Сезон любви - Элин Хильдебранд

Элла Фицджеральд. Маргарите тоже хотелось петь во весь голос, но она стеснялась, хотя и была у себя дома – а вдруг услышат соседи или почтальон? Поэтому Маргарита позволила петь рукам. Она накрыла тесто для хлеба пищевой пленкой, выставила на солнце, потом достала блендер и выложила в чашу ингредиенты для мусса: яйца, сахар, полчашки крепкого кофе, жирные сливки и восемь унций растопленного темного шоколада «Шарффенбергер». Что может быть проще? Шоколад прислал в феврале редактор кулинарной рубрики канадской газеты в благодарность за рецепт этого самого мусса, который Маргарита дала в своей колонке ко Дню святого Валентина. Читатели были в восторге. Маргарита посоветовала использовать самый дорогой и вкусный шоколад, который только можно найти в радиусе пятидесяти километров. «Ни в коем случае – повторяю, ни в коем случае! – не кладите “Нестле” или “Хёршис”». Маргарита нажала на кнопку, наслаждаясь шумом работающего прибора. Затем перелила шоколадную массу в формочки и поставила в холодильник.

Как оказалось, Портер ошибся насчет ресторана и того, что хотят посетители. Им требовался умелый шеф-повар, авторитет, чтобы показать, как нужно есть. Маргарита создавала клиентуру с каждым новым блюдом, с каждым ужином: самые свежие и зрелые ингредиенты по сезону, изысканное сочетание резкого и нежного, пресного и пряного, хрустящего, соленого, сочного. Начинала с нуля. Иногда делались исключения: у Дэмиана Викса, Маргаритиного юриста, была аллергия на морепродукты, а один из чиновников городского управления терпеть не мог помидоры и жесткие прожилки салата ромэн. Вегетарианская еда? Прихоти беременных? Маргарита потакала многим капризам, хотя ни за что бы это не признала, и спустя несколько лет посетители полностью ей доверяли. Они уже не просили хорошо прожарить стейк или полить блюдо майонезом. Ели все, что предлагала Маргарита: лягушачьи лапки, рагу из кролика с белой фасолью под корочкой из слоеного теста, киноа.

Портер убеждал ее увеличить количество гостей, чтобы удвоить прибыль.

– Одна партия в половине седьмого, другая – в девять. Все так делают, – говорил он.

Маргарита отказалась.

– Когда я заканчивала школу, девочки шли в учительницы или медсестры. Университеты были для мальчиков. Школы кулинарного искусства – для европейцев. Я не делаю то, что делают другие. Если люди хотят ужинать в «Зонтиках», пусть приходят к половине восьмого. Столик на весь вечер будет компенсацией за это неудобство.

– А как же прибыль? – удивился Портер.

– Я не пошлю Франческу стоять у посетителей над душой ради прибыли. Мой ресторан не для наживы, – твердо сказала Маргарет и пояснила, кивнув на еще пустой обеденный зал: – Мы любим друг друга. Я и они.

Песня закончилась. Часы отбили время. Уже десять. Маргарита пошла в спальню – позвонить в магазин и заказать мясо. Предложили кусок вырезки весом в три фунта, меньше не нашлось. Многовато, но Маргарита решила, что упакует остатки и передаст для Ренатиного жениха.

Еще один резкий звук. Последние двенадцать часов все звуки раздавались неожиданно, как выстрел. Что это за пронзительный писк? Неужели сломался CD-проигрыватель? Маргарита поспешила в гостиную. Проигрыватель молча ждал. Звук доносился из кухни. Ах да, это же давно забытый сигнал таймера на кухонной плите. Мидии готовы.

10.07

Рената не думала, что останется одна, тем не менее так и вышло. Кейд с отцом катались на яхте, Сьюзен играла в теннис, в яхт-клубе Ренату ждали только через два часа, и поэтому она решила пробежаться. Может, кофе подействовал, а может, то смутное ощущение беспокойства, которое испытываешь, когда дома нет никого, кроме тебя. Поднимаясь в комнату для гостей по черной лестнице (надо же, здесь и черная лестница есть!), Рената обнаружила Мистера Роджерса, который, выгибая спину, разгуливал между балясинами. Значит, она все-таки не одна.

Рената переоделась в спортивную форму и собрала волосы в хвостик. Уровень вины достиг отметки шесть с половиной по десятибалльной шкале и поднимался все выше. Перед поездкой на остров Рената дала отцу слово, что не при каких обстоятельствах не будет общаться с Маргаритой. Но разве можно было устоять? Она мечтала об этой встрече с той минуты, как они с Кейдом вчера утром сели в самолет; с тех пор как десять месяцев назад Кейд сообщил, что у его родителей дом на острове Нантакет.

– Неужели? – переспросила она.

– Знаешь это место?

– Еще бы! Я там родилась. Там жили мои родители. А моя крестная и сейчас там живет.

Конечно, на самом деле Рената не знала остров, по крайней мере так, как его знал Кейд, который приезжал туда каждое лето.

«В этом году возьму тебя с собой», – пообещал Кейд в октябре после двух недель знакомства. И уже тогда Рената подумала о Маргарите.

Маргарита была как потерпевший крушение корабль. Где-то в глубине трюма хранилось сокровище – информация о Кэндес, информация, к которой Ренату не допускали. И теперь, когда Рената выросла, стала женщиной на пороге замужества, ей хотелось послушать истории о своей маме, пусть даже глупые и пустяковые. А кто знает больше, чем мамина лучшая подруга? То, что Дэниел Нокс запретил дочери встречаться с Маргаритой, вернее, не давал им видеться со дня смерти Кэндес, только подогревало Ренатино любопытство. Отец явно что-то утаивал, возможно многое. «Она сумасшедшая! – твердил он. – Лечилась в писхушке!» Но по телефону крестная говорила совершенно нормально, именно так, как представляла Рената: правильно и красиво. Она явно обрадовалась, услышав Ренату, словно не могла поверить, что та ей позвонила. Наконец-то они вновь увидятся!

Рената вприпрыжку спустилась по черной лестнице («Лестница для прислуги!» – прозвучал возмущенный голос Экшн), задев Мистера Роджерса, который по-прежнему занимался акробатикой, и выбежала на улицу. Чудесный денек!

– Эй!

Рената поспешно огляделась. Надо же, она-то думала, что дома нет никого, кроме нее и кота, а, оказывается, Майлз тоже здесь, стоит со шлангом в руках среди гортензий.

– Ой, привет, – смутилась Рената.

Еще когда Майлз встречал их с Кейдом в аэропорту, она заметила, как он хорош собой, и с тех пор испытывала неловкость в его присутствии.

– Куда это ты собралась? – поинтересовался он.

– Э-э… на пробежку.

– Погодка в самый раз!

– Угу.

Она наклонилась, коснувшись пальцев ног, затем поставила ступню на перила и потянулась к носку, надеясь, что выглядит как балерина с картины Дега, хотя, честно говоря, чувствовала себя полной дурой.

– А ты что делаешь?

– Поливаю сад, – ответил Майлз и добавил приглушенным фальцетом: – Эти прелестные бегонии!