А Фост Одатэ.. - Сергей Белкин

"Комсомольское озеро".

Место общеизвестное, но я позволю себе сделать некоторые уточнения. Мы располагались по-над озером со стороны улицы Новосибирской, Тюменской и иже с ними. Там, где сейчас понастроили коттеджей самые богатые "новые молдавские". А тогда там был огромный пустырь, обрывавшийся вниз к озеру. Мы садились на травку, и перед нами открывалась величественная панорама Комсомольского озера и Боюкан.

Здесь мы однажды встретили замечательного человека и хорошего физика Евгения Васильевича Витиу и провели чудесный вечер в разговорах, решении хитрых физических задачек, знатоком и любителем которых является Евгений Васильевич, ну и, конечно, все это сопровождалось совместным распитием спиртных напитков.

"На Амурской".

Это место можно лишь условно отнести к "природе", поскольку мы посещали нормальный частный дом с садом и огородом, расположенный на улице Амурская. Там жила Кешина бабушка. После ее смерти здесь поселился Игорек с женой, построив себе новый домик. В последние годы эта точка стала основной. Здесь же мы и поминали Кешу в день его похорон.

На этом описание мест, называемых "на природе", я временно приостанавливаю. Знающий предмет читатель заметил, что все описанные места расположены в одном районе. Эта экономико-географическая замкнутость, близкая к автаркии, была характерна для мироощущения Сени. Он всегда боялся попасть в лапы милиционерам, - это называлось "залететь". Хотя, случалось, и попадал. Тогда возникала задача "перехватить телегу" - из медвытрезвителя на работу направлялись материалы. Их можно было успеть выкрасть из канцелярии, если первым и регулярно просматривать институтскую почту.

Кроме того, Сеня только в этом районе чувствовал себя уверенно, - здесь он знал все ходы и выходы.

Но, несмотря на это, мы регулярно покидали пределы района и совершали подчас весьма отдаленные вылазки, о чем разговор еще впереди, а пока продолжим описание "точек".

"Три покойника".

Так называлось - неофициально, конечно, - кафе на улице Котовского, за спиной которого находилось Армянское кладбище.

Здесь мы располагались с относительным комфортом. Заказывали пельмени, для приличия брали пиво - чтоб "официально" получить посуду для питья. (Для забывчивых и жителей иных планет разъясняю: "приносить и распивать спиртные напитки запрещено". Мысль закавычена, причем она не просто цитируемое высказывание - это заповедь! Её знал каждый гражданин СССР, где бы он ни прожил всю свою жизнь.)

После этого мы, более или менее прячась, пили принесенное с собой и закусывали. Бабушка уборщица с удовольствием забирала наши пустые бутылки - это ее законный заработок, буфетчики и буфетчицы делали вид, что ничего не происходит, и веселье шло своим путем. Благодать могли нарушить только милиционеры, которые время от времени появлялись в кафе в виде патруля и могли "наехать". Отбрехаться, налив им по стаканчику, удавалось всегда.

В кафе под вечер всегда стоял дым коромыслом, все посетители были уже достаточно поддатые и поэтому шумно галдели - каждый в своей компании.

Если пьянка начиналась с "Трех покойников", то она никогда не могла тут же и закончиться, поскольку достаточное количество выпивки туда не принесешь - сил и времени было с избытком и мы направлялись куда-нибудь еще.

"Стекляшка".

Это ближайшее к институту кафе, вплотную примыкающее к киностудии "Молдова-фильм". Тут все происходило так же, как и в "Трех покойниках", только стоячих мест было больше. Спиртное мы, естественно, тоже приносили с собой. Здесь всегда можно было встретить кого-нибудь из известных актеров, режиссеров или кинооператоров. Часто бывали и некоторые сотрудники нашего Института. В этом был некоторый изъян, поскольку бдительный Сеня следил за нашей и своей репутацией.

Гостиница "Экран".

При гостинице имелось кафе-ресторан. Сюда мы тоже иногда захаживали, но это было, все-таки, дороговато, поскольку "приносить и распивать" здесь было не принято.

"У Лямурова".

Это затрапезный пивной бар, организованный в тесном подвале жилого дома. Один эпизод, связанный с этим местом я уже описал, а большего оно и не заслуживает. Меньшего, впрочем, тоже.

"На кладбище".

Речь шла, естественно, только об Армянском кладбище. На описываемый момент времени - конец семидесятых - на кладбище нами посещалась одна могила - моего отца. Потом там похоронили Сенину мать. Потом Кешиного отца - Валентина Даниловича, - потом Кешину мать - Елизавету Федоровну, - а потом и самого Кешу.

