Лейла (ЛП) - Гувер Колин

Я ударяю кулаком по дверному косяку.

— Давай останемся. — Мои слова звучат беспечно, но в предложении нет ни капли беспечности. Сдается, я в жизни не произносил ничего серьезнее этой пары слов.

— Где? Здесь?

— Да. Может, нам удастся зарезервировать этот номер еще на одну ночь.

Мне нравится выражение ее лица, будто она всерьез обдумывает мое предложение.

— Но твоя группа уезжает. Ты говорил, у вас завтра выступление.

— Вчера ночью мы решили, что я ухожу из группы.

— О. Я думала, это всего лишь предложение, а не окончательное решение.

Подойдя к ней, я тяну за край полотенца, которое она подоткнула на груди. Оно падает на пол. Наши губы встречаются в поцелуе, и я чувствую ее улыбку. По ее жарким объятьям я понимаю, что ей тоже совершенно не хочется уезжать. А ответный поцелуй мигом развеивает ужасающее чувство тоски, успевшее обосноваться в моей груди. — Хорошо, — отвечает Лейла еле слышно.

Показания

Я проговорил уже полтора часа кряду, а детектив не проронил ни слова. Я бы и дальше продолжил, но все это время Лейла не смолкала. Нужно удостовериться, что с ней все хорошо.

По крайней мере, настолько, насколько может быть хорошо девушке, которую держит в заточении ее же парень.

— Прошу прощения, — я обращаюсь к нему, выдвигая стул из-за стола. — Вернусь через несколько минут.

Детектив с пониманием кивает и останавливает запись.

Я снова иду наверх умолять ее довериться мне, пока не разберусь в происходящем. Открыв дверь, вижу, как Лейла, стоя на коленях, изо всех сил пытается освободить запястья от веревки, которой ее руки привязаны к изголовью.

— Лейла, — говорю я беспомощно. — Перестань, пожалуйста.

Она резким рывком тянет руки на себя в попытке разорвать веревку. Я содрогаюсь. Наверняка это ужасно больно. Подойдя к кровати, я осматриваю ее запястья. Они все покрылись ссадинами после многочисленных попыток освободиться и даже начали кровоточить.

В ответ она бормочет что-то невнятное, и я отклеиваю ленту с ее губ. Лейла жадно глотает воздух.

— Пожалуйста, развяжи меня, — просит она, глядя на меня покрасневшими глазами, полными печали. Ее левая щека перепачкана тушью. Мне больно видеть ее такой. Я не хочу, чтобы ей приходилось терпеть это, но у меня нет выбора. Во всяком случае, мне кажется, что у меня его нет.

— Я не могу. Ты же знаешь.

— Прошу, — молит она. — Мне больно.

— Не будет больно, если прекратишь вырываться. — Я поправляю подушку и немного ослабляю веревку, чтобы Лейла могла лечь. Я понимаю, что она чувствует себя узницей. В каком-то смысле так и есть. Но я, по крайней мере, не стал связывать ей ноги. С ней все было бы в полном порядке, если бы она лежала смирно и перестала сопротивляться. Может, даже смогла бы наконец отдохнуть.

— Дай мне еще пару часов. Я заберу тебя с собой, когда мы закончим.

Она закатывает заплаканные глаза.

— Ты обманщик. Теперь только и делаешь, что врешь мне.

Я не принимаю ее слова близко к сердцу, понимая, что она говорит не всерьез. Просто напугана и расстроена.

Но и я тоже.

Наклонившись, я целую ее в лоб. Лейла пытается отодвинуться от меня, но ей мешают веревки. Она плачет, старательно отводя взгляд, и я стискиваю зубы, подавляя чувство вины.

— Я не буду заклеивать тебе рот, если пообещаешь не кричать.

Она соглашается на такие условия и кивает, сломлено глядя на меня, будто в этом сражении я одержал победу. Но я хочу сражаться лишь за то, чтобы у нас все снова стало нормально.

Закрывая за собой дверь в комнату, я слышу, как Лейла начинает всхлипывать. Я чувствую, как ее боль отзывается в каждой части моего тела до треска в костях. Перевожу дух, прижавшись лбом к двери, и стараюсь взять себя в руки.

Когда я возвращаюсь на кухню, на столе меня ждет стакан с напитком темного цвета. Детектив жестом приглашает меня выпить.

