Конвергентная культура. Столкновение старых и новых медиа - Генри Дженкинс

большинстве рассуждений Дженкинса остается невысказанным. Это то, насколько глубоко внедрены в культуру гендерные концепции поведения фанаток. Каким бы ни было экономически мотивированным или даже благонамеренным восприятие фанатской культуры медиаиндустрией, то, что возникло в результате конвергентной культуры, это гендерная политика участия, предназначенная лишь для того, чтобы отдавать предпочтение фанатам-мужчинам и предпочитать их участие женщинам[32].

Одним словом, теперь читателю должно быть окончательно понятно, почему Дженкинса критикуют. Но как заметил Джон Кин: «Кажется, что настоящее отягощено радикальной неопределенностью, не позволяющей предугадать будущие тренды»[33]. И потому нужно быть достаточно смелым, практически бесстрашным, чтобы предлагать какие-то гипотезы. И пусть они в итоге не оправдываются, но их обсуждают. Так что концепции Дженкинса дают богатую пищу для размышлений.

В своей первой книге «Текстовые браконьеры» Дженкинс, когда он еще читал и ссылался на социальных теоретиков, обсуждая «утопическое сообщество фанатов», обращается к таким авторам, как Ричард Дайер и Фредрик Джеймисон. И хотя последний не уставал изобличать капитализм, он также видел в массовой культуре определенный утопический потенциал: «Фанатская культура обнаруживает, что утопическое измерение в популярной культуре – это место для создания альтернативной культуры»[34]. Ссылаясь на Дайера и Джеймисона, Дженкинс еще в начале 1990-х начертил свою утопию фанатского сообщества, от которой так и не отказался. Уже в 2006 году, обращаясь за концептуальной поддержкой к Пьеру Леви, проговорил, что теперь он мыслит конвергентную культуру как «реализуемую утопию». Что ж, он все еще остается утопистом и предлагает свои прогнозы, которые не сбываются, и методологию, которая не работает. Реализуемая утопия так и не реализуется, а надежды Дженкинса не оправдываются. Но он продолжает мечтать. Настоящий фан конвергенции. А если точнее – акафан. На оригинальной обложке книги «Конвергентная культура» нескромно написано: «Генри Дженкинс – Маклюэн XXI столетия» (Ричард Рейнгольд). С одной стороны, это честь – быть новым Маклюэном. С другой – это довольно обидно, потому что это всего лишь «кто-то второй» для нашего века. Давайте же будем считать, что Дженкинс – это Дженкинс XXI века, один из немногих «сетевых утопистов» и последовательных кибероптимистов (хотя сам он так не считает), которых с каждым днем становится все меньше.

Александр Павлов,

доцент Школы философии

Национального исследовательского университета

«Высшая школа экономики»,

руководитель сектора

социальной философии, ведущий научный

сотрудник Института философии РАН

Вступление от переводчика

Имя американского философа, культуролога и медиаисследователя Генри Дженкинса в нашей стране известно немногим; ни одна из пятнадцати его книг (некоторые из них получили в Соединенных Штатах статус бестселлеров) до сих пор не издавалась на русском языке. Между тем идеи Дженкинса уже давно используются в отечественной академической среде представителями самых разных специальностей: философами, культурологами, социологами, журналистами, маркетологами, исследователями новых медиа и теоретиками современного искусства. В России Дженкинса знают, прежде всего, как автора концепции конвергентной культуры, представленной в одной из его ключевых работ: «Конвергентная культура: столкновение старых и новых медиа» (2006). Эта книга стала плодом семилетней работы центра Сравнительных медиаисследований при Массачусетском технологическом институте, который профессор Дженкинс возглавлял с 1999 года.

«Конвергентная культура…» – одна из самых цитируемых работ Дженкинса и одно из важнейших исследований в области медиакультуры, опубликованных в середине нулевых. Русский перевод этой работы выходит спустя 13 лет после ее издания; за эти годы описываемые в ней реалии претерпели значительные изменения: эволюционировали коммуникационные технологии, изменились технические средства доставки, появились новые социальные практики, связанные с производством, потреблением и обменом информацией. Например, пользователю современных социальных сетей покажутся анахронизмом электронные доски объявлений, с помощью которых участники сообщества «спойлеров» реалити-шоу «Последний герой» обмениваются результатами своих расследований. Невольную усмешку могут вызвать и рассуждения Дженкинса о перспективах использования мобильных телефонов для распространения видеоконтента: в момент написания книги еще не были известны ни протоколы широкополосной мобильной связи 3G и 4G, ни онлайн-кинотеатры, предоставляющие доступ к потоковым версиям фильмов в высоком разрешении, ни мобильные устройства, позволяющие эти фильмы смотреть. Выбор пятого поколения iPod в качестве символа конвергентной культуры и вовсе может вызвать крайнее недоумение современных гаджет-гиков.

Все эти «анахронизмы» смущают придирчивого читателя, для которого главным достоинством книги является ее актуальность. Таковы неизбежные издержки современных медиаисследований: стремительное развитие технологий навязывает исследователям поистине бешеный темп. То, что казалось новым и перспективным еще 10 лет назад, сегодня может оказаться тупиковой ветвью развития (как это случилось с тем же iPod, вытесненным с рынка компактными и многофункциональными смартфонами уже через несколько лет после публикации «Конвергентной культуры»).

Но книга Дженкинса ценна отнюдь не обилием затронутых в ней тем и наличием конкретных примеров из различных областей медиаиндустрии, а тем теоретическим каркасом, на который опирается все это многообразие. В этой работе Дженкинс оперирует крайне значимыми для современной медиатеории понятиями, такими как «трансмедийный сторителлинг», «культура соучастия», «сообщество знания», «экспертная парадигма», «родственные пространства» и пр. Соотношение между теоретической частью работы Дженкинса и сопровождающими ее примерами можно уподобить соотношению между медиа и сопутствующими протоколами, под которыми Лиза Гительман понимает комплексы экономических, правовых, социальных и культурных практик, присущих той или иной эпохе. В то время как протоколы постоянно эволюционируют, сменяя друг друга в ходе развития культуры, медиа сохраняют присущую им коммуникативную логику. Та же закономерность справедлива и в отношении значимых теоретических конструкций: задавая концептуальные рамки рассмотрения быстро меняющейся техносферы, они сохраняют свой эвристический потенциал независимо от конкретных форм технологического окружения.

Отечественному читателю будет интересна и политическая подоплека этой книги. В ней Дженкинс высказывает предположение, что постепенный переход от массовой политической культуры, основанной на господстве широкополосного теле- и радиовещания, к низовой конвергентной культуре, делающей ставку на малые группы мотивированных единомышленников, взаимодействующих друг с другом посредством Сети, является новым этапом в развитии демократии. Автор исследует тенденцию к слиянию политики и медиасферы, в ходе которого возникают гибридные политические формы, совмещающие в себе элементы традиционной политической и массовой культуры. Кроме того, в книге рассматривается ряд актуальных вопросов, касающихся законодательства в области защиты интеллектуальной собственности и проблемы регулирования отношений между бизнесом и локальными сообществами потребителей. Многие политические и социальные проблемы, затронутые в этой книге, не только не утратили своей актуальности, но и стали необычайно острыми в наши дни.

Стоит заметить, что «Конвергентная культура» не является строгим академическим исследованием: книга относится к жанру научно-популярной