Если выпивали на кладбище, затаривались, обычно, в магазине на первом этаже жилого двухэтажного дома на углу, напротив входа в кладбище.

По существу, эта точка выводит нас уже на просторы старой части города, города моего детства и отрочества - до моего дома десять минут пешком. У меня дома мы, конечно, тоже изрядно выпивали, но, все-таки, нашу квартиру к "точкам" отнести нельзя. А вот следующие две квартиры - можно.

"У Левы".

Лева - он же Владимир Иванович Левченко - проживал с женой и дочерью на бульваре Негруцци в "нижней" девятиэтажке, рядом с кафе "Порумбица". Его гостеприимная семья часто принимала всю нашу гоп-компанию. Здесь было хорошо и интересно. Происходили события, достойные отдельного описания, что, возможно, и последует в будущем. А пока обозначу еще одну точку.

"У Нифашева".

Игорь Нифашев, скульптор, художник, певец, философ, собеседник, собутыльник. Он жил на Ботанике в однокомнатной квартире, служившей ему, отчасти, и мастерской. На полу стоял великолепный деревянный бюст Фаворского высотой в метр с лишним, на стеллажах много хороших и редких книг и альбомов. К Нифашеву мы часто заваливались и все вместе и по отдельности. Здесь была атмосфера настоящей богемы и эпатажного вольнодумства. Никто, кроме Игоря Нифашева не позволял себе в то время орать громоподобным басом "коммунисты и фашисты - это одно и то же! Брежнев маразматик и идиот! Советская власть - говно!" Кроме эмоционального всплеска в виде того или иного лозунга, Игорь готов был сколь угодно долго отстаивать свои высказывания в полемике. Впрочем, аргументами, как правило, служили всего лишь другие эмоции, либо ссылки на "авторитетов", что характерно для многих гуманитариев.

Игоря обожали все нищие и алкоголики микрорайона: получив гонорар, подчас немалый, он охотно раздавал деньги направо и налево.

Отдельного описания заслуживают загулы с посещением родственников Ройтмана (да простит мне уважаемый Анатол Харалампиевич столь фамильярные воспоминания и использование его дружеского прозвища тех лет).

Сам Толя жил со своими родителями и женой на Ботанике в частном доме. Это был настоящий молдавский дом с виноградником, садом и огородом. Во дворе был еще один небольшой домик, называемый на местном жаргоне времянкой. На самом деле это был нормальный отапливаемый дом. В нем Толя и жил. Мне приходилось там пару раз ночевать в связи с сильно затянувшимися пьянками.

Загулы могли начаться в любом из вышеназванных мест. В какой-то момент рождалось предложение пойти, скажем, к художнику "К", у которого была мастерская в подвале Кешиного дома. Там продолжались разговоры и питье вина. Потом становилось ясно, что надо ехать к каким-то родственникам Толи Ротару, проживавшим в разных районах города в собственных домах и, естественно, с собственными винными подвалами.

Садились в машину Левы, - у него единственного тогда была своя машина, - и ехали куда-нибудь на окраину города. Там нас гостеприимно встречали, заводили в подвал и допускали к бочкам с вином и всевозможным видам домашнего консервирования. Пьянка продолжалась. Потом вспоминали, что у таких-то (как правило, уже не наши знакомые, а знакомые или родственники наших сиюминутных хозяев) сегодня свадьба, или крестины и т.д. Собирались и ехали к этим людям. Там нас встречал оркестр и всеобщее веселье. Мы тоже начинали петь песни, - пьянка продолжалась!

Сценарии, конечно, были самыми разнообразными, но суть сохранялась неизменной: от одного - к другому, потом к третьему и так до момента, когда, все-таки, захочется спать.

Случалось нам в ходе загула заезжать и в другие города - в Тирасполь, Бендеры и даже в Одессу.

У Ройтмана бывали подвиги и покруче: однажды он, провожая Игорька, зашел с ним в вагон, чтоб выпить на дорожку еще по стаканчику, и уехал в Киев, где провел несколько дней, прежде чем смог вернуться. При этом он регулярно звонил на работу и сообщал Святославу Анатольевичу, что болеет.

Но Лева по части "путешествий" превзошел и этот случай: он вышел из квартиры в домашних тапочках вынести мусор, а, в результате, встретив возле мусорки знакомых, исчез из дому на неделю, посетив при этом несколько славных городов нашей страны.