Красные пианисты - Игорь Бондаренко

 — Хорошо говорит, ничего не скажешь, — прошептала Рашель.

 «Я вижу в небе германские бомбардировщики и истребители с еще не зажившими рубцами от ран, нанесенных им англичанами, радующиеся тому, что они нашли, как им кажется, более легкую добычу».

 — Вы, кажется, правы, Шандор, — заметил Бехтер. — Англичане не пойдут ни на какое соглашение с Гитлером.

 И, как бы услышав то, что было произнесено в этой комнате, спустя некоторое время Черчилль заявил:

 «Мы полны решимости уничтожить Гитлера и всякое напоминание о нацистском режиме. Мы никогда не будем вести переговоров ни с Гитлером, ни с кем-либо из его банды. Каждый человек, каждое государство, которое ведет борьбу против нацизма, получит нашу поддержку. Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу всю ту помощь, на которую способны».

 — Это здорово! — не удержалась Лена. — То, к чему стремился СССР в последние годы, — образование антигитлеровской коалиции — теперь, я думаю, станет возможным.

 «Гитлер хочет сломить русскую мощь, — говорил английский премьер, — ибо надеется, что, если это ему удастся, он сможет бросить главные силы своей армии и авиации на наш остров… Его вторжение в Россию есть не больше как прелюдия к вторжению на Британские острова…»

 — Вот и разгадка всему, — коротко бросил Радо.

 — Но в реализме ему все же нельзя отказать, — заметил Бетхер.

 — Разумеется, — согласился Шандор.

 «Вот почему опасность для русских — это опасность для нас и для США, точно так же как дело каждого русского, борющегося за свое сердце и свой дом, — это дело каждого свободного человека и каждого свободного народа во всех концах земли».

 Речь английского премьера произвела впечатление.

 — Я думаю, Соединенные Штаты Америки тоже вскоре вступят в войну? — сказала Рашель.

 — Наверное. Но это будет не так скоро, как бы нам всем хотелось, — осторожно заметил Радо. — Политика изоляционизма, которую проводило американское правительство, не позволила стране подготовиться к ведению войны в широких масштабах. В Америке сейчас нет боеспособной армии. Пройдет время, пока ее создадут. Но вы, Пауль, наверное, правы, остаться в стороне американцы не могут. Интересы американцев и японцев уже вплотную столкнулись на Дальнем Востоке. Так же как Гитлер не остановился в своей захватнической политике в Европе, так и японцы не остановятся в Азии.

 — Какую помощь англичане могут сейчас оказать России? — спросила Лена.

 — Было бы желание, — сказал Радо. — У англичан сильный флот, сильная авиация. Но станет ли Черчилль рисковать ими? Говорил-то он хорошо. Полагаю, Черчилль будет пока выжидать и Советскому Союзу придется, по крайней мере первое время, драться с гитлеровцами один на один.

Глава седьмая.

   Начальник Главного управления имперской безопасности Рейнгард Гейдрих тайные передатчики, активизировавшие свою работу с началом войны в России, называл «пианистами».

 После двадцать второго июня служба радиоперехвата засекла сразу несколько новых передатчиков. Несомненно, они были связаны с русскими.

 Русская разведка, лишенная теперь возможности пользоваться связными, должна была перейти к единственной оставшейся форме связи — радио.

 Выслушав соображения Гейдриха, рейхсфюрер СС Гиммлер спросил:

 — И много оказалось этих… «пианистов»?

 Гейдрих назвал число.

 — Ого! Целая капелла…

 — «Красная капелла»[2], рейхсфюрер…

 — Да, да… И кому вы думаете поручить это дело? Может, Канарису?

 — Я бы не делал этого, рейхсфюрер.

 — Вы не доверяете адмиралу? Вы ведь, кажется, служили с ним на крейсере «Берлин»?

 — Да, мы служили вместе. И тем не менее…

 — У вас есть доказательства? — перебил Гиммлер.

 — Адмирал вне подозрений… Но люди из его ближайшего окружения не внушают мне доверия.

 — Кто именно?

 — Полковник Остер.

 — У вас есть факты?

 — Я недавно узнал, что тайна рейха — день, когда наши войска должны были перейти границу Голландии, был известен голландскому правительству.

 — Откуда это известно вам?

 — От бывшего начальника голландской секретной службы.

 — Где он сейчас?

 — Сидит у нас в лагере.

 — Ну а при чем здесь Остер?

 — Остер был дружен с военным голландским атташе полковником Сасом…

 — Ну, мало ли кто с кем дружен… Вы ведь с Канарисом тоже друзья, — пустил шпильку Гиммлер, но Гейдрих сделал вид, что не воспринял этой колкости, и продолжал:

 — Накануне того дня, когда в Гаагу ушла шифровка, Остер встречался с Сасом.

