то слышался тихий, ритмичный царапающий звук, будто церковная мышь бегала за обшивкой. Но шум был слишком необычным для этого; и вдруг Морс понял, что он не один. Седая голова приподнялась чуть выше уровня передней скамьи и нейтрально кивнула посетителю, остановившемуся рядом. Она отерла бледный лоб тыльной стороной запястья и откинула растрепанные волосы со своего лица, склонилась снова над своей работой, концентрические кольца мыльной пены растворились на деревянном полу под ее тряпкой, и задребезжало ведро, когда она направилась к следующему участку.

– Доброе утро, – Морс дружелюбно улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. – У вас, похоже, не осталось больше какой-нибудь из этих листовок – вы знаете, с приходским расписанием на Пасхальную неделю.