Борис Вилькицкий - Борис Вилькицкий

Перехватывая советские радио, я узнал, что Красная армия теснит армии Колчака и подходит к среднему течению Оби. Пришлось перебрасывать суда из Оби в Енисей, чтобы дать им возможность прийти в более безопасную зону Сибири.

Наконец, закончив перегрузку, корабли пошли в обратный путь в Архангельск и за границу. Выйдя из Карского моря в октябре 1919 года на самом последнем корабле, я узнал по радио от шедших впереди, что в горле Белого моря ими встречено много иностранных судов, идущих на север. Оказалось, что союзники эвакуировали Северную область, бросив армию генерала Миллера на произвол судьбы, и, уходя, топили в реке танки и артиллерию, которую не могли взять с собою обратно, отказав в передаче этого имущества белой армии.

Придя в Архангельск, я не застал там ни одного иностранного военного, кроме английского капитана Новицкого, из русских евреев, который тоже скоро «смылся», и доблестного бельгийца, коменданта Никэз, оставшегося с нами до самого падения белого фронта. По распоряжению адмирала Колчака генерал Миллер продолжал защищать слабыми силами Северной области огромный фронт, от Финляндии до Урала, еще около шести месяцев.

В начале 1920 года правительство поручило мне организовать нужные для получения иностранной валюты тюленьи промыслы во льдах Белого моря. Надо был разработать совместную деятельность нескольких ледоколов, предоставленных правительством, с артелями промышленников из прибрежного населения. Для скорейшего проведения проекта в жизнь я был назначен председателем особой комиссии, членами которой были министр-председатель, четыре других министра, управляющий государственным банком и представитель государственного контроля. Промыслы были успешно организованы и сулили большие выгоды и промышленникам, и правительству.

В феврале 1920 года фронт Северной области был прорван красными в нескольких местах и дальнейшая оборона оказалась невозможной. Пришлось наспех организовывать эвакуацию людей, жизни которых грозила опасность.

Чаплину и мне было поручено руководство эвакуацией. Чаплина назначили комендантом ледокола «Минин», на котором в числе прочих находились члены правительства, меня же — комендантом флагманского корабля «Ярославна», на котором помещался штаб генерала Иванова. «Ярославна» стояла в ремонте, машины были разобраны. Оба корабля были заполнены людьми до последней возможности. Подготовку эвакуации нужно было провести в суточный срок.

Я отдал последний приказ по экспедиции Северного Ледовитого океана, сдав должность одному из моих научных сотрудников, надворному советнику Н. В. Розе[40], и поручив охрану имущества командам, предпочитавшим остаться в России, выплатил им жалованье за несколько месяцев вперед и вступил в новую должность.

Генерал Миллер не хотел эвакуироваться, считая своим долгом разделить участь тех, кто, находясь на фронте далеко от Архангельска, не сможет быть вывезен. Лишь в последнюю минуту, получив сведения, что отрезанная от Архангельска часть армии пробивается сухим путем в Финляндию, нам удалось его уговорить не губить свою жизнь которая еще может быть полезной России, и идти на «Минин».

«Минин» взял на буксир «Ярославну» и стал пробиваться через очень мощные льды в море. Уже в реке, проходя Соломбалу, пришлось отстреливаться от большевиков, вышедших из подполья и стрелявших по кораблям.

По выходе в открытое море выяснилось, что ни вести на буксире «Ярославну» в февральских льдах, ни собрать ее машины в короткий срок, нет

никакой возможности. Ночью переставили с «Ярославны» на «Минин» единственное крупное орудие, перенесли прочее оружие, перевели людей и двинулись дальше на одном «Минине». По пути в горле Белого моря сняли офицеров с «Таймыра» и других ледоколов, промышлявших тюленей. В числе снятых с ледоколов был также мой помощник генерал-майор П. С. Шорин[41].

Вслед «Минину» большевики выслали другой ледокол «Канаду», поставив на него полевую артиллерию. Завязался бой во льдах. Благодаря пушке, перенесенной с «Ярославны», удалось обратить «Канаду» в бегство[42].

Мы с Чаплиным сменяли друг друга на командном посту и благополучно прибыли в Норвегию. Оказалось, что находившийся в то время на Мурмане коммандант Никэз, о котором я упоминал выше, набрал группу морских прапорщиков, захватил пароход «Ломоносов» и также пришел в Норвегию. В Норвегии все мы были интернированы в одном лагере около Тронтгейма и пробыли там кто месяц, кто два, а кто и больше, пока не представилась возможность каждому куда-либо выехать.

Таким образом закончилась в феврале 1920 года вооруженная борьба с большевиками на Северном фронте.

В предыдущих строках я хотел напомнить главные этапы белой борьбы на Севере и вкратце указать на мое участие в ней. Как видно, непосредственного участия в вооруженной борьбе против большевиков мне не пришлось принять, так как мне была отведена работа, стоявшая ближе к моей специальности. Доверие, которым я пользовался у белых вождей и оценка моей деятельности была отмечена правительствами Миллера и Колчака в октябре 1919 года производством меня в контр-адмиралы, вместе с повышением в чине Чаплина, произведенного в капитаны 1-го ранга. Однажды Чаплин, командуя речной обороной на Северной Двине, просил меня согласиться быть его начальником штаба. Дав ему принципиальное согласие, я сказал, что не могу сам решить, на какой из должностей я буду более полезен и что надо предоставить правительству и главному командованию решение этого вопроса. Высшие власти не нашли возможным удовлетворить эту просьбу Чаплина.

Все изложенное выше, не имеющее непосредственного отношения к моей деятельности под большевиками, полагаю, было необходимым привести для пояснения моих дальнейших попыток служить своей родине и помочь русскому народу изжить власть захватчиков-большевиков, а также для объяснения тех возможностей, которые мне для этого представлялись.

Началась жизнь в лагере Тронтгейма и хлопоты о визах. Уже через несколько дней по прибытии в Норвегию я получил через Лондон телеграмму от советских властей в Архангельске, приглашавшую меня вернуться с моими помощниками в Архангельск для продолжения работ и гласившую, что «советская власть очень ценит научных работников». Телеграмму эту я оставил без ответа. После этого я получил другую телеграмму от главного директора «Закупсбыта» К. И. Морозова[43], находившегося в течение нескольких лет в Лондоне, приглашавшую меня прибыть к ним, в Лондон, для переговоров. Я просил адмирала Иванова, ехавшего в Лондон, выяснить, в чем дело, и вызвать меня в случае надобности. Через некоторое время, получив необходимые разрешения, я тоже отправился в Лондон для переговоров с «Закупсбытом».