— Бурбон, — поясняет он.

Я сажусь за стол и, понюхав жидкость, делаю глоток, с наслаждением чувствуя, как она обжигает горло. Волнение мигом ослабевает. Стоило сразу налить себе выпить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Как вас зовут? — интересуюсь я. Мне известен только адрес почты, с которой он отвечал на мои письма, но это рабочая почта. Его настоящее имя в ней не указано.

Он опускает взгляд на свою рубашку с логотипом Jiffy Lube1, заляпанную масляными пятнами, и нашивкой с именем Рендалл. Он указывает на нашивку.

— Рендалл.

Детектив возобновляет запись, но мы оба знаем, что это не его имя, и я уверен, что рубашка тоже ему не принадлежит. Но, даже понимая, что он скрывает от меня свою личность, я продолжаю отвечать на вопросы, потому что на целом свете больше нет человека, который мог бы мне как-то помочь.

А мне отчаянно нужна помощь.

Настолько отчаянно, что я принимаю решения, которые еще пару месяцев назад не осмелился бы принять.

Любопытно, как сильно необъяснимые явления могут изменить мировоззрение человека. И не только мое мировоззрение, но и моральные принципы, ценности. Мои цели. Мое сердце.

Лидс из прошлого двухмесячной давности захлопнул бы дверь перед носом этого парня. А сейчас я сам обратился к нему, моля о помощи. И теперь, когда он здесь, остается лишь надеяться, что я принял верное решение.

— Как долго вы пробыли здесь после первой встречи? — спрашивает он.

— Еще три дня.

— Произошло ли за это время что-то примечательное?

— Не припомню ничего особенного. В основном мы проводили время в номере. Спускались, только чтобы поесть. Мы оказались здесь в разгар рабочей недели, так что постояльцев было немного.

— После этого вы вернулись в Теннесси, а Лейла уехала в Чикаго?

— Нет. Даже проведя вместе четыре дня, мы были не готовы прощаться. Я пригласил ее погостить неделю у меня в Теннесси, но неделя превратилась в две, потом в шесть, а потом и в восемь. Мы не хотели расставаться.

— И как давно вы уже вместе?

— Около восьми месяцев.

— Произошли ли в вашей жизни какие-то существенные изменения после встречи с ней? Кроме очевидных.

Я отвечаю ему вялым смешком.

— Я даже понять не могу, что вы имеете в виду. Очень многое изменилось.

— Под очевидными изменениями я подразумеваю все, что происходит в доме, — поясняет детектив. — Какие изменения произошли еще раньше?

Я делаю еще глоток бурбона.

И допиваю до дна.

Я размышляю обо всем, разглядывая дно пустого стакана. О фотографии, которую выложил в сеть и последствиях моих действий, о страхе и выздоровлении.

— Первую пару месяцев все было идеально.

— А потом?

Я отвечаю на его вопрос тяжелым вздохом.

— А потом появилась Сейбл.

— Кто это, Сейбл?

— Моя бывшая.

Глава 3

Лейла читает журнал, лежа на моей кровати, а я тем временем запихиваю пару джинсов в рюкзак.

— Ты взял зарядку для телефона? — проверяет она.

— Взял.

— Зубную щетку с пастой?

— Все есть.

— Возьми с собой книжку, — предлагает она. — Тебе долго ехать.

— У меня нет книг.

Лейла опускает журнал к груди и смотрит на меня с выражением, будто я ее оскорбил.

— Лидс, давно доказано, что читающие люди живут дольше. Ты что, хочешь умереть молодым?

Ее мозг как извращенная версия Википедии.

— Я читаю. Просто с телефона. Мне нравится путешествовать налегке.

Она смотрит на меня, вскинув бровь.

— Брешешь. Какую книгу ты прочел последней?

— «Признания опасного человека».

— Кто автор? О чем она? — Лейла ухмыляется, будто мне не выдержать этот допрос.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я не помню имя автора. В семидесятых он вел «Гонг-шоу». — Я отбрасываю рюкзак в сторону и, взяв телефон, включаю его впервые со вчерашнего вечера. Лейла, приподнявшись на локте, с любопытством наблюдает, как я жду, пока загрузятся приложения. Я сажусь на кровать и нахожу нужную книгу в киндл. — Чак Бэррис. Еще он выпустил шоу «Игра молодоженов».