Семь престолов - Маттео Струкул

перчатках, и очнулся. Он выдернул меч и не глядя рубанул им что есть силы. Раздался нечеловеческий вопль, перекрывший даже лязг железа. Малатеста увидел венецианского пехотинца с обрубком руки, откуда фонтаном била кровь. Похоже, Карло удалось отразить нападение, но задумываться было некогда. Он толкнул вражеского солдата в грязь и поспешил дальше. Выбраться из этого светопреставления было непросто, но он решил попытаться. Сзади раздался еще один вопль. Малатеста обернулся. Рыцарь из миланцев, получив смертельный удар, рухнул в трясину вместе с конем. Смрад железа и крови сгустился в воздухе, крики молотом стучали в ушах, солдаты ползали по земле, точно черви, в безнадежной попытке вырваться из царящего вокруг ада.

Тут что-то ударило Карло в бок, снова опрокинув на землю.

Он почувствовал, что ему не хватает воздуха, попытался встать, но не смог. Его будто пригвоздило к земле. С невероятным усилием Малатеста предпринял новую попытку, но очередной удар вновь толкнул его в трясину. С головы поверженного командира сорвали шлем. Волосы у Малатесты слиплись от пота и крови. Ледяной дождь принес ему бессмысленное чувство облегчения, но лишь на мгновение.

* * *

Франческо Сфорца беспокоился все сильнее. Он со своим отрядом должен был удерживать дорогу на Орчи-Нови, но время шло, а никто так и не появился. Бомбарды, заряженные камнями и гвоздями, привели в боевую готовность, солдаты жаждали обрушить град смертоносных снарядов на врага, но атаковать было некого. Один лишь дождь нарушал странную тишину. Капли отбивали по шлемам печальную литургию, не предвещавшую ничего хорошего.

Вдруг с правой стороны появился солдат, весь в крови и грязи. Сфорца хотел было дать команду стрелять, но вовремя понял, что человек в доспехах свой, из миланского войска.

Он вскинул руку, чтобы никто не вздумал убить раненого.

— Помогите ему! — прогремел капитан, поднимаясь в стременах во весь рост. — Разве не видите, что он из наших?!

Повинуясь приказу, пара арбалетчиков выбежали из строя и кинулись к солдату, который еле держался на ногах. Они подхватили раненого с двух сторон и потащили к капитану, стараясь двигаться как можно быстрее. Наконец троица приблизилась к Франческо Сфорце, который по-прежнему возвышался над своим гнедым скакуном, приподнявшись в стременах.

Раненый рухнул на колени перед капитаном. Стянув шлем, который, казалось, не давал ему дышать, солдат отшвырнул его прочь в бессильной злости.

— Говори, — поторопил его Франческо Сфорца, — что произошло?

— Все пропало… — прохрипел солдат. — Пиччинино и его войско разбиты.

— Что?! — воскликнул Сфорца, не веря собственным ушам. Его конь принялся ходить по кругу, будто чувствуя холодную тихую ярость, нарастающую в груди хозяина.

Солдат не смел поднять взгляд. Его слова звучали словно приговор.

— Карманьола подготовил коварную ловушку, — пробормотал он. — Я чудом остался в живых.

Не медля больше ни секунды, Франческо Сфорца развернул коня к войску, забыв о несчастном, который бессильно рухнул на землю.

— Солдаты! — крикнул Сфорца. — За мной! Поспешим на помощь Малатесте и Пиччинино!

Воинственные крики слились в оглушительный рев. В то же мгновение Сфорца пустил скакуна в галоп, надеясь успеть прийти на выручку миланскому войску.

ГЛАВА 5

ВОДЫ ЛАГУНЫ

Венецианская республика, палаццо Барбо

Увидев брата, которого она любила больше жизни, Поднесена вскочила с кресла, обитого коралловым бархатом, и побежала к Габриэле, который уже спешил ей навстречу, раскрыв руки для объятия. Он только что вернулся из Рима и был одет в кардинальскую сутану насыщенного пурпурного цвета.

Помимо них в библиотеке находились Никколо, супруг Поднесены, и ее двоюродный брат Антонио Коррер, тоже кардинал.

Полиссена явственно ощущала беспокойство брата: тот приехал навестить ее, а оказался в самом центре запутанного клубка политических интриг.

— Совет десяти поддерживает наш план, — подтвердил Никколо. — Как раз сегодня я обсудил этот вопрос с Венье-ром и Морозини. Дож ждет, что вы примете Святой престол. Дни семьи Колонна сочтены.

— Ну да, как же! Похоже, вы заранее все решили? — запротестовал Габриэле, хоть и не особенно рьяно. Скорее было похоже, что он готов принять свой удел, причем даже не без удовольствия. — Я только не понимаю, почему вы думаете, что у меня получится? И почему тогда не выбрали Антонио?

— Мы уже говорили об этом, кузен, — вступил в разговор сам Коррер. — Потому что мой дядя Анджело уже был папой римским. И прежде чем вы скажете, что он и ваш дядя тоже, я хочу напомнить, что у нас с ним одна фамилия. А у вас она другая. Вот почему мои шансы гораздо ниже. Вы же знаете, что не стоит подогревать слухи, будто мы хотим основать династию понтификов.

— Именно так, — поддержал его Никколо, поглаживая жидкую бороду. — А вот вы, Габриэле, просто идеальный кандидат. Вы обладаете высоким положением, но ваша семья, пусть и весьма состоятельная, избежала дурной славы. Никто в римских гостиных не станет болтать, будто вы жаждете богатства и власти. Вы отлично подходите на роль папы. И хотя нынешний понтифик еще пребывает в добром здравии, нам следует подготовиться.

— Вне всяких сомнений, — подтвердил Антонио Коррер. — Венеция сейчас на вершине успеха. Если Карманьола и правда победит Филиппо Марию Висконти, наша сфера влияния наверняка расширится. Однако, чтобы укрепить положение на материке, Венеции нужен дружественный папа, а если судить по недавним событиям, сейчас такого преимущества у нас нет.

— Вы намекаете на визит Мартина Пятого к герцогу Миланскому? — уточнил Габриэле.

— Именно, — отозвался Антонио, присаживаясь напротив Полиссены. Он провел рукой по черным волосам, гладким, будто шелк. — С другой стороны, Конгрегация каноников Святого Георгия в Альге постепенно начинает приносить плоды. По нашему примеру собираются и другие религиозные братства: Святого Иакова в Монзеличе, Иоанна Крестителя в Падуе, Святого Августина в Виченце, Святого Георгия в Вероне. Это довольно неожиданный, но несомненный успех.

— Объединяясь в конгрегации, люди с благородными помыслами способны лучше понять истинное значение веры, — с искренним убеждением заявил Габриэле.

— Безусловно, дорогой брат, — согласилась Полиссена. — Но надо помнить и о том, что распространение таких обществ увеличивает политическое влияние нашей республики.

— Значит, и вы с ними заодно, сестрица? — Габриэле вопросительно поднял бровь, но не удержался от улыбки.

Полиссена хотела ответить, однако Антонио ее опередил:

— Дорогой кузен, я чувствую, вас что-то беспокоит. Откройтесь нам, поделитесь своими тревогами.

Габриэле не стал искать обходных путей. Он привык высказываться прямо. Подобный характер мог сослужить ему дурную службу, но, по мнению Полиссены и Антонио, именно это делало Габриэле прекрасным главой для Римской церкви.

— Честно говоря, я чувствую себя пешкой в чужой игре. И я даже готов принять правила — в конце концов,