 — Ну, это уже кое-что, — проговорил озабоченно Гиммлер. — Пожалуй, вы правы. Канарису не стоит поручать это дело. Фюрер в последнее время им недоволен. Когда недавно зашла речь об адмирале, фюрер перебил меня: «Канарис! Канарис!.. Я не хочу слышать этого имени… По тем данным, которые он предоставил мне перед началом восточной кампании, у русских уже не должно остаться ни одной боеспособной дивизии…» Кстати, Гейдрих, вы ничего пока не говорите фюреру о «пианистах». Не надо его пока волновать. Он и так в последнее время сильно нервничает… Доктор Морелль сказал мне, что боли в желудке у фюрера явно невралгического характера… Так кому вы хотите поручить это дело?

 — Шелленбергу.

 — Что ж… Решение верное. Вальтер справится.

Глава восьмая

 Единственный человек, которого побаивался Вальтер Шелленберг, был обергруппенфюрер СС Рейнгард Гейдрих. Фюрер занят большой политикой. По положению он стоит от него на значительном расстоянии. К тому же Гитлер хорошо знает, что Шелленберг верно служит ему.

 Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер благоволил к Шелленбергу, тот был его доверенным лицом.

 Начальник государственной тайной полиции Мюллер был человеком неглупым, знающим свое дело, но не ему, мужлану, «башмаку», состязаться с интеллектуалом Шелленбергом.

 Его непосредственный начальник Рейнгард Гейдрих был единственным человеком, которого следовало опасаться.

 Проницательность Гейдриха вызывала зависть у Шелленберга. Шелленберг знал, что у Гейдриха есть досье на него, как есть досье на других высокопоставленных лиц рейха. Даже на Гиммлера.

 Гиммлер тоже знал об этом и сам однажды сказал своему любимцу Шелленбергу:

 — Это цепной пес. В своем старании выслужиться этот человек не пощадит никого. Но у цепи два конца, и один — в моей руке. Честолюбивым планам Гейдриха никогда не сбыться. Человек, у которого в жилах есть еврейская кровь, не может в рейхе претендовать на большее положение, чем то, которое он занимает. А что касается усердия… Что ж, пусть усердствует. Пусть действует на страх врагам рейха.

 Шелленберг не хотел бы встать на пути такого человека, как Гейдрих, и не завидовал Канарису.

 Гейдрих давно намеревался подчинить себе абвер — военную разведку и контрразведку — и плел сети, куда рано или поздно должен попасть хитроумный адмирал.

 Сначала Шелленберг думал, что это просто интриги, но потом убедился, что в абвере действительно что-то нечисто.

 Но пусть этим занимается Гейдрих. У Шелленберга своих забот достаточно.

 Он был самым молодым генералом СС. В начале войны ему исполнилось тридцать два года. Он возглавлял VI Отдел РСХА (Главного управления имперской безопасности). В его руках находились все зарубежные связи, вся политическая разведка. Контрразведка тоже подчинялась ему.

 Человек достаточно образованный, владеющий языками, изворотливый, он был белой вороной в СС.

 Он знал, что товарищи за глаза называют его «мартовской фиалкой». Вальтер Шелленберг вступил в национал-социалистскую партию в марте тридцать третьего года, то есть после прихода Гитлера к власти. Прозвище это приклеил ему Гейдрих. «Мартовская фиалка»! Из этого следовало, что он не принадлежал к когорте старых борцов, начинавших с Гитлером.

 Ну что ж… Пусть он будет «мартовской фиалкой»… Еще неизвестно, как повернется война… Не будет ли тогда это поставлено ему в заслугу?..

 Вот чего боялся Шелленберг! Мыслей! Своих собственных мыслей, о которых, не дай бог, узнает Гейдрих.

 Иногда Шелленбергу казалось, что Гейдрих умеет читать мысли. Мистика, конечно. Но обергруппенфюрер нередко задавал такие неожиданные и каверзные вопросы, что от них дух захватывало.

 Шелленберг и Гейдрих сидели в удобных креслах за небольшим столиком в кабинете начальника Главного управления имперской безопасности.

 То, что они расположились не за служебным огромным столом, а вот так, по-домашнему, в креслах, а на столике стояли бутылки «Камю» и кофе, должно было придавать их беседе полуофициальный, доверительный характер.

 — Может, еще рюмочку?.. — спросил Гейдрих.

 — Спасибо. Вы же знаете, обергруппенфюрер… Печень и желудок… Я, к сожалению, лишен с детства многих радостей жизни…