Таинственный герцог - Джо Беверли

Что же до Огастуса, то ее совершенно не заботило, любит ли ее брат, нравится ли она ему. Ей он не нравился, и так было всю ее жизнь. Но его холодность была близка к ненависти, и Белла не понимала почему. Видимо, причина заключалась в том, что, по мнению Огастуса, ее позор бросает тень на его незапятнанную репутацию.

Он, как и все остальные, верил, что четыре года назад она убежала с мужчиной, а потом, когда ее бросили, была вынуждена вернуться домой. В то время она сама ухудшила свое положение, отказавшись выйти замуж за человека, которого поспешно нашли для нее.

Безусловно, это причина для гнева, причина для раздражения, особенно со стороны брата, который так почитает пристойность и добродетель.

Но для ненависти?

Четыре года назад Белла думала, что ее заключение — это временное наказание, и даже если члены семьи считают ее недостойной нормальной жизни, им наскучит быть ее тюремщиками. Но вместо этого условия ее заточения становились все более строгими.

Отец не только лишил ее денег, но и запретил что-либо заказывать без разрешения. До похищения она обожала дорогую модную одежду, и поэтому члены семьи ожидали, что Белла будет просить новые платья, корсеты и даже перчатки и туфли; думали, что она станет унижаться. Но сила характера, отсутствовавшая у Беллы до похищения, вырвалась на свободу и приказала ей никогда ни за что ни о чем не умолять.

Белла научилась ставить заплатки и штопать свою одежду, научилась делать вид, что довольна результатами своей работы. Что же касается туфель и перчаток, то они мало что значили для нее, так как она редко ходила куда-нибудь.

Спустя непродолжительное время та же настойчивая сила сказала ей, что если она вынуждена чинить свою одежду, то должна научиться делать это хорошо.

От починки Белла перешла к обновлению, а затем к украшению своих вещей шитым кружевом и вышивкой, и вместо того, чтобы выпрашивать новые, переделывала старые. Чердаки Карскорта содержали вековые залежи ненужных вещей, таких как выцветшая обивка мебели и вышедшая из моды одежда. Белла разворачивала ткани, распарывала нитки и часто находила бисер, тесьму и кружево.

Хорошенькая легкомысленная Белла Барстоу, первая кокетка в Оксфордшире, никогда бы не нашла радости в таких простых и скучных занятиях. И Белла скрывала свое растущее удовольствие от поиска сокровищ и собственной изобретательности.

Огастус каким-то образом догадался об этом и, став главой семьи, очистил дом от всего, что называл мусором, а остальное запер. За последний год Белла стала такой несчастной, что даже его извращенная душа получала от этого удовлетворение.

— Я слышу голоса, — сообщила Лусинда и бросилась к зеркалу, чтобы поправить чепец. — Огастус кого-то привез!

Она полагала, что гость может быть женихом? В двадцать шесть лет у Лусинды уже не оставалось никаких надежд, но она все равно зарумянилась и глаза у нее заблестели.

Белла искренне желала Лусинде выйти замуж — это внесло бы изменения в собственное существование Беллы, потому что ее не могли оставить здесь одну. Это был бы опасный поворот судьбы, но в ее положении даже врата в ад соблазнительны хотя бы потому, что выведут ее из Карскорта.

Дверь распахнулась, Огастус ввел в комнату полного джентльмена в плаще и быстро закрыл за ним дверь. Стоял апрель, но в комнатах, кроме тех нескольких, где разводили огонь, было еще холодно.

Спальня Беллы, конечно, не входила в число теплых — по распоряжению Огастуса в ней не разжигали камин даже среди зимы, и Белла подумывала, не начать ли жечь мебель.

Генри, старший лакей, который вошел вслед за гостем, помог посетителю размотать длинный теплый шарф и снять плащ. Перед хозяевами оказался приятный седовласый джентльмен с каплей на кончике носа. Когда Генри унес его вещи, гость достал носовой платок и высморкался.

Лусинда возбужденно вскочила на ноги, а Белла не пошевелилась.

— Изабелла, встань! — приказал Огастус.

Человек с такой, как у него, безгрешной репутацией должен быть худым, а Огастус всегда был пухлым, у него был небольшой рот, который сжимался так плотно, что казался похожим на крепко застегнутую защелку кошелька.

— Простите, мистер Клаттерфорд, — добавил он, когда Белла встала, — но вы видите, что она не совсем такая, как нам хотел ось бы.

Белла старалась сохранить бесстрастное выражение, отчаянно пытаясь оценить новую неожиданную опасность. Этот Клаттерфорд — доктор, который пришел пустить ей кровь? Такое произошло четыре года назад, когда Белла отказалась скрыть свой позор браком со сквайром Тороугудом. Однако доктор Саймон был местным, он явился, чтобы «поправить ее здоровье», но отказался объявить ее невменяемой — такая опасность угрожала Белле, когда они все пытались принудить ее к тому ужасному замужеству.

С неистовым упорством настаивая на своей невинности и еще веря в прекрасную жизнь, Белла отказывалась, отказывалась и отказывалась. По прошествии нескольких лет ей часто приходило в голову, что даже брак с грубияном, имевшим отвратительную репутацию, возможно, был бы предпочтительнее этого бесконечно тянущегося небытия. В конце концов, муж мог и умереть.

Посетитель смотрел на нее приветливо, но можно ли этому доверять?

Не был ли Клаттерфорд владельцем заведения для душевнобольных?

— Думаю, мисс Изабелла Барстоу просто была поглощена своим шитьем. — Он подошел ближе, чтобы посмотреть на платок, который она держала в руках. — Очень мило. Ваша прабабушка показывала мне некоторые работы, которые вы присылали ей в подарок.

— Вы знали леди Раддел?

Древняя леди доказала, что была для Беллы единственным на свете другом. Беллу держали взаперти в Карскорте, а леди Раддел, обосновавшаяся в Танбридж-Уэльсе, была слишком старой для путешествий, поэтому они не встречались после скандала, но с самого начала леди Раддел часто посылала Белле письма поддержки. Узнав, что отец Беллы вскрывает и прочитывает всю переписку дочери, она выразила такое гневное возмущение, что даже он спасовал.

К сожалению, теперь Белла лишилась одного из своих немногих удовольствий — взламывать печать на очередном письме леди Раддел.

— Было горько узнать о ее смерти, — сказала Белла.

— Белла, — возразил брат, — ей было уже сто лет!

— Это не причина не горевать о ее смерти, — огрызнулась она и обратилась к мистеру Клаттерфорду: — Надеюсь, она не страдала.

— Только от страха, что не доживет до своего столетия, мисс Изабелла, а дожив, просто с улыбкой ушла. — Его глаза весело сверкнули. — Она с гордостью заявила о своем достижении, распорядившись высечь его на надгробном камне, на случай если кто-то из проходящих мимо не сумеет посчитать.